Нерон и христиане
Немедленно принятые Нероном меры помощи пострадавшим от пожара были своевременными и вполне соответствовали ситуации. Для погорельцев были открыты Марсово поле, собственные сады Нерона. Спешно возводились временные строения дня тех, кто в результате пожара утратил свое жилье. А таких было множество. Из четырнадцати городских кварталов Рима пожаром оказались объяты десять, из которых три выгорели дотла, а в семи остальных «сохранились лишь ничтожные остатки обвалившихся и полусожженых строений». [176]В город незамедлительно доставили продовольствие и цена на него была заметно снижена, учитывая бедственное положение сотен тысяч жителей Рима.
Но все эти действительно разумные и благодетельные меры никак не могли убедить народ в добрых намерениях принцепса. «Нерон — поджигатель!» — этот слух не только не прекращался, но, наоборот, стремительно распространялся. Известно, что именно среди бедствующего народа проще всего распространяются самые удивительные слухи, неожиданно объясняющие и конкретно указывающие виновника народных страданий. Чем поразительнее слух, тем скорее утвердится он во мнении народном, особенно если указывает на именитого виновника. Трудно было изобрести что-либо более удивительное, а потому для потрясенного бедствием и страдающего народа более убедительное, нежели утверждение, что сам цезарь велел поджечь Рим себе на потеху.
Нерону и его окружению стало очевидно, что надо принять ответные действия, простейшее — это жестокое преследование распространителей зловредных слухов, но поскольку число злоумышленников и злоречивых исчислялось по меньшей мере десятками, если уж не сотнями тысяч, то такой способ противодействия очернению светлого имени цезаря следовало сразу же признать негодным. Попытки наказывать распространителей чудовищной сплетни как раз окончательно убедили бы всех в совершенной подлинности слуха об императоре-поджигателе. Потому было решено отвлечь внимание народа, указав на «истинных» поджигателей, поиск которых оказался непродолжительным.
Далее слово Тациту, сообщившему потомкам уникальные сведения о событиях в Риме после великого пожара:
«И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виновных и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пришла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащим к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их обличали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязаниях колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона». [177]
Действительно, обмануть никого не удалось. В вину христиан не поверили даже те, кто относился к ним с крайней недоброжелательностью. Если у Тацита безвинные страдания христиан даже пробудили сострадание к ним, то Светоний полагал наказание христиан справедливым и ставил его в заслугу Нерону: «Наказаны христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия». [178]В то же время именно Светоний наиболее категорично возлагал на Нерона вину за поджог Рима…
Процитированные выше строки из пятнадцатой главы «Анналов» Тацита можно смело полагать самыми знаменитыми строками из его сочинений. Исторические споры вокруг них не утихают до настоящего времени и едва ли когда-либо прекратятся. Гиперкритиков античных авторов и особенно историков, следовавших или вынужденных следовать в узком русле воинствующего безбожия, они крайне раздражали и их вопреки всякому здравому смыслу даже объявляли «интерполяцией», то бишь позднейшей вставкой. Ведь требовалось доказывать, что Иисуса Христа вообще никогда не существовало!
На деле же строки эти отразили событие, историческое значение которого переоценить не представляется возможным и смысл которого современникам, особенно римлянам, никак не мог быть понятен. Произошло первое столкновение Рима и христианства, великой Империи и юной религии, не вышедшей еще за рамки незначительной секты. Столкновение, ставшее началом великого противостояния, во многом предопределившим судьбы не только самой римской державы, но и всей античной цивилизации. Не случайно крупнейший историк заката Римской империи Эдвард Гиббон именно христианство полагал главной силой, сокрушившей Рим, а знаменитый философ Фридрих Ницше писал:
«Imperium Romanum, каким мы знаем его, каким все лучше узнаем по истории римских провинций, это поразительнейшее творение в монументальном стиле — оно было только началом, строительство было рассчитано на века, которые оправдали и подтвердили бы его… С тех пор так не строили — не мечтали строить так, sub specie detemi (под знаком вечности). Организация была столь крепкой, что выносила и дурных императоров: случайной личности ничего не поделать с таким замыслом, — вот самый первый принцип архитектуры большого стиля. Но она была недостаточно прочной, чтобы противостоять наихудшему виду порчи — христианину». [179]
Разумеется, совершенно необязательно (скорее, и не нужно) соглашаться с немецким философом в характеристике христианина как наихудшего вида порчи, но то, что он оказался в непримиримом противоречии с римской цивилизацией, — несомненно.
Христианские мыслители античной эпохи именно Нерона полагали зачинателем гонений на свою веру. Вот что писал крупнейший историк христианской церкви Евсевий Памфил:
«Когда власть Нерона окрепла, он устремился к делам нечестивым и восстал на веру в Бога Вседержителя. Писать о всех мерзостях; на которые он был способен, не наша нынешняя задача, да и многие оставили очень подробные рассказы о нем, кому любопытно, может ознакомиться с грубостью и безумием этого нелепого человека, безрассудно погубившего тьму людей, не щадившего по своей кровожадности ни родных, ни друзей: он погубил мать, братьев и жену, словно злейших врагов своих, предав их различной смерти. Недоставало ему одного: стать первым императором — гонителем веры в Бога». [180]
Римлянин Тертуллиан так вспоминает об этом:
«Возьмите записи о вашем прошлом: вы найдете, что Нерон был первым, кто стал преследовать наше учение, когда, покорив весь Восток, стал особенно свирепствовать в Риме. Мы хвалимся таким зачинателем гонения, ибо кто же, зная его, не подумает, что Нерон не осудил бы христианства, не будь оно величайшим благом».
Тертуллиан писал на рубеже II–III веков, Евсевий — в IV веке, но еще ранее современник Нерона, один из первых христианских писателей Иоанн из Патамоса в своем знаменитом «Откровении» объявил Нерона антихристом. Знаменитое число 666, скрывающее антихристово имя, означает «цезарь Нерон». Это установили ученые еще в XIX веке.
