Тацит называет известие о проведении римских легионов «под ярмом» молвой, но приводит далее такие подробности унизительного ухода римлян, что даже если и не было позора «под игом», то все равно была постыднейшая потеря всякого достоинства при отступлении:
«Молва добавляла, что римские легионы были проведены под ярмом и притерпели другие унижения, начало которым было положено армянами. Так они стояли вдоль дорог и, заметив некогда захваченных нами рабов или вьючных животных, опознавали их как своих и уводили с собой; они также отнимали у наших одежду, отбирали у них оружие, и запуганные воины уступали им, чтобы не подавать повода к вооруженному столкновению. Вологез, собрав в груду оружие и тела убитых, с тем чтобы это было наглядным свидетельством нашего поражения, не стал смотреть на прохождение нашего поспешно уходившего войска; удовлетворив свою гордость, он хотел, чтобы разнеслась молва о его умеренности». [247]
Корбулону удалось после унизительного поражения Пета при Рандее заключить с парфянами все же вполне достойное перемирие. Вот когда пригодились укрепления, построенные по его приказу не только на западном, римском берегу Евфрата, но и на восточном, принадлежащем уже Парфии. Римляне соглашались срыть возведенные на восточном берегу укрепления, но парфяне не должны были провозглашать Тиридата вновь царем Армении.
В следующем, 63 году был подписан мир между двумя государствами. Тиридат все же становился царем Армении, но царскую диадему получал из рук Нерона. Сей торжественный акт должен был отвлечь внимание от того, что война за Армению Римом Парфии была проиграна. Не столь уж важно, из чьих рук Тиридат получал корону, важнее было, чей он брат и в чьих интересах собирался править страной. Вологез во всех смыслах был ему ближе Нерона. Старший брат, гордящийся своим великодушием, позволил брату младшему совершить поездку в Рим за искомой диадемой. Армения вновь оказалась под покровительством Парфии. Внешне, правда, все было так обставлено, что римляне, не задумывавшиеся о действительном положении дел, могли вообразить, что Тиридат станет чуть ли не их ставленником и, вообще, мир почетный и Рим, как всегда, победил. Дион Кассий даже сообщает об очередном провозглашении Нерона императором в честь мира, подписанного в той самой Рандее, где состоялось унижение легионов Пета. [248]Но другие авторы этого не подтверждают. С учетом реалий события, думается, даже Нерон не рискнул бы в этом случае принимать очередной титул императора, достойный триумфа. Уж больно противоречило бы это римским обычаям. Нерон, конечно, хорошо понимал, что случилось на самом деле, но решил не наказывать виновника позора римлян, с одной стороны, и не строить из себя победителя — с другой. Когда Пет вернулся в Рим, Нерон принял его вполне милостиво, не преминув при этом проявить свое остроумие, сказав, что прощает Пета сразу, дабы избавить человека, столь подверженного страху, от долгой тревоги. В то же время торжественный приезд Тиридата в Рим был отложен на целых три года и состоялся только в 66 году. Нерону в это время было очень важно показать римскому народу свое могущество и успехи своего правления. Ведь не остыла еще память о страшном пожаре, да и заговор Пизона и его громкое разоблачение случились совсем недавно.
Подробное описание прибытия в Рим Тиридата оставил нам Светоний. Не питавший к этому цезарю каких-либо симпатий, он все же поставил устроенное им для народа зрелище в заслугу Нерону:
«К числу устроенных им зрелищ по праву можно отнести и прибытие в Рим Тиридата. Это был армянский царь, которого Нерон привлек несчетными обещаниями. День его появления перед народом был объявлен эдиктом, потом из-за пасмурной погоды отложен до самого удобного срока; вокруг храмов на форуме выстроились вооруженные когорты, сам Нерон в одеянии триумфатора сидел в консульском кресле на ростральной трибуне, окруженный боевыми значками и знаменами. Сперва Тиридат взошел к нему по наклонному помосту и склонился к его коленям, а он поднял его правою рукою и облобызал; потом по его мольбе он снял с его головы тиару и возложил диадему, между тем как сенатор преторского звания громко переводил для толпы слова молящегося; и, наконец, повел его в театр и там после нового моления посадил по правую руку с собою рядом. За это он был провозглашен императором, принес лавры в Капитолийский храм и запер заветные ворота Януса в знак, что нигде более не ведется войны». [249]
Дион Кассий приводит речь Нерона, обращенную к Тиридату. В ней он хвалил царя Армении за то, что тот сам явился к нему. Он напомнил, что Армения не является его отеческим владением, а брат, отдавший ее Тиридату, не сумел его защитить. Потому царство Армения — милостивый дар Нерона Тиридату. Нерон подчеркнул, что делает его царем Армении, дабы все знали, что он обладает властью лишать царств и даровать их. [250]
Последнее заявление не должно было быть воспринято римлянами как голословное. Рандейский позор случился далеко от Рима и Италии да и позабылся за прошедшие после него годы. Кроме того, в последние два года империя приросла двумя пусть и небольшими, но все же царствами. С согласия царя Полемона Понтийское царство, точнее, его последний формально независимый обрубок с городом Трапезундом. Случилось это в 64 году. В году следующем произошло еще одно приращение империи. После смерти царя лигуров Котия, правившего небольшим царством в Альпах, его владения вошли в состав Римской державы. [251]Поэтому общий фон позволял Нерону облачиться в триумфальные одежды и принять очередной раз титул императора. Добавим, что закрытие дверей храма Януса случилось в Риме только в четвертый раз: впервые это сделал царь Нума Помпилий, правивший в Риме после Ромула, во второй раз — после победной войны с Карфагеном в 241 году до новой эры, а в последний раз это торжественно сделал Август в знак того, что он обеспечил народу Pax Romana — Римский мир. Для убедительности Август закрывал их трижды.
Напоследок процитируем еще раз Светония, сообщающего, во что стало Риму и римскому народу торжество в связи с прибытием в столицу империи царя Тиридата:
«На Тиридата, хоть это и кажется невероятным, он тратил по восемьсот тысяч в день, а при отъезде пожаловал ему больше ста миллионов». [252]
Приведенные цифры действительно кажутся невероятными. Имперские финансы, совсем недавно не без труда выдержавшие восстановление Рима и строительство Золотого дворца Нерона, понесли очередной трудновосполнимый урон. Иллюзия победы над Парфией и утверждения на престоле царства Армении царя, всем обязанного Нерону, обошлась слишком дорого. Не случайно вскоре Нерон начнет лихорадочно изыскивать денежные средства для пополнения казны, охотно соглашаясь на самые фантастические проекты.
Таким образом, многолетнее противоборство Рима с Парфией за Армению завершилось для империи в целом неудачно. Собственно, неудача не была столь уж значительной. Рим ничего не приобрел, но ничего особенно и не потерял. Но финансовые потери от создания видимости победоносного завершения войны с Парфией оказались слишком велики и во многом предопределили исход правления Нерона.
Более успешными оказались военные действия, которые велись в правление Нерона на нижнем Дунае и в Крыму. Здесь в 60 году проконсул провинции Нижняя Мезия (территория совр. Добруджи в Румынии и Болгарии) Тит Плавтий Сильван Элий отразил вторжение варваров, подавив волнения местного населения, и переселил к тогу от Дуная в римские владения около ста тысяч человек. Он же успешно воевал в Тавриде, защищая от вторжений кочевников-сарматов Боспорское царство. Последнее имело для Рима немалое значение, поскольку было одним из крупнейших поставщиков зерна. Огромная партия зерна после похода Тита Плавтия Сильвана Элия была отправлена в Рим, будучи самым весомым доказательством его успехов.
