…Выпустив последнюю обойму, полковник отшвырнул в сторону бесполезный бластер и, уже ни на что не надеясь, принялся молиться. Именно в этот момент, словно услышав его зов, у линии горизонта, натужно ревя двигателями, стали совершать посадку тяжелые межпланетные транспортники. Их люки открывались один за другим, и оттуда стройными рядами выбегали крепкие высокие парни, одетые в одинаковую жёлто-коричневую камуфлированную форму. Вслед за ними из глубин кораблей выкатились тяжёлые приземистые самоходные орудия и, обгоняя расступающуюся пехоту, устремились навстречу танкам. Новые, свежевыкрашенные, жёлто-пятнистые самоходки, оснащённые сверхмощными модифицированными пушками, хищно ворочали своими башнями, выискивая подходящую жертву. Мощные компьютеры вводили координаты целей и расставляли приоритеты. Несколько секунд- и они были готовы произвести первый залп. Но в отличие от машин, созданных марсианами, окончательное решение принимал человек, сидящий под их оболочкой. Люди и только люди принимали окончательное решение. Приоритетный залп, призванный уничтожить ближайшую технику противника, непременно уничтожил бы и ещё оставшихся в живых защитников марсианского города. Приоритеты поменялись местами. Ближайшие танки были оставлены десантировавшейся с кораблей пехоте. Танки Марса замерли и, нерешительно потоптавшись на месте, огрызнулись нестройным залпом. Впервые за многие века электронный мозг был в растерянности, он ощутил всю силу надвигающегося противника. Танки, получая противоречивые приказы, то делали рывок вперёд, то, гремя траками, откатывались на прежние позиции, а самоходные орудия и спешащие за ними легионеры приближались. Их было много, очень много, вся пустыня в мгновение ока оказалась усеяна фигурками людей и боевых машин. Меж тем транспортники прибывали и прибывали. Из необъятной пасти одного из них вынырнули сразу с десяток тяжелых ДД-44-01-БИС(м) и, уйдя вверх, понеслись в сторону грохочущих выстрелов. Вскоре над наступающими танками противника поднялись густые столбы разрывов.
Хасанов приподнялся над камнем, окинул взглядом окружающую местность и улыбнулся. Затем улыбка медленно сошла с его лица, и тяжелые скупые слёзы, заскользив по щекам, стали падать на обожжённую горячими осколками и обильно политую людской кровью землю…
Легионеры, брошенные на Марс к концу третьего дня с момента начала конфликта, недоумевали, как сумел один недоукомплектованный тяжелым вооружением легион почти три дня сдерживать бешеные атаки дьявольской военной техники, не давая ей прорваться и уничтожить колонию ново-марсианских переселенцев. Про самого Ивана Михайловича и его легион-бригаду уже ходили легенды, но никто не знал, что от тысячи человек личного состава легиона в живых осталось двадцать пять бойцов, а сам легион-генерал с тяжёлыми ранениями в этот самый момент воевал со смертью, и никто не мог предсказать исход этой битвы.
Придя в сознание, и кое-как оклемавшись, генерал Ильченко первым делом потребовал возвращения себе оружия и обмундирования. Ему ответили отказом. Тогда, разбушевавшись, он пригрозил вызвать сюда разведроту. Ему не поверили, но спорить дальше с боевым генералом не стали, дали подписать бумагу, свидетельствующую об отказе в медицинском обслуживании, и отпустили на все четыре стороны. Скорбную весть о смерти жены он узнал накануне, узнал по телевидению, но время слез уже кончилось, и теперь, как бы не было больно, надо было жить дальше. А потому, выйдя из госпиталя, генерал сразу же поспешил не на могилу горячо любимой жены, которую уже всё равно было не вернуть, а в экстренно созданный интернат для детей, где временно находилась его дочь Нина. Последние сутки для Ивана были кошмаром. Он, чтобы не возвращаться к свалившемуся на него горю, пытался отвлечься, забыться, читая книгу и размышляя на далекие от реалий темы, но тщетно… В соседней больничной палате грохотал телевизор, по которому проклятые репортёры, падкие до сенсаций, то и дело крутили ролики, восхвалявшие столь героическую супружескую пару, и во множестве смакующие героическую гибель Нины. Многочисленные интервью, взятые у свидетелей подвига генеральской супруги, были полны ужасов, которые им, свидетелям, пришлось стерпеть, помогая Зинаиде Фёдоровне Ильченко выводить детей из рушившегося здания школы. Больше всех ораторствовал бывший директор. По его словам, мужественная женщина умерла буквально у него на руках. В качестве доказательства он показывал репортёрам малолитражку, якобы по поручению супруги генерала выведенную им из-под обстрела.
— Шкура! — невольно вслушиваясь в доносившиеся из-за стены звуки, подумал генерал, и каким- то внутренним чутьём представив, как всё обстояло на самом деле, заскрежетал зубами. Неумеренная жажда собственноручно придушить гада, временно притупила боль потери и, казалось, придала сил. Ему хотелось действовать, бежать, идти, ползти, чтобы найти и наказать подонков и негодяев.
"Но кто ты, чтобы столь строго взимать за чужие ошибки и слабости, пусть даже они невольно и обернулись чьей-то гибелью?! — внезапно мелькнувшая в голове мысль заставила взять себя в руки и успокоиться. — Что есть большая добродетель — наказать злых или спасти невинных? И кто, кроме бога (если он существует), может определить меру воздаяния? Если мы не можем соизмерить собственные поступки, то как мы можем выбрать мерило чужих? Бог… я хочу, чтобы он был, чтобы он существовал в заоблачных далях! Без него, всё видящего и всемогущего, моё существование теряет смысл. Если его нет, то как я смогу встретить её снова, когда уже не осталось никакой надежды?! "
Предоставленный генералу глиссер, несмотря на неказистый вид и упрощённую систему управления, оказался быстр и маневрен, а установленная на нём звукоизоляция, поглощавшая практически все звуки, была великолепна. Первые мгновения Иван летел, просто наслаждаясь движением и окружающей тишиной. Затем, по мере набора высоты, он стал возвращаться к цели своего полета, и его внимание вновь возвратилось к расстилающемуся внизу Ново-Марсианску. В городе царил хаос. В поисках нужной улицы пропетляв немного по его кварталам, генерал, наконец, смог разглядеть внизу приземистое здание интерната и, снизившись, посадил глиссер на небольшую площадку прямо перед его парадной дверью. На протесты выскочившего из дверей охранника генерал лишь небрежно взмахнул своим удостоверением и, оставив растерянного "дядечку" стоять у порога, шагнул вовнутрь. Дверь за ним негромко скрипнула и закрылась. В просторном светлом помещении, разделённом на отдельные квадраты по принципу игровых комнат, мельтешила ребятня. Большинство лиц выглядели озабоченными, некоторые были откровенно заплаканными, в покрасневших глазах отражалось свалившееся на них поистине не детское страдание и горе. Кто-то из детей ещё пока надеялся встретить родителей, а кто-то уже давно их оплакивал. Даже самые интересные книги, фильмы и компьютерные игры не могли отвлечь их от свалившейся на них беды. Глядя в их глаза, генералу хотелось плакать и рвать на себе волосы от бессилия. Он не чувствовал за собой вины, но воспринимал их боль как собственную, и терзался от того, что не в силах был сделать большего. Он шёл по коридору всё дальше и дальше, и в эти мгновения пути ему хотелось умереть там, на поле боя, только бы не встречаться взглядом с этими заплаканными детскими глазами… Он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не разрыдаться. Но вот прямо перед ним оказалась комната с цифрами 148 — отдельная "келья" его дочери. Он остановился, несколько раз глубоко вздохнул, приводя себя в порядок и, кое-как успокоившись, постучался.
— Войдите, не заперто, — донёсся до его слуха внезапно повзрослевший голос дочери. Он еще раз вздохнул и, отворив дверь, шагнул в комнату в ощущении, что прыгает с борта десантного глиссера в распахнувшуюся за бортом бездну.
Едва увидев отца, девочка бросилась в его распростёртые объятья. Но на полпути она вдруг остановилась, на её лице отразилась бесконечная мука, но, упрямо закусив губу, она сделала шаг вперед, затем ещё один и ещё… Она хотела, чтобы её походка выглядела уверенно-бодрой, но к генералу она подошла, уже едва переставляя ноги. Когда остановилась, её тело — плечи, руки, ноги, мелко подрагивали, а бледные губы кривились, словно сделанные из гнутой проволоки.
