Хасанов в тревожном ожидании всматривался в звездное небо. Просторы вселенной, завораживая своей глубиной, виделись такими близкими и одновременно далекими. Тишина, стоявшая вокруг, казалась могильной. Он позволил себе постоять несколько секунд под открытым небом, чтобы затем вернуться в пещеру и, вооружившись бластером, встать на охране своего пребывающего в беспамятстве командира. Когда его начал одолевать сон, он снова направился к выходу из пещеры, чтобы вдохнуть глоток освежающего ночного воздуха.
Маленький камешек, скользнув по отвесному склону, упал около ноги и несколько раз подпрыгнув, закатился в небольшую трещину. Хасанов повергнулся на звук и тут же рухнул, сбитый на землю подсечкой металлического щупальца. Бластер выстрелил, осветив окружающую местность малиновой вспышкой, и тут же отлетел в сторону, выбитый другим проворным "пехотинцем". Полковник почувствовал, как его мгновенно опутала холодная сталь проволоки, и несколько металлических мерзавцев, подхватив спеленатого человека на "руки", втащили его в глубь пещеры, где и бросили, ни мало не заботясь о боли, причиняемой пленнику. Кажется, теперь-то уж всё точно было проиграно. Хасанов попробовал пошевелить руками, но не смог, оставалось лишь материться на окружающий мир вечной несправедливости и на самого себя за проявленную беспечность. А пленившие его роботы, прошелестев суставчатыми конечностями, переместились к входу, где собравшись в кружок, переплелись щупальцами и замерли. Со стороны казалось, будто компания друзей, собравшись вместе, предалась молчаливому размышлению. Некоторое время спустя один из "компаньонов" отделился от своих "соплеменников" и, вернувшись назад, коснулся электрошокером открытой шеи не имеющего возможности уклониться полковника. Боль затмила разум, Хасанов вскрикнул, и его сознание померкло.
Жутко болела голова, истерзанное тело — изрезанное и обожжённое, ныло невыносимой болью. Генерал с трудом разлепил глаза и осторожно приподнялся на локте. Звёздочки, летающие в его сознании, постепенно уступили место звездам, видимым через отверстие входа. Выделявшиеся на чёрном фоне неба еще более чёрные силуэты он опознал сразу, не узнать маленьких роботов-осьминожков было невозможно. Попытавшись лечь поудобнее, он внезапно понял, что его тело больше не связано. С осознанием этого факта в голове появились новые мысли, чтобы обдумать их, он повернулся на спину и едва не вскрикнул, коснувшись истерзанной кожей рифленой рукояти бластера. Задержав дыхание, Иван осторожно, стараясь не шуметь, приподнялся и сел. Вздрагивающей от боли рукой передвинул бластер на грудь, выждав пару минут, взял его обеими руками, тщательно прицелился и нажал на спуск. Ночную тьму разметало всполохами выстрелов. Ильченко стрелял и стрелял. Он не отпускал спускового крюка до тех пор, пока стрелка индикатора мощности не коснулась красной точки, означающей ноль. Выпавший из рук бластер с тупым звуком ударился о камни. В воздухе, наполняющем пещеру, царил удушливый запах обожжённого металла и горелого пластика. Растерзанные "тела" противников оплавленными ошмётками валялись по всему периметру. Иван поднялся, сделал шаг и, споткнувшись о лежавшего Хасанова, снова повалился на землю. Он опёрся руками о каменный пол пещеры, привстал на одно колено и медленно встал на ноги. В глазах снова помутнело. Иван глубоко вздохнул и пристально всмотрелся в дрожащее кружево звезд. Легкое дуновение ночного ветра принесло холодную свежесть, заполняя ею духоту окружающего пространства. Генерал зябко поёжился. Звезды на ночном небе наконец-то нашли своё место и успокоились, предательское мельтешение в глазах закончилось, зрение обрело привычную резкость. Генерал присел, осторожно распутал путы, стягивающие полковника и, отбросив их в сторону, направился к выходу. Внезапно со стороны звёзд ему почудилось какое-то едва угадываемое звучание. Иван остановился и прислушался. И точно, до его слуха отчётливо донесся нарастающий гул мотора летящего глиссера.
— Вы? — едва веря в происходящее, выдохнул растерявшийся генерал. Из кабины глиссера на него в упор смотрело умное лицо профессора Лобенштайна.
— А кто же еще? Эти салаги, — он махнул в сторону каньона, — пока решали, кто полетит, я залез в кабину, и вот он я перед Вами собственной персоной. А где полковник?
— Лежит в пещере в полной отключке.
— Чудненько! Так кто же кого спасает?
Генерал вымученно улыбнулся и неопределённо пожал плечами.
Офицеры штаба наперебой уговаривали Ильченко отправиться в госпиталь, но когда он, не выдержав их назойливости, рявкнул на них, господа офицеры притихли и пристыжено замолчав, заняли места за столом, на котором светилась большая голографическая карта местности. Ещё толком не очухавшийся после удара током Хасанов сидел чуть поодаль и участия в обсуждении не принимал, лишь изредка кидал преданно-пристальный взгляд в сторону ходившего по блиндажу Ильченко. Сам генерал, напичканный какими-то профессорскими снадобьями, был быстр и деятелен. Он успевал отвечать на сыпавшиеся на него вопросы и сам задавал новые. Первый день остался позади, к концу близилась ночь, оставалось еще двое суток. Из тысячи ста бойцов легиона в живых, включая раненых, осталось не больше двухсот пятидесяти человек. Никто из тех, кто мог хоть как-то держать оружие, не пожелал оставить позиции. Некоторые кололи дикие дозы транквилизаторов, но по-прежнему оставались в строю. Один лишившийся обеих ног капрал пригрозил застрелиться, если его попытаются забрать с позиции и эвакуировать. Облив обе конечности кровоостанавливающим раствором, он продолжал стрелять до тех пор, пока на него не рухнул поднятый взрывом обломок скалы. Лишь после этого его почти бездыханное тело перенесли в разбитый в глубине пустыни полевой госпиталь. Не менее отчаянно дрались и остальные.
Уверенный бас генерала разносился под сводами вырытого на скорую руку блиндажа.
…Противник, не сумев уничтожить нас прямыми залпами, завтра наверняка предпримет попытку вырваться из каньона. Насколько я понял, то для первоначального замысла всё подготовлено?! — начальник разведки сдержано кивнул, и генерал продолжил: — Тогда есть предложение, не дожидаясь утра, взорвать имеющуюся у нас взрывчатку, и тем самым окончательно перекрыть противнику возможность выхода на ровную поверхность. Таково мнение штаба. Сам я ещё окончательно не разобрался в обстановке и со своим мнением не определился. Итак, у кого есть возражения?
— Я думаю, что нам не следует спешить. — Снова в который уже раз в противовес мнению вышестоящего начальства подал свой голос притулившийся в уголке профессор. — Как выяснилось, взрывчатки оказалось меньше, чем мы рассчитывали, а каньон довольно широк, и всей нашей взрывчатки едва хватит, чтобы образовалось небольшое перекрытие.
— Что предлагаешь ты? — без обиняков спросил генерал. Он совсем недавно перешёл с профессором на "ты", и это слово давалось ему ещё с некоторым усилием.
— Надо дождаться, когда они пойдут на прорыв и тогда… — Лобенштайн сделал многозначительную паузу, — произвести взрыв. Часть танков попадёт под завал, часть будет уничтожена собственно взрывом, оставшимся придётся разгребать нагромождение камней и горящей техники часов так… В общем, на это у них уйдёт времени гораздо дольше, чем на преодоление собственно самого образовавшегося от взрыва котлована. К тому же, кто знает, может противник, понеся большие потери, может вновь отложить своё наступление на неопределённый срок, но даже если и нет, то интенсивность его огня будет снижена.
— Но это дополнительный риск, — подал реплику начальник инженерной службы. — Если что-то пойдёт не так…
— Что ж, на этот случай я Вас могу успокоить, — вклинился в их диалог генерал Ильченко. — У нас просто такого не может быть, ибо в нашей бригаде просто замечательный начальник инженерной службы. А насчёт того, чтобы всё пошло как надо, — генерал с лёгкой улыбкой на лице широко развёл руками, — тут уж извините, но это ваша прямая обязанность. — Конец фразы был произнесен жёстко, улыбка сошла с лица генерала, и он, сердито сверкнув глазами на притихшего подполковника, добавил: — Отвечаете головой!
