— Ради всего святого! Вы ведь познакомились через брачное агентство! Не припомню, чтобы об этом было написано в твоей анкете или в твоих справках о здоровье. Ты на полном серьезе сообщаешь мне, что мой зять не… не настоящий мужчина?! Это нелепость, абсурд. Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я тебе поверю?

Далее он заметался из крайности в крайность — то бомбардировал меня гневными заявлениями, то переходил на умоляющий шепот. К примеру, обрушив на меня высокопарное обвинение в том, что я самозванец, немедленно принимался жалобно шептать:

— Пожалуйста, нет, нет, только не это!

Только не это! Только не такой порядочный молодой человек, как я! Такой просто не может вдруг оказаться гомиком!

Я молчал. Краем уха слышал гудение холодильника на кухне. Мой тесть снова сел на диван и понурил голову с совершенно безутешным видом. Довольно долго ни один из нас даже не шевельнулся.

— Я ухожу.

Он резко вскочил, надел пиджак и прошествовал к двери, не удостоив меня даже взглядом. Я услышал, как, надевая туфли в прихожей, он бормочет:

— Что же мне прикажете жене сказать?

Глядя в пол, я встретил его уход молчанием. Хлопнула дверь, гулкий металлический удар отрикошетил от стен холла.

— Привет, Секо, я дома. — Я полагал себя обязанным ей сказать. — Твой отец только что ушел.

— Да? — Секо смотрела на ванну.

Разграфленный белый лист бумаги, прибитый кнопками, висел у раковины, но ванна оказалась слишком велика для успехов в скоростных заплывах. Золотая рыбка так ни разу и не переплыла ее из конца в конец.

— Думаешь, сегодня у нее получится? — спросил я, но Секо не ответила.

Да, особых надежд не было — рыбка лениво дрейфовала на поверхности, почти не двигаясь.

— Если ты самозванец, — Секо говорила, следя глазами за рыбкой, — то и я тоже самозванка. Ведь правда?

Лицо у нее было серьезное, брови нахмурены.

— Мой папочка, похоже, просто совершенно не врубается.

Она пыталась меня приободрить, и внезапно я почувствовал себя жалким и одиноким. Я стоял и смотрел на спину Секо. На ее длинные волосы. На узенькие плечики. На слегка обветренные пятки.

Позже, тем же вечером, мой тесть позвонил нам. Сказал, что собирается приехать в воскресенье.

— Вместе с женой, — добавил он. Голос его звучал гораздо спокойнее, чем днем, но так и звенел от гнева. — И я был бы очень признателен, если бы твои родители тоже присутствовали. Потрудись поставить в известность Секо.

— Непременно поставлю, — заверил я, но необходимости в этом не было. Прижавшись ушком к трубке, затаив дыхание и насупившись, Секо стояла рядом со мной. — Да, конечно. Значит, послезавтра. После обеда. Да, естественно, мы будем дома.

Я повесил трубку, и Секо рывком вытащила телефонный штепсель из розетки.

— Полагаю, хоть завтрашний день мы можем прожить тихо и мирно, — отрезала она.

Воскресенье наступило слишком скоро. За завтраком Секо с каменным безразличием на лице ела собственноручно приготовленный морковный салат с лапшой, я же совершенно лишился аппетита. Я выпил три чашки кофе. Пролистал газеты. Пытаясь как-то успокоиться, до блеска перетер кастрюли. На улице стояла восхитительная погода. Женщина из многоквартирного дома напротив нашего вывесила проветрить на балконе футон.

Родители мои прибыли в одиннадцать — на два часа раньше срока. Мать сняла туфли на высоких каблуках и аккуратно поставила их возле двери.

— Как же сегодня жарко, — сообщила она, когда мы расселись в гостиной.

— Рада, что мы приехали первыми, — сказала матушка.

Они, конечно, держались напряженно, но, к облегчению моему, гораздо спокойнее, чем можно было ожидать.

— А как поживаешь ты, Секо? — спросила мать, оскаливая алый рот в улыбке, и протянула небольшой пакет, который принесла с собой. — Это тебе. — Когда она улыбалась, то слегка наморщивала нос. — Сливы. Надеюсь, ты любишь сливы?

Секо улыбнулась в ответ. Сказала: «Спасибо, люблю». Улыбка у нее вышла неловкая.

— Мы были весьма удивлены, услышав, что они так внезапно желают с нами увидеться. Мы звонили вам вчера, но так и не смогли дозвониться. В толк не возьму, что же они намерены нам сообщить, если решили собрать нас всех вместе. — Мать достала из сумочки маленький веер. Приторный аромат ее духов смешался с запахом сандалового дерева.

— Может, мы просто подождем, пока они приедут, и узнаем? — перебил отец, но матушка попросту проигнорировала его слова. Секо расставляла на столе стаканы холодного ячменного чая.

— Не удивляюсь, что твои родители в полном шоке. Я и сама ужасно себя чувствую из-за этой истории, — заговорила мамочка, театрально поникнув. — Однако, в конце концов, твой брак — твое и только твое личное дело. Ведь, выходя за Муцуки, ты прекрасно знала о существовании Кона, не так ли, Секо? Единственное, что важно, — это чувства, которые вы испытываете друг к другу, верно? Люди могут болтать что хотят — но вы оба взрослые! Вы прекрасно можете решать сами за себя.

Меня в ужас повергло то, как она говорит. Плохо, скверно. Будет продолжать в том же духе — можно почитать за счастье, если хоть один из нас переживет грядущую катастрофу.

Родители Секо появились в час — минута в минуту. В комнате мгновенно повисло напряжение.

— Надо же, семейная конференция, — шепнула мне Секо.

Наверное, это было забавно. Наши родители сидели вокруг низкого столика и молчаливо сверлили друг друга взглядами поверх стаканов с ячменным чаем. Первым заговорил мой тесть.

— Мы желаем получить объяснения, — сказал он. — О чем вы думали, обращаясь от имени своего сына в брачное агентство? Я так понимаю, что вы вполне в курсе его тенденции… его склонности…

Но мамочка была готова к такому повороту событий и немедленно выдала в ответ свою Теорию Всепобеждающей Любви.

— Мы, разумеется, протестовали. Но, понимаете, они ничего не хотели слушать. Вот мы и подумали — раз Муцуки и Секо столь сильно полюбили друг друга, что же мы можем поделать? В сущности, только одно — помочь им, чем только сможем! — Она выдержала эффектную паузу и бодро закончила: — В конце концов, они молоды, передними — вся жизнь!

Недурно, матушка!

— Но даже если так, я все равно думаю — прежде всего вам стоило бы посоветоваться с нами…

— Вы правы. — Мой отец опустил голову. — Мы очень сожалеем.

Секо вздернула бровь, но не произнесла ни слова.

— Однако более всего обижает нас то, что наша родная дочь ничего нам не рассказала. — Моя дорогая теща принялась всхлипывать.

К полнейшему моему изумлению, матушка тоже немедленно стала промокать глаза платочком.

— Знаю, знаю! Ах, как я понимаю ваши чувства!

И пошло, и поехало. Мы с Секо, исключенные из милого семейного кружка, были, похоже, чужими на этом празднике жизни.

— И все же — я поверить не могу! — На физиономии тестя застыло выражение сдержанной обиды.

— Ну, тут обе стороны не без греха, знаете ли. И вам, и нам было что скрывать, — небрежно заметила Секо.

Вот оно. Настал момент истины. Такую великолепную зацепку моя мать не упустила бы ни при каких обстоятельствах. Так что в итоге пришлось нам продемонстрировать обе справки, спрятанные до времени в верхнем ящике комода, — и медицинское заключение, удостоверяющее, что в психическом заболевании Секо нет «ничего патологического», и отрицательные результаты моего анализа на СПИД. Обе группы родителей озирали бумаги с вдохновенным интересом.

— А это уже не шуточки! — завопила мамочка, внезапно придя в ярость. — Гомосексуальность — просто вопрос личного предпочтения, но психическое заболевание?! Психические болезни передаются наследственным путем!

— Вопрос личного предпочтения?! Ушам своим не верю! — зарычал в ответ мой тесть. — Он не настоящий мужчина! Он то ли мужчина, то ли женщина! Таким людям вообще надо запретить жениться! А эмоциональная нестабильность Секо — всего лишь временное состояние. И вообще — в наше время и в Европе, и в Америке все только и делают, что ходят к психотерапевтам!