Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Как это неприятно, – сказала Ариана. Но обстрел был дальше, чем показалось в первую минуту. Взрывы они слышали, но ни огня, ни зарева видно не было. – Будем надеяться, не приблизится. – Она закрыла окно.

А он улыбался. Ему тоже хотелось, чтобы отдаленная стрельба, которой они даже не слышат, не принесла разрушений и вообще, чтобы обстрела на самом деле не было. Ведь это важно, если хочешь с кем-то спокойно поужинать и провести время. Подумав так, он почувствовал, что утратил нечто вроде «морали», и ощутил неукротимую радость, впрочем, нет – насчет «морали» все не так просто. Ему было хорошо, по-настоящему хорошо, ведь, как он считал, здесь, сейчас, он наконец может не лицемерить. Здесь, сейчас, можно без стеснения отбросить любые муки совести, любое негодование, любую жалость и презирать принципы ангажированной журналистики, которые то вдалбливают репортерам в головы на всевозможных курсах и тренингах, то велят забывать… Делиться опытом, не имея опыта, выплескивать эмоции, твердить об ответственности, – до чего же скучная обязанность, преснятина, с души воротит. И ничуть он не лучше других – хуже. Занимается подделкой опыта, изготавливает фальшивки, да еще с каким задором…

Закурив сигарету, он поперхнулся дымом. И подумал: мыслями своими поперхнулся. Он страшно раскашлялся, весь затрясся, приступ долго не проходил, Ариана – когда сквозь выступившие слезы он снова смог что-то различить, – стояла рядом, нервно стиснув руки.

– Вообще-то я хотел спросить тебя об одной вещи, – сказал он.

– Спрашивай. Да спрашивай же!

– Я хотел спросить, какой он был, твой муж?

– Он был очень хороший и очень старался быть хорошим. Однажды у него завелась любовница. Он знал, что я знаю. Он считал себя виноватым перед самим собой. Иногда мне казалось, что он считал себя виноватым и передо мной. Всю жизнь жутко подозревал меня в изменах, но никогда не обижал. Тебе это интересно? Несколько лет мы прожили очень хорошо. Потом решили взять в приюте ребенка. Ребенок – это было самое главное. Мы были уверений: у нас будет не какой-нибудь, не просто ребенок, а «наш ребенок», и такого ребенка, «нашего ребенка», мы бы, конечно, сразу узнали среди других.

– Но так и не узнали?

– По-моему, узнали десятерых или больше. Но ни разу нам ребенка не отдали, потому что наш брак был смешанным. Выходит, каждый раз мы ошибались. Ничего другого не оставалось, вот и ошибались.

– А почему ты все-таки хочешь завести ребенка теперь? Ты же теперь одна.

– Даже не знаю, как тебе объяснить… – Ариана стала очень серьезной и, опустив глаза, смотрела на свои руки. – Попробую, но ведь наверняка слова будут не те. Может быть, я хочу ребенка, только чтобы не быть одной… Нет, это неправда. И не подумай, что у меня навязчивая идея насчет одиночества, если я скажу – ребенок тоже не будет один. Понимаешь, тот, наш ребенок, он по-прежнему существует, хотя я не представляю даже, как он выглядит. Не могу себе представить. Но он не придуман мной, не выдуман, я не сочинила все это из каких-нибудь гуманных побуждений, – ничего подобного я не хочу. Потому что это было бы неправдой. У меня просто есть неопределенная и все же очень, очень определенная любовь к этому ребенку.

Он помог ей собрать и отнести на кухню грязную посуду. Пол под ногами задрожал. И воздух тоже вибрировал от близких, на сей раз действительно очень близких разрывов. Они остановились и спокойно поглядели в глаза друг другу, без всякого волнения, – странно, что без волнения, подумал он. Поставили на стол тарелки и что там еще держали в руках. Ариана выключила свет в коридоре и приоткрыла входную дверь. Ни гула, ни грохота – шум улетел из сада куда-то далеко, но в соседней многоэтажке на всех балконах были люди, похожие на тени, они что-то делали, двигались.

– Побудь здесь, я схожу посмотрю, что там, – сказал он и спустился по ступенькам в сад.

Ариана осталась на пороге открытой двери, уходя, он услышал ее слова: «Как же так, ведь объявили перемирие…» Вспомнил: во внутреннем кармане куртки лежит письмо Грете, а куртка в кухне, висит на стуле. А ты тут в яркой белой рубахе. Письмо за эти два дня устарело, оно теперь не имеет никакого смысла. Глаза быстро привыкли к жидковатому молочному свету луны, от которого чуть поблескивала листва лавров. Из многоэтажки доносились голоса, люди на балконах перекликались, о чем-то быстро переговаривались. В саду, похоже, все было цело, нигде не видно воронки от снаряда, вершины кипарисов чуть покачивались. В небе над Старым городом метались сполохи огня, резко, толчками взлетали и уносились в сторону гор клубы дыма. Вернувшись к дому, он прошел вдоль стены и за угол, здесь был вход в квартиру первого этажа. С этой стороны садовый участок был узким – как раз в ширину мощеной дорожки и пальмовой изгороди. Сразу за изгородью проходила ограда – кирпичная стена высотой около двух метров. Он затаил дыхание – хотелось успокоиться – и вошел в глубокую нишу у входной двери, куда не достигало даже слабое мерцание луны. Прислонившись к двери, взялся за ручку в виде металлического шара. Дверь не поддалась ни на миллиметр. Гладкий металлический шар под ладонью был неподвижен и тверд. Почему-то не хотелось возвращаться в квартиру Арианы. Странно, почему? Совершенно не верилось, что он действительно слышит как бы протяжное шипение и хлопки медлительных лопастей, знакомый звук, он остановился, ступив на дорожку, и прямо над кирпичной стеной увидел взмывший в небо, расширяющийся кверху огненный сноп и лениво взлетающие в огне темные комья. Взрыва не услышал. Тело отбросило, словно оно бешено рванулось бегом, неостановимо. И тут же он вновь очутился в спасительной нише. Кто-то кричал, звал его, ну да, «Георг». Имя прозвучало будто чужое, он не ответил. Но все же смог спокойно поглядеть, подняв голову, на верхние балконы многоэтажки. Никаких голосов, никакого движения теней. Перед ним стояла Ариана. Положила руки ему на плечи, что-то говорила, что – он не понял. Улыбнулся, глядя на нее, затряс головой и зажал кулаками уши. Они вернулись в квартиру. Ариана вела его. Нет, это не случайные, шальные снаряды, конечно нет. Он хотел сказать об этом Ариане, не смог, опять затряс головой. И обрадовался, так как она тоже ничего не сказала. Эльза, Карл, Грета – подумал о них, о том, что Грета ничего не знает, и хорошо, в каком-то смысле это к лучшему. Ее неведение – словно не занятое, ожидающее его укрытие, вот только попасть туда он не может, не пускают… Когда вошли и Ариана заперла дверь, уши все еще были заложены.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru

14
{"b":"160045","o":1}