— Для городской зоны существуют три строгих правила, — объяснил он. — Во-первых, запрещается вступать в контакт с лицами, которых вы знали при жизни, запрещается позволять себя узнать, запрещается возобновлять старые связи. Ну, здесь, я полагаю, — Бельяр самодовольно улыбнулся, — не должно возникнуть затруднений.

— Это почему? — осведомился Макс.

— Мы внесем небольшие изменения в вашу внешность, — объяснил Бельяр, — совсем маленькие изменения. Но не волнуйтесь, это будет сделано очень деликатно.

— Но я не хочу, — живо возмутился Макс, — я отказываюсь.

— Я же вам сказал, не волнуйтесь, — повторил Бельяр. — Когда вам после поступления сюда делали операцию, то уже тогда с помощью пластической хирургии мы изменили некоторые детали.

— Какие детали? — испуганно вскричал Макс, хватаясь руками за лицо.

— Видите, — сказал Бельяр, — вы этого даже не заметили. Теперь вам предстоит еще одна операция, ничего серьезного, уверяю вас. Всего лишь заключительная коррекция. Несколько последних штрихов, и вас уже никто не узнает. Так что внешность — это наша забота. Повторю вам еще раз: ничего особенно страшного здесь нет, для вас это изменит не так много, как вы думаете. Люди не представляют, насколько удобно оставаться инкогнито. Следующий пункт состоит в том, что вам, конечно же, придется сменить имя, фамилию и раздобыть новые документы, и это будет уже целиком ваша забота.

— Но позвольте, — жалобно возразил Макс, — я ничего в этом не смыслю, я даже не знаю, как за это взяться.

— Это уже меня не касается, — сухо произнес Бельяр в своей прежней, резковатой манере. Затем, видя растерянность Макса, он порылся в кармане, извлек оттуда записную книжку и принялся ее перелистывать. — Впрочем, я вам все же дам один адрес, — сказал он, — это в Южной Америке, не знаю, существует ли он еще. Думаю, надо попытаться вам организовать там небольшую стажировку.

— Но я ведь там совсем ничего не знаю, — повторил Макс.

— В первое время вам помогут, — сказал Бельяр, — а дальше вам придется выкручиваться самому. Ладно. Правило третье: как я уже говорил, в городской зоне запрещается возвращаться к прежнему роду занятий. Разумеется, в широком смысле. Это правило распространяется на всякий вид деятельности, родственный вашей прежней профессии. Вы уже не сможете быть артистом, как раньше, вам придется заняться каким-нибудь настоящим ремеслом, будете работать, как все остальные. Найдете себе что-нибудь. Здесь мы вам тоже посодействуем.

— А деньги? — спросил Макс.

— Это мы предусмотрели, — ответил Бельяр, — для начала вас снабдят небольшой суммой. Ну, кажется, я вам все сказал. Ваша операция начинается через двадцать минут, а после вы сразу же отбываете. Я зайду за вами через минуту.

Едва дверь за ним закрылась, как на пороге появился Дино, улыбка которого в этот раз была на полтона ниже обычной.

— Итак, вы нас покидаете, — серьезно сказал он.

— Да, — озабоченно вздохнул Макс, — они меня отсылают обратно, не знаю, как там все сложится.

— Я уже в курсе, мсье. Мне очень жаль.

— Дино, — простонал Макс, — нельзя ли мне выпить стаканчик, может, мне полегчает?

— Боюсь, что это вряд ли возможно, — сказал коридорный, — ваше пребывание здесь закончено. По правде говоря, я пришел приготовить комнату для следующего. Как видите, места здесь долго не пустуют. Увы, в этом неудобство моей профессии, люди сменяются так быстро, что нет времени подружиться.

— Понимаю, — сказал Макс, — понимаю.

Снова появился Бельяр в сопровождении санитара, и Макс поспешно распрощался с коридорным.

— До свидания, Дино, спасибо за все и простите, если я вам надоел.

— Надоели мне? Да вовсе нет, что вы, никогда.

— Ну, как же, помните тот вопрос, с которым я к вам приставал?

— Да ладно вам, — сказал Дино и снова сверкнул своей классической улыбкой, приправив ее на этот раз непривычным подмигиванием, — эта прямая цитата из фильма «Бандолеро» с участием Рэкел Уэлш ясно ответила на вопрос.

— Ладно, ладно, поехали, — с нетерпением сказал Бельяр.

В операционном блоке хирург, впрочем, не тот, что был в прошлый раз, не дал Максу никаких разъяснений. Для наркоза ему не сделали инъекцию, как он ожидал, а наложили на лицо пластиковую маску, газ из которой снова заставил его погрузиться в искусственный сон, раньше чем он успел задаться вопросом, где, когда и как он проснется, да и проснется ли вообще.

Его разбудили беспорядочные толчки гидросамолета, маленького желтого аппарата, который в слепящем свете утренней зари приводнялся посреди большой реки с мутно-желтой водой. Открыв глаза, Макс заметил вдалеке справа у воды довольно большой город заброшенного вида.

— Икитос, — кратко объявил пилот, молодой человек, с усиками ниточкой и в фальшивых темных очках «Рэй-Бан», с иридиевым покрытием.

Застыв в неподвижности, гидросамолет покачивался на поверхности воды, в невыносимой даже в этот ранний час духоте. Через несколько минут молодой человек открыл дверцу и указал кивком на быстро приближающуюся пирогу с мотором, которая, подплыв, тоже закачалась рядом с одним из поплавков самолета. Макс жестом поблагодарил пилота и спрыгнул в пирогу, сразу же взявшую курс на речной терминал, находившийся выше по течению. Хозяин пироги оказался столь же немногословным, как и пилот.

Весь багаж Макса состоял из неизвестно откуда взявшегося маленького рюкзака; внутри он нашел туалетный несессер, о покупке которого он тоже не помнил, конверт с небольшой суммой денег в местной валюте и клочком бумаги с адресом отеля и номером телефона, над которым было написано имя — Хайме. Судя по всему, этих денег должно было хватить, чтобы продержаться какое-то время в стране со слабой валютой, о состоянии которой нетрудно было догадаться, лишь взглянув на видневшийся вдали довольно невзрачного вида город. Макс не осмелился спросить у хозяина пироги, в какой именно части Южной Америки он оказался. Подобный вопрос прозвучал бы слишком уж странно, да и не смог бы Макс его задать, не владея ни испанским, ни португальским языками. Как бы там ни было, сначала надо было постараться купить себе что-нибудь из одежды, так как, кроме того, что было на нем: рубашки, брюк без ремня и желтых туфель, которые немного жали, — у него не было ничего.

Расположенный на северо-западе Южноамериканского континента, на равном расстоянии от трех границ, зажатый между Амазонкой и тропическим лесом, Икитос, насчитывающий триста тысяч жителей, был построен на правом берегу этого огромного водного потока. Единственной статьей закона № 14702 от 5 января 1964 года он был официально утвержден в качестве речного порта на Амазонке. Окруженный со всех сторон рекой и ее притоками, Икитос с полным основанием мог бы считаться островом, так как к нему не вела ни одна дорога и попасть в него можно было только по воздуху или по воде. На берегу чередовались причалы и пристани, к одной из которых и направилась пирога. В стоящем возле пристани «форде» Макса ждали двое мужчин, Оскар и Эсау, они вышли из машины, чтобы встретить Макса.

Оскар, гораздо более молодой, чем Эсау, более разговорчивый и плотный, в рубашке с короткими рукавами и с цепочкой на шее, прекрасно говорил по-французски. Прежде чем пригласить Макса сесть в машину, Оскар, не называя прямо Бельяра, дал понять, что осведомлен о его влиянии и о том, какие формальности предстоит выполнить Максу. Они поехали по изрытой дороге, судя по всему ведущей в центр города. Эсау, в темном костюме и галстуке, с зачесанными назад волосами, в толстых, массивных очках, довольствовался тем, что молча и неспешно вел старый помятый сине-зеленый «форд», сиденье и руль которого были затянуты бледно-желтым плюшем, а на приборной доске под ветровым стеклом лежал красный бархатный коврик с золотыми кистями. Поскольку этот коврик постоянно съезжал и норовил упасть при малейшем толчке, большую часть времени Эсау был занят тем, что одной рукой терпеливо возвращал его на место: казалось, его больше всего заботит, чтобы коврик удержался там, где находился. Оскар иногда помогал ему его поправлять. Это занятие постоянно отвлекало Эсау, и он ехал очень медленно, в среднем не быстрее километров тридцати в час, а в некоторых местах и двадцати. Когда один из «дворников» без видимой причины вдруг пришел в движение и, шурша, стал ползать по ветровому стеклу, Эсау, пытаясь его остановить, пощелкал всеми ручками на панели управления, и поскольку это не помогло, то он перестал обращать на него внимание. В машине без кондиционера становилось все жарче и жарче, и Эсау наконец надоело поправлять постоянно съезжавший коврик. Махнув рукой и на него, он никак не отреагировал, когда коврик упал.