XIII « Воспоминания об их красноречии»
Галилей целиком погрузился в работу над новой книгой - со всем энтузиазмом, который ему придавали наука, религия, жизненный опыт и его тяга к драматической форме диалога. Тема и не заслуживала меньшего. В посвящении великому герцогу Тосканскому Галилей писал:
«Строение Вселенной можно поставить на первое место среди явлений природы, доступных нашему познанию. Опережая все другие предметы величием, определяемым его всеобщим характером, явление сие должно главенствовать над ними в силу своего благородства, будучи их законом и порядком. Следовательно, если какие-то люди радикально превосходят всех прочих по интеллекту (а такими были Птолемей и Коперник), их взгляд поднимается к высшим сферам, они рассуждают о строении мира. Мои диалоги… направлены на сравнение учений двух этих людей, коих я считаю величайшими умами, оставившими нам столь серьезные размышления в своих трудах».
Написание «Диалогов» заняло у него примерно шесть месяцев - ученый приступил к сочинению после встречи с папой Урбаном в 1624 г. Но поскольку Галилей в действительности задолго до того начал размышлять над этой темой и уже ранее брался за создание некоторых разделов исследования, хотя и не в форме диалога, а в качестве «Трактата о приливах», сам он считал данную книгу результатом десятилетней работы.
Галилей экспериментировал с жанром диалога, еще шутливо представляя новую звезду в 1604 г., а также в пьесах, сочиняемых для родных и друзей, а его отец и пользовал форму диалога для изложения своих идей о древней и современной музыке. Помимо популярности жанра диалогов в научной литературе той эпохи, подобная форма изложения в какой-то мере защищала Галилея: излагая недостатки теории Птолемея - и достоинства учения Коперника - устами персонажей, автор дистанцировался от их оживленного спора, словно сам был незаинтересованным наблюдателем. Кроме того форма диалога позволяла персонажам отвлекаться от главной темы и переключаться на другие - например магнетизм[46], - которые Галилей считал не менее увлекательными, чем основная дискуссия.
Его книга приобрела форму оживленной беседы, растянувшейся на четыре дня, словно драма в четырех актах; в ней участвовали три вымышленных приятеля, индивидуальность каждого из них выражалась в том, какой теории тот придерживался. Персонаж, названый Сальвиати, представлял собой почти полное alter ego[47]Галилея. Сагредо, умный и восприимчивый человек, располагающий средствами, обычно принимал сторону Сальвиати. Симплицио, напротив, был надменным последователем Аристотеля, философом, любившим к месту и не к месту цитировать латинские изречения; он часто разражался многословными речами, прежде чем оказаться в дураках. Галилей вывел и самого себя в качестве второстепенного персонажа - беседовавшие время от времени упоминали Академию-деи-Линчеи или рассказывали об открытиях и идеях «нашего общего друга».
Многие из ближайших друзей Галилея, которому в то время перевалило за шестьдесят, уже умерли. Но в «Диалогах» он вызвал к жизни тени двоих: Филиппе Сальвиати - великодушного хозяина Вилла-делле-Сельве под Флоренцией, на которой Галилей жил достаточно долго и писал, одновременно поправляясь после тяжелых приступов болезни; и Джиованфранческо Сагредо - этот ученик, с которым Галилей занимался в частном порядке в Падуе, поддерживал тесные контакты с учителем вплоть до самой своей смерти в Венеции в 1620 г. Имя Симплицио не носил никто из коллег Галилея, но в VI веке жил философ-грек Симплициус, известный комментатор Аристотеля. За этим старинным именем явно скрывался современник Галилея - считается, что это мог быть педант Чезаре Кремонини, философ из университета Падуи, который часто выступал во время научных дебатов против Галилея. С другой стороны, имя Симплицио созвучно итальянскому слову «sempliciotto» - «простак»: так что тут явно содержался прозрачный намек и это не могло быть непреднамеренным.
В предисловии к «Диалогам» Галилей пояснял:
«Много лет назад, в прекрасном городе Венеции, мне представилась возможность несколько раз беседовать с Джиованфранческо Сагредо, человеком необычайно знатным и обладавшим к тому же острейшим умом. Из Флоренции к нам приехал тогда с визитом Филиппо Сальвиати, наименьшими из достоинств которого были: чистота крови и величие богатства; свой возвышенный интеллект питал он таким изящным лакомством, как утонченные размышления».
Галилей нередко обсуждал с этими двумя друзьями те три основные темы, которые стали теперь центральными в «Диалогах о приливах», а именно: вопрос о движении Земли, структура Вселенной, а также морские отливы и приливы.
«Теперь, когда горькая смерть опустошила Венецию и Флоренцию, лишив их этих двух светил, едва достигнувших середины жизненного пути, я решил продлить по мере своих скромных возможностей их существование, возродив на этих страницах и использовав в качестве собеседников в настоящей дискуссии… Может быть, двух этих великих душ, всегда драгоценных для моего сердца, порадует, если моя неумирающая дружба возведет в их честь сей памятник. И может быть, воспоминания об их красноречии помогут мне передать потомкам обещанные размышления».
Действие «Диалогов» происходит во дворце Сагредо в Венеции, куда его гости - Сальвиати и Симплицио - ежедневно прибывают в гондоле. Все трое, согласно сюжету, посвятили четыре дня собственному просвещению, изолировав себя от внешнего мира ради интеллектуального отдыха, чтобы «обсудить как можно более ясно и детально» две главные концепции системы строения мира (именно так они называли Вселенную).
Галилей писал по-итальянски, обращаясь к широкой аудитории, все пятьсот страниц «Диалогов» отличаются великолепным, просто роскошным стилем - поэтичным, дидактическим, благочестивым, задиристым и шутливым. Изредка он иллюстрирует текст, позволяя персонажам при необходимости рисовать простые схемы. Так, Сагредо, выражая благодарность более образованному Сальвиати за один из таких набросков, говорит: «Достаточно одного взгляда на диаграмму, чтобы все прояснилось, продолжай».
Почти на каждой странице на полях - там, где Галилей обычно делал пометки для себя при чтении книг, он разместил короткие фразы, которые описывали содержание параграфа или выделяли главную идею абзаца. Несколько цифровых таблиц включали результаты наблюдений, однако они появляются только на третий день «Диалогов» - к этому времени простой читатель уже подготовлен к их восприятию или хотя бы к тому, чтобы скользнуть по ним взглядом, не вникая в подробности, но не теряя интереса к книге.
Центральная проблема «Диалогов» - попытка защитить учение Коперника, не вступая в противоречие с Церковью; Галилей заявляет об этом на первой же странице предисловия. Он принимает на себя трудную задачу объяснить непростое положение, возникшее в Италии, где ученый (он сам, Галилей) вынужден совершать жизненно важные открытия, имеющие отношение к доктрине Коперника, в то время как сама доктрина отвергается правящими религиозными авторитетами. На это он намекал и в «Ответе Иньоли». Теперь же Галилей публично заявлял о своей позиции, обращаясь к «проницательному читателю»: «Несколько лет назад в Риме был опубликован эдикт, который, с целью преодолеть опасные тенденции нашего века, наложил временный режим молчания на пифагорейское мнение, что Земля движется. Были и те, кто дерзко заявлял, что решение сие было не следствием юридического расследования, но результатом страсти не слишком хорошо осведомленных людей. Раздавались жалобы, что советники, не имевшие ни малейшего представления об астрономических наблюдениях, не имели права обрезать крылья думающим интеллектуалам с помощью поспешных запретов». Галилей выражал те же чувства в «Письме к великой герцогине Кристине». Но то прошение было написано еще до издания эдикта. После его появления Галилей ни разу не противоречил святым отцам. «Диалоги» подводили итог его размышлениям о том, что истины Природы открываются через науку. Он был убежден, что такие истины могут лишь возвеличить Слово и деяния Господа.
