И так было каждое дежурство.

Филатов сходил к соседке Ксении, забрал сумки со своими вещами, а также рассказал на всякий случай, где его можно найти. Но от Ксении не было ни слуху ни духу. И свободные дни Филатов проводил как бог на душу положит – ездил в Москву, встречался с приятелями, читал, даже в кино пару раз сходил. Но на душе все равно было погано... И к концу месяца Филатов затосковал так, что не мог спать. Если, конечно, не принимал перед сном пол-литра водки...

* * *

– Крава? Это Буденный. Слушай что. Там к тебе на станцию вагон пришел, с оловом. Так он мне нужен.

Начальник охраны Ежовской товарной станции чуть не выронил сигарету.

– Ты что, Слава, обкурился, что ли? Как ты это себе мыслишь?

– Просто мыслю. У меня есть печать завода, на который этот вагон пришел. Ты же знаешь, пока я с Фомой не разосрался, заводом фактически командовал я. Через своих пацанов, конечно. Так что, мне трудно документы сделать? На это вон Синяк есть, живо сварганит. От тебя зависит только проконтролировать отгрузку. Получишь десять процентов.

Кравченко задумался. Предприятие уже не казалось ему таким безнадежным. В конце концов, что он теряет? Проверка документов не входила в его обязанности, этим занималась экспедиция, в которой, впрочем, работали кое-чем обязанные ему люди. А проконтролировать доставку несложно. Тем более что... Тонна олова на мировом рынке стоит примерно 8 тысяч долларов, и цены на него растут. В вагоне тонн пятьдесят, а то и больше. Четыреста тысяч. Десять процентов – сорок тысяч. За такие бабки можно и рискнуть.

– Хорошо, Слава, я к тебе подъеду, обговорим подробности.

– Не вопрос. Хочу Фоме фитиль вставить, чтобы долго меня помнил, козел... Не фиг было со мной заедаться, политик хренов.

Глава 2

Гром монотонно вколачивал костыли в небо где-то за городом. Дождя пока не было. На углу переулка, застроенного старыми деревянными домами, стоял, опершись о фонарный столб и засунув руки в карманы, местный житель Гриша Каравашкин. Как пишут в плохих романах, выражение смертельной скуки застыло на его лице. Рядом примостился Вася Шерхебель, который тщетно пытался развеселить приятеля, рассказывая уже тридцатый вытертый до дыр анекдот про нового русского. Не помогало. Кореша точно знали, чего им не хватает в жизни. Им не хватало праздника.

Из детского садика, расположенного напротив и по случаю воскресенья пустого, доносились сперва приглушенные, а потом все более громкие голоса. Гриша и Вася знали, что на сегодня там намечена разборка команды Буденного с оккупировавшими местный рынок «лицами кавказской национальности». Это было скучно. До сих пор дело кончалось мордобоем, изредка – больницей, но по-настоящему серьезных разговоров, как, например, в карельской Кондопоге, в небольшом подмосковном городке пока не было. Ну разве пустить кровь из носу – это мужской разговор?

Честно говоря, Гриша завидовал крутым парням в коже, которые собрались нынче под детскими грибочками отнюдь не покачаться на качелях. Он был их ровесником, кое с кем учился в одном классе, но как-то так получилось, что всеобщая крутизна обошла его стороной. Гришу не брали не только на крутые разборки – его не брали никуда. И по этому поводу машинист тепловоза Ежовской товарной станции Григорий Каравашкин жутко комплексовал.

Из-за ограды детского садика раздалась автоматная очередь. То есть это Гриша с Васей потом поняли, что она автоматная, когда прямо на них из калитки выскочил черноволосый мужик и тут же упал, выронив автомат. От бетонной опоры столба срикошетила пуля. Вася с Гришей сами не заметили, как оказались в канаве.

К калитке детского садика, визжа тормозами, подлетел «чероки», из которого вывалились четверо блондинистых парней. Они тут же столкнулись с выбегавшими из калитки черноволосыми, которых было трое, и, кто там кого начал месить, в первые мгновения было не разобрать. Подоспела «девятка» конкурентов. Далекий удар грома заглушил пистолетные выстрелы. В «девятку» полетела граната, отскочила от бокового стекла и взорвалась между машинами. Раздались крики – осколки попали в кого-то из дравшихся. Со стороны железнодорожного переезда завыла милицейская сирена. Уцелевшие спешно грузили своих окровавленных коллег в машины и следом втискивались сами. Перегруженные тачки рванули в разные стороны.

Гриша и Вася осмелились поднять головы. На асфальте подсыхали чьи-то мозги, валялась лакированная туфля. Пахло порохом. На место происшествия подкатила машина с мигалкой, из нее лениво вылез толстый милиционер, потоптался на месте, сел за руль и спокойно уехал. Это было не его дело. Пусть ОБОП разбирается.

Приятели переглянулись. Гриша отчего-то тяжело вздохнул. Вася дернул Гришу за рукав:

– Пошли, может, братва проснулась...

И тут в кармане Каравашкина звякнул древний обшарпанный мобильник.

– ... Мужики, Крава звонил! – В комнате, где сидели смурые мужики, появился Григорий. За ним, как привязанный, следовал Васька. – Сегодня дело предстоит. Вагон со станции будут лямзить. Документы – не наше дело, он их сам организует, а вам просто вокруг пошариться надо, пока я к своему тепловозу этот вагон цеплять буду, а потом отгоню, куда прикажут. Крава не во всех своих охранцах и контролерах уверен. Мало ли что...

– А... это... аванс? – послышался из угла чей-то голос.

– Во, бля... Что, все кончилось?

– Ну, дык...

– Ладно, ща позвоню... – Гриша набрал номер, высказал просьбу, выслушал ответ и спрятал здоровенную «трубу» в карман.

– Ну, че, дает или нет? – пропитый Васькин голос словно шерхебелем провел по мозгам Гриши Каравашкина. В компании Ваську потому и звали Шерхебель. Фамилии его никто не знал, да и задачи узнать перед собой не ставил.

– Да, блин, такой умный, так сам бы ему звонил, – у Гриши еще хватало сил покочевряжиться. Трое мужиков смотрели на него с плохо скрываемой надеждой. – Кто пойдет? Он сейчас в мэрии, будет в вестибюле ждать.

Хрип, вырвавшийся из пересохших глоток, призван был изображать облегченный вздох. Загомонили:

– Да че там, все пойдем, прошвырнемся, а там к Лёлику в гараж заскочим.

– На хрен еще и этого поить?

– Мало он нас похмелял?

– Так у него «хвостов» не оберешься!

– Да там бухла будет – хоть залейся! – Гриша знал, что говорил. В таких случаях Кравченко бывал довольно щедр. – Да и дело сегодня, похмелимся и спать пойдем, а то просрём это олово, фиг он нам больше поверит.

Компания, собравшаяся поутру в доме на окраине Ежовска, в общем-то, и не собиралась вовсе, потому что уже неделю не расходилась. Накануне Гриша, Васька-Шерхебель, Мишка-Гнюс и Толик Болдырев по прозвищу Балда допивали то, что оставалось после удачно провернутого налета последних трех на сельский магазин, открытый незадачливым местным предпринимателем. В «точке» этой сигнализации никогда не было, да и после кражи, в этом братва была уверена, никто ее ставить не добирался – дорого. В Вороничах затарились неплохо – перетаскали в хату Бобыля полдесятка ящиков водки и ящик коньяка, много всяких копченых колбас и консервов, а Мишка за какой-то ему одному известной надобностью прихватил пару банок томатного соуса. Прикопали все в погребе, напоили Бобыля до сиреневых чертей, с утра потихоньку перетащили все в город – трезвый Кузен (двоюродный брат Гриши) еще затемно пригнал «жигуль», куда и запихали выпивку и закусь. Чтоб не нарваться, кругами поехали – Кузен один за рулем, остальные тоже по одному общественным транспортом добирались до Толиковой хаты, где обычно все и происходило.

Что происходило, мужики помнили слабо. Только Григорий – его одного уважительно звали по имени, а не по кликухе – помнил, как Гнюс начал разводить коньяк томатной пастой и заявлял, что это коктейль «К-крввававая Мэээри»... Потом баню стали топить. И вроде бы протопили, с помощью соседа, который там и заснул. Больше соседа никто не видел.

Но наступил день, точнее, утро, когда, почитай, за сотню пустых бутылок местная самогонщица Галя «от сердца оторвала» две – правда, полных. Литр бормотухи на четырех мужиков, конечно, показался издевательством, но, с другой стороны, где в пять, утра сдать тару?