– У меня сегодня совещание с одними финансистами. Отправляйся в эту дурацкую дискотеку и, когда Этьен припрется, позвони мне.

– Ладно, – отвечаю. И тут же спрашиваю: – А кто они?

Осано молча глядит на меня, явно что-то прикидывая. Я все еще чувствую, что в основном он мне доверяет.

– Финансисты – это такие люди с деньгами. Вообще-то они занимаются спекуляциями, но еще и владеют кое-чем в Интернете.

– Это одно из достижений Фрэда?

– Это одно из достижений, о которых Фрэд ничего не знает. – В глазах Осано появляется удрученное выражение. – И лучше, чтобы не узнал. Фрэд держит мое шоу на плаву. Но дальше так продолжаться не может.

Обедаем мы в «Багутте», ресторане двадцатых годов, расположенном вблизи квартиры Осано. В такой близи, что мы отправляемся туда пешком. Все магазины закрыты, но внутри них сияет свет. И на улицах царит оживление. Множество людей прохаживаются по тротуарам, беседуя по двое, по трое, выгуливая собак. Похоже, в городе нет ни одного человека, способного пройти, не остановившись, мимо магазинной витрины. Опять-таки Осано и здесь является исключением. Он практически ни на что не обращает внимания, однако шагает так медленно, что я успеваю внимательно разглядывать витрины. Правда, один раз он останавливается – перед витриной новехонького магазина Пола Смита в палаццо Галларати Скотти. Первую свою витрину Смит заполнил мятыми номерами «Файненшл таймс». На Осано эта шуточка впечатления не производит.

В ресторане Осано, не заглядывая в меню, быстро заказывает еду. Когда я пытаюсь встретиться глазами с официантом, чтобы задать ему несколько вопросов, а уж после сделать заказ, Осано говорит, что все уже для меня выбрал.

– Тебе не кажется, что у меня это получится лучше? Как-никак я тут двадцать пять лет кормлюсь.

Пока мы едим, я размышляю о предстоящем разрыве с Фрэдом и о том, так ли он опасен, как мне кажется. Не знаю, насколько осведомлен Осано о том, что произошло в Женевском аэропорту. Думаю, Фрэд вез украденную коллекцию на борту нашего самолета и предпочел сесть в Женеве, чтобы не дать итальянцам зарегистрировать содержимое нашего багажа.

– Чем живет Фрэд, – спрашиваю я, – пока он собирает деньги для твоего показа?

– Контрабандой, – отвечает Осано. – Это его повседневная работа.

Я разеваю рот. Способность справляться с вилкой покидает меня, брызги летят с нее на белую скатерть. Осано смеется.

– Решил, что Фрэд наркотики перевозит? Ни боже мой. Он занимается контрабандой денег.

– О…

Не знаю, существуют ли какие-нибудь законы относительно ввоза и вывоза денег из Парижа. Или Швейцарии, коли на то пошло.

– И для кого он их возит?

– Для американцев. Подробностями я не интересовался. – Осано кусочком хлеба собирает с тарелки смесь масла и трав – все, что осталось от морского окуня. – Да ты не волнуйся. Фрэд, может, и жулик, но не больший, чем палаточники на рынке. Не гангстер.

Вот тут-то я и понимаю, что Осано ничего толком не знает. Он живет в собственном мире, где люди вроде него одерживают верх, как бы ни были они пьяны и беспомощны. Осано человек интеллигентный, возможно, не менее интеллигентный, чем любой другой современный дизайнер. Он, похоже, так и не избавился от усвоенной в университете привычки допоздна засиживаться с друзьями, рассказывая, что он прочитал и что узнал. Обнаружив, что каждую ночь, перед тем как лечь, я читаю его Фрейда, он устраивает мне экзамен. Задает вопросы о сознательном и бессознательном, оспаривает мои толкования. Он нравится мне. Однако Осано – из тех друзей, которых стараешься избегать, и я сознаю, что он быстро лишается всякой симпатии, какую испытывала к нему индустрия моды. Чем меньше следит он за ней, тем в большей изоляции оказывается. И уж совсем не стоит ему относиться к Фрэду с такой беспечностью.

Я желаю Осано удачи с его потенциальными спонсорами. Встреча у них назначена на 10.30, время довольно позднее. Я почему-то полагал, будто бизнесмены блюдут рабочее время, и уж тем более по воскресеньям. Видимо, сведения у меня неверные. Милан похож на Канны в пору кинофестиваля – огромная ярмарка, где люди назначают встречи как получится, во всякое время суток. И это при том, что до Недели моды еще остается семь дней.

Прежде чем усесться в такси, Осано вручает мне мобильный телефон и дает номер, по которому его можно будет найти.

Времени чуть-чуть больше десяти, в «Голливуде» мне нечего будет делать еще два часа. Мало что нагоняет такое беспросветное чувство одиночества, как посещение ночного клуба без какой ни на есть компании. Поэтому я иду пешком. Сворачиваю налево, в надежде обнаружить залитые светом витрины и какое-нибудь подходящее кафе. И тут же испытываю разочарование, потому что никакого выбора я не вижу. Лучше всего было бы отыскать что-нибудь совсем новое, но, однако ж, вполне миланское. Иду дальше, бракуя каждый встречающийся на пути бар, и наконец решаю, что забрел куда-то не туда. Прыгаю в трамвай, идущий к Порта-Тичинезе, – оттуда уже рукой подать до баров, по которым меня таскала Луиза. Выбираю наобум один – смахивающий на университетскую столовку ресторанчик с вылепленной в виде огромной руки колонной посередке, подпирающей потолок.

Скоро в Милан приедет Биби. За последнюю неделю она звонила всего два раза и, поскольку в Лондон она не собиралась, обещала появиться в Милане за несколько дней до начала показов. Она не совсем уверена в своем расписании. Ожидая, пока мне нальют апельсинового соку, я перебираю воспоминания о нашем с ней катании на лыжах. Сижу, глядя в окно на прохожих.

И вижу Луизу.

Я бегу к дверям, выглядываю на улицу. С ней была какая-то женщина, почти уверен, что Аманда ван Хемстра. Мне хочется догнать ее, но за стойкой торчит, не сводя с меня глаз, бармен. Перед ним – мой апельсиновый сок на бумажном кружке. Побежать назад, отдать ему деньги и откланяться? Однако, еще раз оглядев улицу, я никакой Луизы не вижу. Я могу и не найти ее, сколько б ни бегал туда-сюда. И я возвращаюсь к табурету у стойки.

До ночного клуба я добираюсь ровно в полночь. В нем пока еще пустовато. Я чувствую себя не очень уютно, главным образом из-за моей одежды. К тому же под костюмом на мне все еще вчерашнее белье и носки. Дома у Осано валялись две футболки моего размера, так и не вытащенные из пластиковых пакетов. Одна из них сейчас на мне, но больше я у него ничего просить не стал. Подхожу к бару, беру ром с колой и забиваюсь, чтобы выпить его, в угол потемнее. Наверное, Осано прав, Этьен подождет часов до трех утра, а там уж и объявится. Долго мне тут придется сидеть.

Когда начинает звонить мобильник, я решаю, что это Осано. Нажимаю на кнопку и слышу короткую взрывчатую итальянскую фразу. Смысла ее я не понимаю, зато понимаю, что это Фрэд.

– Осано здесь нет. Это Джейми.

– Джейми? А где Осано?

– С ним я встречусь попозже.

Чем занят Осано, я Фрэду не говорю. Зачем? А насчет Этьена и о том, что Осано послал меня сюда, рассказываю, объясняя, что он не хотел терять лицо, ожидая тут в одиночестве.

– Сволочь этот ваш Этьен. Если Осано просто поползает перед ним на брюхе, это делу не поможет. Тут надо подумать.

Фрэд думает, мурлыча какую-то мелодию, потом начинает напевать. Я удивлен: это «Седлая время», группа «Блэкбокс».

Вскоре он говорит:

– Ладно. Я смогу добраться к тебе за пару часов. Если Этьен появится первым, задержи его до моего прихода.

– А как быть с Осано?

– Позвони ему, скажи, что план изменился.

Фрэд отключается.

Я тут же звоню Осано, рассказываю о новом плане. Услышав, что я разговаривал с Фрэдом, он приходит в волнение, но стоит ему полностью уяснить ситуацию, и в голосе его проступает неподдельное облегчение.

– Хорошо. Пусть Фрэд разбирается, это по его части. Только не говори ему, с кем я тут беседую. Не то башку оторву.

Услышав это, я чувствую, как у меня стягивает на лице кожу. Ему вовсе не нужно было мне угрожать. Уж как-нибудь не проболтался бы.