В конце месяца Адальберт потерял терпение. Пожар не коснулся железнодорожного сообщения между Берклеем и Хейзлтоном, и Гунтрам отправился разыскивать своего пропавшего друга. Он не привез его с собой, но зато с ним приехала Алиса. Ее отец настоял на том, чтобы она отдохнула в лесной тиши от волнений последнего времени.

Близился вечер. Алиса пошла гулять по дороге в Берклей, а Гунтрам, только что вернувшийся с объезда полей, сидел с женой на веранде. На лужайке старший мальчик возился с маленькой Алисой, в последние недели почти научившейся ходить. Адди носился по опушке леса, гоняясь за какой-то птицей.

— Итак, завтра приедет Зигварт, — сказала Траудль. — Давно пора.

— Да, если его отпустят, — ответил Гунтрам. — Он, кажется, стал крайне необходимым в Хейзлтоне. Вообще ты не можешь себе представить, Траудль, что там происходит. Я знал, что поговаривали о новой отстройке, но все-таки ожидал найти всех в подавленном настроении, чуть не в отчаянии. Однако на это там, кажется, нет времени. Вилла Морленда, где теперь устроена главная контора, напоминает пчелиный улей. Там устраивают заседания, составляют и чертят планы, рассылают во все концы телеграммы, а внизу, в долине, разбирают и вывозят развалины бывшего города. Американцы поразительны. Нам за ними не угнаться.

— Но что же там, собственно, делает Зигварт? — спросила Траудль. — Что ему за дело до всего этого?

— Бог знает, но он там в своей стихии и имеет предовольный вид. Он стал форменным адъютантом Морленда и почти не отходит от него. Ума не приложу, откуда между ними такая дружба.

— А Морленд? Неужели он действительно оправился от этого ужасного удара?

— Ну, по его внешности все-таки очень заметно, что ему пришлось вынести. Он постарел на несколько лет за эту несчастную ночь, но не утратил энергии, как будто создан из железа и стали. Он командует, распоряжается, издает постановления так же энергично, как и прежде, и все акционеры цепляются за него и подчиняются ему. Они чувствуют, что от него и от его личной деятельности зависит все будущее их общество. Герман только наскоро объяснил мне, в чем дело, но мне кажется, что он осилит это препятствие. Черт возьми, вот это энергия!

— Я не могу понять Алису, — задумчиво ответила Траудль. — Она тиха и молчалива, но совсем не угнетена, как я этого боялась. Напротив, в ней иногда вспыхивает какое-то радостное оживление, которого я никогда не замечала в ней раньше, и вообще она гораздо милее, чем прежде. Но что это с Адди? — внезапно прервала она свою речь. — Он несется сюда сломя голову.

Маленький Адди действительно несся по лужайке так быстро, как только позволяли его коротенькие ножки. Он весь раскраснелся от волнения и, едва добежав до веранды, закричал:

— Папа, мама, он поцеловал ее, я сам это видел!

— Кто и кого поцеловал? — спросил Гунтрам.

— Дядя Гелман и тетя Алиса.

Громкий смех родителей был ему ответом.

— Ты, кажется, бредишь, мальчик! — воскликнул Адальберт. — Дядя Герман до этого не охотник, и ты отлично знаешь, что его даже нет здесь. Он в Хейзлтоне и приедет только завтра утром.

— Он здесь, — упрямо настаивал Адди, — и поцеловал тетю несколько лаз подляд, и не хотел пелестать.

Это известие было встречено с большим недоверием. Гунтрам чуть не задохнулся от смеха, а мать проговорила коротко и ясно:

— Адди, ты маленький дурачок!

— Да, мама, — подтвердил подбежавший Герман, слышавший весь разговор, — Адди действительно дурачок!

Бедный мальчик очень огорчился всеобщим издевательством, а бесцеремонно выраженное о нем мнение окончательно расстроило его, и он громко заплакал. Однако Траудль не обратила на это особенного внимания. Когда ее дети капризничали, она позволяла им кричать сколько угодно. Она взяла на руки маленькую Алису и последовала за мужем, который ушел с Германом в дом. Адди уселся на ступеньки веранды и действительно раскапризничался.

Он громко вопил о своей обиде. В таком безутешном состоянии нашел его Гофштетер, вернувшийся с лесничества.

— Что случилось с моим мальчиком? Опять Герман побил? — спросил он. — Я уже сколько раз говорил тебе, что в таких случаях не ревут, а дают сдачи.

— Он все-таки целовал ее, — упрямо повторил Адди, подняв заплаканное личико, — и несколько лаз. А они не хотят велить мне, и мама говолит, сто я маленький дулачок, а Гелман говолит, сто я всегда был дулачок.

Адди снова заплакал.

Гофштетер покачал головой. Было вполне в порядке вещей, что мальчики дрались, но при чем здесь поцелуи? Он ничего не понял из слов ребенка и начал расспрашивать его, как вдруг Адди подпрыгнул как мячик и закричал:

— Вот они, вот они!

Гофштетер оглянулся и вытаращил от изумления глаза: по лужайке шли Зигварт с Алисой, да еще под руку. Адди побежал им навстречу и заявил с торжествующим видом:

— Ты целовал тетю, дядя, там, в лесу. Я сам это видел, и я не маленький дулачок.

И тут случилось нечто, окончательно превратившее Гофштетера в статую. Графиня, эта важная светская дама, покраснела, как молоденькая девушка, вспыхнула до корней волос, а Герман Зигварт сказал смеясь:

— Ты настоящий маленький шпион. Зачем же ты подсматривал за нами? Дядя Гофштетер. не смотрите так, как будто на вас обрушилось небо. Мы жених и невеста и собираемся об этом всем объявить.

Он вошел в дом со своей невестой, Адди немедленно отправился за ними, а лесничий продолжал стоять, опустив руки и разинув рот, и старался постичь непостижимое.

В комнатах при неожиданном известии разразилась целая буря. Траудль точно с неба упала, муж ее был сильно огорчен таким коварным молчанием. Они оба даже не предвидели случившегося.

— Ты даже ни на что не намекнул мне, когда я был в Хейзлтоне, — с упреком воскликнул Адальберт, — а ведь в то время, наверное, все уже было решено.

— Да, мы тогда уже обо всем договорились, — сказал Герман, — но мы решили с моим тестем при существующих обстоятельствах не говорить о нашей помолвке, а сразу объявить о бракосочетании, которое состоится на будущей неделе.

— На будущей неделе? — с удивлением повторила Траудль. — Но, Алиса, разве у тебя все уже приготовлено?

Алиса беззаботно и весело улыбнулась.

— Герман говорит, что это лишнее, и он прав, мы хотим как можно скорее стать мужем и женой, скромно повенчаемся в Берклее. Папа приедет из Хейзлтона, а потом мы вернемся с ним и поселимся на верхнем этаже нашей виллы.

Гунтрам был удивлен не меньше жены, он поспешил отвести своего друга в сторону и вполголоса спросил:

— Вы хотите жить на вилле? Да разве ты насовсем остаешься здесь?

— Пока да. Теперь я не могу увезти Алису от отца. Бывают часы, когда от воспоминаний о том, что он потерял, он впадает в уныние и потому особенно нуждается в нас. У меня еще целых восемь месяцев свободных, и это время я пробуду с ним.

— У вас будет очень беспокойный медовый месяц, — сказал Адальберт, — я ведь видел, какая там сутолока, точно в голубятне. У вас не будет ни минуты спокойной.

— О, нет! Морленд нашел необходимым перенести свою контору в город. Здание клуба, к счастью, не пострадало от огня, на верхнем этаже он поселился сам, а остальные комнаты будут отведены для заседаний и работы общества. Я ежедневно буду ездить туда, и мы с Алисой преспокойно заживем на вилле.

— А твоя поездка по Америке с научной целью?

— От нее, разумеется, придется отказаться. Но я об этом не жалею. Мое сотрудничество по возрождению города принесет мне больше пользы, чем любая поездка, а как зять Морленда я буду иметь на строительстве первый голос. Мы уже усердно принялись за дело, составляя пока лишь планы и проекты, которые очень скоро будут пущены в ход.

Гофштетер, оставшись один на веранде, постиг наконец совершившийся поразительный факт, так как в открытые окна слышал весь разговор.

Значит, все-таки мужем графини будет Герман? О нем-то он и не подумал. Нечего и говорить, что он был как будто специально создан для этой надменной золотой принцессы, потому что он-то никогда ничего от нее не возьмет. Он сумеет основательно подчинить ее себе и распоряжаться ею. Еще никогда в жизни лесничий не чувствовал такого глубокого удовлетворения, как в эту минуту.