Внизу послышались звуки ломающейся жести и дикие вопли преследователей. Рита попыталась еще раз набрать телефон дежурной части, но номер постоянно сбрасывался.
Внизу послышался бас:
– Нормально, братан! Телка никуда не уйдет. Рукояткой, рукояткой лупась, вот так.
Жестяная крышка прогнулась от ударов и Рита поняла, что не успеет. Наконец, в трубке появились гудки, но в этот момент крышка сломалась и показалась стриженая голова бандита, который крикнул вниз:
– Лады, она здесь.
– Давай вытягивай ее сюда, да побыстрее, смотри, чтобы она не наделала глупостей, – ответил снизу второй. – Она нужна нам живой.
Амбал осторожно влез на крышу и, ухмыляясь, стал приближаться к Рите.
– Ну, что, сука, убежать решила? – расставив руки, злорадно ухмыльнулся бритоголовый. Через несколько секунд на крышу влезли еще два бандита с пистолетами. Один из них предупредил женщину: «Один шаг влево – и ты труп!»
Загнанная в угол Рита нащупала за спиной кусок кирпича, дожидаясь, когда бритоголовый подойдет к ней ближе.
В этот момент в трубке послышался голос дежурного: отделение... дежурный капитан...
Рита ухватилась за трубку и прокричала:
– Милиция, меня убивают! Пятиэтажка в районе ресторана «Аллегро»!
Она не успела договорить, так как бандит подскочил к ней и ногой выбил трубку у нее из рук. От удара женщина отлетела на несколько метров и на мгновение потеряла сознание. Очнулась, когда ее попытались поднять чьи-то сильные руки. Придя в сознание, она пошарила рукой по крыше и нащупала осколок кирпича. Не раздумывая, с силой ударила одного из братков. Она не видела, кому нанесла удар. Но услышала вопли пострадавшего.
– Сука, она мне в глаз зарядила! – взревела амбал и ударил Риту со всей силы в живот. – На, стерва, получай! Он нанес несколько ударов, пока к нему не подскочил Олег и не отшвырнул его в сторону:
– Не надо, Артур приказал сохранить ей жизнь. В машину ее.
Потерявшую в очередной раз сознание Риту волокли по подъезду, а потом вынесли в стоящий рядом с «хрущевкой» джип. Никто из жильцов дома не рискнул позвонить в милицию или поинтересоваться, что происходит в их доме. Рита открыла глаза и поняла, что сидит на заднем сиденье джипа. Бандит, которому она заехала кирпичом в лицо, сидел впереди и левой рукой закрывал платком рассеченную бровь. Никто не говорил ни слова. Угрюмые амбалы только скрипели зубами и играли желваками от злости, глядя на Риту. Через несколько минут к ней подсел Олег, и она успела заметить, как он поднес к ее руке шприц...
* * *
Было начало осени, еще незаметной, но уже близкой. Осень чувствовалась во всем: в воздухе, в облаках, в людях. Днями еще было жарко, но по утрам прохладно так, что запотевало стекло автомобиля. Москвичи уже не выходили на улицы беспечно раздетыми. Филатов удивлялся этому людскому потоку. Странно, но только из запотевшего окна автомобиля он заметил, что листья на деревьях пожухли, и яркий зеленый цвет как-то совсем не радовал глаз. «Скоро зарядят дожди, и все это закончится», – с грустью подумал Филатов.
Он еще корил себя, что поддался увещеваниям друга подработать и сесть за баранку автомобиля, а не отправился куда-нибудь на юг или просто в деревню. Однако удовлетворенно подумал, что хорошо проехаться по яркой осенней Москве, рассматривать, как перемещается по улицам этот бесконечный людской улей.
Он поймал себя на мысли, что в мелочных заботах так и не ощутил лета, но, сев за баранку автомобиля, почувствовал, что последние мгновения тепла он все же наверстает.
Он посмотрел на часы – было без четверти семь. А к Барулину нужно было попасть через час. Он понял, что у него есть еще время, чтобы не только прибыть в срок, но и успеть полюбоваться столицей. А, может быть, просто подбросить какую-нибудь милую девушку, спешащую на работу, и поболтать с ней о чем-нибудь.
Он вспомнил, как Дмитрий Светлов – редактор «Московского полдня» предложил ему поработать водителем в ЗАО «Фармацея». Светлов просил присмотреться ко всем, немного пошпионить, что для Филатова было неприемлемо, хотя его приятель, маститый журналист, называл все это другими словами. И если он и согласился на предложения Светлова, то только для того, чтобы встряхнуться, посмотреть на жизнь другими глазами.
«Обычное предприятие, занимающееся фармацевтикой, какие там могут быть проблемы? – размышлял Филатов. – Маленький коллектив, получающий небольшую, но стабильную зарплату. А может быть, кто-то следит за неверным мужем или любовным треугольником и отсюда весь сыр-бор? Неужели Дима так низко пал, что готов ради дешевой сенсации пойти на такое?»
Свернув в арку старого московского дома, он попал в такой же старинный дворик, где еще сохранились довоенные скамейки и двери, где белье развешивают обычно во дворе или на окнах, но, вместе с тем, картину портят навороченные машины новых русских бизнесменов. «Раньше такого не было», – с досадой подумал Филатов и вспомнил, какие это были дворы раньше – жильцы высыпали в теплые летние деньки на улицы, женщины садились на лавочки и разговаривали о чем-нибудь, а мужики мирно забивали козла в беседке. А теперь нет ни этих лавочек, ни беседок. Люди отгородились друг от друга домофонами, озлобились и, самое главное, из души исчез тот праздник, который присутствовал всегда.
Филатов вышел из машины и закурил, поднял голову вверх и с наслаждением посмотрел на квадрат облаков вверху, сцепленный со всех сторон неровными краями старых московских домов. Он любил смотреть на облака еще со школьной скамьи. Помнил их, когда уходил в армию, а потом была война...
– Доброго дня! Что, любуетесь увядающей Москвой? – к Филатову подошел невысокий, поджарый старичок лет семидесяти, но из тех, кого называют крепенькими. Он был с палочкой, но мог бы запросто справиться и без нее. Все в нем: одежда, манеры, говор напоминали старого московского интеллигента.
– Доброе утро! – суховато ответил Филатов, разглядывая незнакомого старика.
– А вы так меня не разглядывайте, – приветливо улыбнулся незнакомец, – мы друг друга не знаем, хотя вы, как вижу, по крайней мере, любите Москву?
– Безусловно, не могу не любить, – ответил Филатов.
– А как вас зовут? – добродушно поинтересовался старичок.
– Юрой зовут.
– Вот, скажите, Юра, а что вы вспоминаете сейчас с ностальгией, ну, о том, чего уже нет и не будет?
– Точно помню, что у 111 автобуса конечная была прямо перед Музеем Ленина... я застал те времена... когда за 20 копеек можно было купить мороженное, а батон нарезной, как сейчас помню, стоил 27 копеек в булочной в 6-м доме рядом с МГУ. В универмаге «Москва» в кафе продавались замечательные беляши по 13 копеек, а за 13 рублей я купил себе увеличитель в «Кинолюбителе». Кстати, в пятидесяти «мосфильмовских» фильмах 70–80-х годов можно лицезреть наш район. Даже «Я шагаю по Москве» засветил отдел бракосочетаний. Ходили во всякие секции заниматься... – времечко знатное было...
– А кем вы работаете, если не секрет? – спросил старичок, прищурив один глаз так, что, казалось, он решил измотать собеседника своими вопросами, а потом блеснуть своей эрудицией.
– Да не секрет, – на пенсии я, сейчас подрабатываю шофером в одной из московских организаций.
– Понятно! Ну и как вам Москва автомобильная? – старик в этот раз снова прищурился, уже на другой глаз.
– Не знаю. Не скажу, что я опытный водитель. Но помню, что город был другим. Кстати, пробки были и в 80-м году, потому как Ленинский проспект представлял собой сплошные светофоры, – увлекся беседой Филатов. – Вот на Косыгина действительно можно было играть в футбол, машин там было очень мало. Жалко, что на время Олимпиады всех из города вывезли...
– О чем вы там судачите? – послышался веселый голос Барулина.
Он был пунктуален. Ровно без четверти восемь он с деловым видом показался из подъезда с неизменно потертой кожаной папкой в руке. Это был высокий, широкоплечий мужчина, которому было под шестьдесят. Но выглядел он не старше сорока пяти. Возможно, обмануть природу удавалось за счет того, что Барулин соблюдал правильный режим дня – вечером рано ложился и вставал засветло, да и спортивное прошлое наложило свой отпечаток – в свое время Барулин занимался фехтованием и даже участвовал в первенстве Союза. А всегда обаятельная улыбка придавала его образу определенный шарм. Поэтому, наверное, у него было много знакомых женщин, на которых он тратил свою небольшую зарплату. После развода Барулин жил один и за это время научился смотреть на жизнь оптимистически.
