– Во, бля, партизан недорезанный! – удивился «командарм». – Пойми, дурила, я все равно получу от тебя то, что хочу, и от тебя зависит, помрешь ты спокойно или будешь разрезан по кусочкам. Сам виноват, что меня не в хрен не ставил. Дурак... Фриц!

Тот был наготове. Продев руки живого мертвеца – так он, по крайней мере, считал – в петлю, свисавшую с потолка, он толкнул Годунова в поясницу и профессионально вздел его на дыбу. Удав заорал. Начитавшийся древних наставлений по палаческому делу еще на первом курсе истфака, Фриц аккуратно срезал с него рубашку и без предисловий вытащил из корыта с соленой водой розгу. Спустя минуту на спине бандита, от которого отвернулась удача, было написано все, что Фриц думал по поводу его неуместного препирательства. Впрочем, недоучившийся историк (его выперли со второго курса за то, что по пьяни избил опера в студенческой общаге) не знал, что розгами бьют на козлах, а на дыбе – кнутом. Наверное, поэтому Удав не сказал ни слова, где-то после десятого удара потеряв сознание.

– Снимай, – брезгливо скомандовал Фрицу Буденный. – Халтурщик ты.

От прикосновения холодного бетонного пола да еще оттого, что ему влили в рот водки, Годунов быстро пришел в себя. Но на вопросительный взгляд Буденного он снова отрицательно помотал головой. Что ж, таков человек – до последнего надеется на избавление...

Буденный поднялся из кресла:

– Опусти его в выгребную яму до ночи и поставь кого-нибудь, чтоб сторожили. Некогда мне тут возиться.

Фриц молча вправил Удаву вывихнутые руки, от чего тот застонал, прикусив губу, и повел в сторону сараев, где находился сортир, в котором справляла нужду всякая мелкая сошка. Личный унитаз Буденного размещался в самом доме – тот любил посидеть с комфортом.

Сняв верхний короб с дыркой, Фриц столкнул не имевшего сил сопротивляться Удава в яму, заполненную экскрементами, и там оставил, поманив пальцем развалившегося на садовой скамейке бандита.

– Сторожи, Борман! Позовет – дай знать... – приказал он и удалился в дом.

Удав, которого тут же стошнило от зловония окружающей среды, остался в дерьме, уповая лишь на чудо.

Филатов так и не смог заставить себя обнять плачущую Ксению, как ни хотелось ему это сделать. Гордость победила жалость, но он, обалдевший от силы чувства, был поражен другим: как он все-таки плохо знал свою подругу... Прибегнув к обычному средству для самоуспокоения – глотку из фляжки, – Филатов почти пришел в себя и спросил:

– Ты знаешь, кто меня подставил в тот раз?

Ксения только отрицательно помотала головой, глотая слезы. Они так и стояли друг против друга: она – зябко обняв себя за плечи, он – держа в опущенной руке плоскую фляжку.

Потом Филатов отошел к секции, за стеклом которой разглядел сделанную им несколько лет назад фотографию их любимого кота, носившего в честь одного из героев братьев Стругацких кличку Максим.

– Помнишь, как мы Максима с рынка везли? Он тогда меньше ладони был...

Ксения молча кивнула. Кот исчез во время пожара, уничтожившего дом ее бабушки, еще прошлой зимой. А за год до этого по настоянию Ксениной матери его кастрировали, чтобы не просился по весне к кошкам...

Филатов произнес:

– Я сейчас, как этот кот: и дом сгорел, и любимую трахнуть не могу. Ладно, чужая милая, я постараюсь его вытащить, но дальше – сами разбирайтесь, я вам не помощник.

И, стремясь поскорее закончить эту дешевую мелодраму, вышел из квартиры.

«Ну, узнаю хоть, кто меня тогда, на станции, убийцей выставил, – думал Юрий, спускаясь в лифте. – Удав-то должен знать, мимо таких ничего не проходит...» Он завел машину и, по привычке, появившейся в последние месяцы, оглядываясь по сторонам, поехал в воинскую часть, где попросил вызвать на КПП прапорщика Жестовского.

Глава 16

Окунь, на ходу расстегивая ширинку, приближался к туалету, когда дорогу ему заступил Борман.

– Окунь, туда нельзя, в параше Удав сидит. Буденный приказал.

– Так что, мне под деревом облегчаться? Или не помнишь, как Фриц Турка отвалтузил за то, что по пьяни в саду под деревом наложил?

– Мое дело маленькое, мне сказали – я тут охраняю...

– Да кого ты там охраняешь? Удав там что, обосрался, что ли?

– Дубина, он не на параше сидит, а в параше!

– Иди ты!

– Зуб даю. Фриц его туда посадил.

На дорожке появился Фриц:

– Что, Окунек, приперло?

– Есть такой момент...

– Маленький домик видишь? Туалет называется. Там это обычно делают.

– Так Борман говорит...

– Иди, я сказал.

Провожаемый взглядами Фрица и Бормана, Окунь юркнул в гальюн. Из ямы не доносилось ни звука. Облегчившись в уголок, он выскочил наружу:

– Фриц, а Фриц! Он там, видать, задохся.

– Да? А ну-ка, вы, двое, вытащите его оттуда. Противогазы в подсобке найдете, ха-ха...

Ведро воды, вылитое на вытащенного из выгребной ямы Годунова, привело его в чувство. Он обвел мутными глазами собравшихся вокруг него бандитов.

– Ну? – коротко спросил Фриц.

– Хрен вам... – выдавил из себя Удав.

Лицо Фрица окаменело:

– Киньте снова туда, где был...

Прапорщик Жестовский критически осмотрел новое лицо Филатова.

– Ты знаешь, а ничего! – оценил он, и оба засмеялись, обрадованные встречей.

– Ленька, ты сегодня в службе долго будешь? – спросил Филатов, желая в более спокойной обстановке побеседовать с другом и навести справки о житье-бытье местных бандюг, с которыми, по иронии судьбы, оба его ближайших приятеля – и Вадим, и Леонид – имели дела.

– Понимаешь, тут проверка намечается. Могу, конечно, на контрактника все повесить... Ладно, пойду дам указания и скажу, что на «точку» уехал. Жди в машине.

Минут через десять прапорщик уселся рядом с другом, устроил на заднее сиденье чем-то набитый брезентовый курьерский портфель и спросил:

– Куда рванем? Может, на природу? На Уле костерок разложим...

– Давай! – согласился Юрий и завел мотор. – Только вот что: нужна мне от тебя кое-какая информация. Во-первых, как лучше пробраться к «малине» Буденного?

– Мы как раз около нее проедем. А на фиг тебе?

– Правильно меня в армии обзывали: романтик я долбанутый. Ты же знаешь, что Ксюха с крутым связалась?

– Подожди, это которая Ксюха? С которой ты жил в последнее время?

– Ну да.

– Тогда понятно. Слышал, с Удавом она связалась.

– Так этого Удава Буденный сегодня утром «привлек к ответственности». Взял он его аккуратно, в подъезде. И, что самое гнусное, оказалось, что его женка и Ксения поддерживали отношения... Она и позвонила, а я в это время попрощаться заехал... Короче, я пообещал этого мудака вытащить.

Леонид присвистнул:

– Ну, ты даешь! На кой черт это тебе?

– Я ж тебе говорю, романтик я... Да и не теряю надежды узнать, из-за кого влип тогда.

– Слушай, Юрик, по-моему, ты страшно крутым стал за эти годы, – пристально посмотрел на него друг. – Круче, чем был там, в Афгане... Как бы тебе рога не пообломали.

– Как выяснилось, это не так просто, Леня. Жаль, не могу тебе всего рассказать, но когда-нибудь выйду на пенсию, если раньше не убьют, – так роман напишу. Никто не поверит, правда, что это все было... Помнишь, мы в детстве подземный ход искали? Так я нашел его.

– Да е-мое, когда ты успел, археолог хренов?

Юрий засмеялся:

– Хренов не хренов, а я по нему из дурдома сбежал.

Жестовский покачал головой:

– Ты уже и там побывать успел... Ну, дела...

– Короче, Леня, побывал я много где, за мной даже с того света приходили, да этот свет не отпустил... За что я ему весьма благодарен. Покажи-ка мне, как лучше до Буденного доехать?

– Крути на Боровое. Помнишь, как к Светке ездили?

Филатов помнил.

– Теперь на кольцо поворачивай. Вот этот дом. Запомнил? Поехали дальше.

Проехав километров десять по трассе, затем по проселочной дороге, друзья выехали наконец на поляну, казалось самой природой созданную для употребления спиртных напитков на ее лоне.