Мими изрядно повеселилась, издеваясь над моими мексиканскими приключениями.

- Прекрасно ты там время провел, ничего не скажешь! - Она разжигала во мне недобрые чувства к Tee, а по поводу Стеллы заявила: - Есть женщины, для которых такие, как ты, - находка. Они паразитируют на вас. Вы облегчаете им жизнь.

Никому я ничего не облегчил, но втолковать это Мими было невозможно. Всю мою историю она выворачивала так, как ей того хотелось, и ничего другого не желала слышать. Со всей страстью и напористостью разевала она свой толстогубый рот и громким, как иерихонская труба, голосом почти слово в слово повторяла мысли Клема. Что мое мировоззрение - это болезнь, от которой надо срочно избавиться. Что я не вижу мир таким, каков он есть, поскольку не хочу видеть и не могу принять реальности. Но смысл не в том, чтобы мысленно рисовать радужные картины, используя воображение, - нужно запечатлеть в этой своей картине все человеческие слабости, отразить зло, преступления, мерзость, зависть, мелочность, жадность, хищничество.

Это для начала. Прими как факт, что люди ненавидят своих ближних, что каждый взгляд, обращенный на другого, им стоит усилий и почти всегда и всем хочется лишь одного - чтобы их оставили в покое. Вымышленное, несбыточное - это их сокровище, их надежда на то, что все известное им о жизни и о себе может оказаться неправдой. Возможно, непримиримая и всеохватная ярость Мими и была несколько преувеличена и наиграна, а истинные ее чувства не столь категоричны, однако синие тени под глазами свидетельствовали о неустанной тревоге и жизни, очень непростой и полной забот.

Появившийся Артур не успел переступить порог, как она забросала его вопросами о деньгах и работе. Общий разговор она раз пять потом сворачивала на эту тему.

Выяснилось, что существует перспектива некоего трудоустройства, и Мими стала уговаривать Артура согласиться. Но он повторял лишь:

- Это фарс, а не работа. - И странно посмеивался, морща сумрачное и смуглое лицо.

- Деньги - это не фарс!

- О, пожалуйста, Мими, не говори пошлостей!

- Да там и делать-то почти нечего!

Но он отказался наотрез, сказав, что это совершенно нереально. У меня зародилась мысль, не попробовать ли получить это место.

Я перехватил Артура на улице и спросил, что это за работа и почему он от нее отказывается.

День был прохладный, и на Артуре были пальто и кепка. Он похудел так, что выпирали кости, ежился, поднимая острые плечи, и меня поразило его сходство с дядюшкой Дингба- том - совершенно разные жизненные пути ничего не значат по сравнению с наследственностью и врожденной предрасположенностью. Артур обладал точно такой же остроугольной и впалогрудой конституцией - то же худое длинное лицо, торопливая и чуть косолапая походка. В своих остроносых ботинках он был элегантен, как рыцарь, ставящий ногу в стремя, чтобы легким движением вскочить на коня, или ящерица, юрко ускользающая в щель. Однако здоровьем он был гораздо слабее Дингбата и лицом темнее; от него сильно пахло кофе и табаком, он явно пренебрегал дантистом, что обнаруживалось при улыбке. И тем не менее он, несомненно, был наделен фа- мильным эйнхорновским обаянием и умел, когда считал нужным, его включать. Мне импонировал склад ума Артура. От него всегда можно было ждать дельного и проницательного суждения. Лично я отдавал предпочтение уму практическому, чьи выводы побуждают к действию, но Артур считал это неправильным, ибо мудрость тем истиннее, чем она дальше от повседневных нужд и практической пользы. Потому что какова, к примеру, польза в исследовании луча звездного света, летящего с немыслимой скоростью через немыслимые пространства, чтобы достигнуть Земли уже дряхлым и мертвенным? Такой взгляд показался мне любопытным.

Что же касалось работы, то заключалась она в следующем: один миллионер задумал написать книгу, и ему требовался секретарь для сбора материала.

- Думаешь, я подойду?

- Конечно, Оги! А тебе что, это интересно?

- Мне просто нужна работа. Такая, чтобы оставалось достаточно свободного времени.

- Мне нравится, как ты организуешь свою жизнь. А на что тебе свободное время?

- На то, чтобы им пользоваться. - Вопрос его меня покоробил: значит, ему свободное время нужно, а моя потребность в нем ставится под сомнения?

- Да я просто полюбопытствовал. Одни всегда знают, чем собираются заняться, а другие - никогда. Конечно, мне еще повезло, что я поэт. Я часто думаю: а чем бы занимался, не будь я поэтом, кем бы стал? Политиком? Но видишь сам, к чему привела Ленина его неустанная работа и одержимость политикой. Профессором? Слишком уж кабинетное, бескрылое существование. Художником? Но в наши дни, кажется, никто уже не разбирается в их мазне. А когда я пишу пьесу в стихах, все мои персонажи получаются поэтами.

Вот так я и жил в Чикаго по возвращении. Я остался в Саут-Сайде. Артур вернул мне ящик с книгами, так что я сидел дома и читал. Июнь разгорался все жарче, и вскоре тенистые дворы стали источать дух влажной земли, подвалов и сточных вод вперемешку с запахом штукатурки, гудрона кровельщиков, герани, ландышей и розы-рогозы, а когда дул сильный ветер, все это многообразие забивала вонь, идущая с боен. Я читал свои книги и чуть ли не ежедневно писал Tee в «Уэллс-Фарго», до востребования, но ответа не было. Из Мексики я получил всего одну весточку, да и то от Стеллы - она была в Нью-Йорке и написала мне в Мексику, откуда письмо переправили в Чикаго. Письмо было очень хорошее, чего я от нее никак не ожидал, и я решил, что недооценивал Стеллу. Она писала, что отдать мне долг пока не может, поскольку должна рассчитаться с профсоюзом, но как только найдет постоянную работу, долг будет погашен.

Саймон дал мне денег, чтобы я оплатил летние курсы в университете. Теперь я подумывал об учительстве в школе и занимался на нескольких курсах. Высиживать занятия и корпеть над учебниками оказалось нелегко. Саймон был готов оказать мне необходимую помощь, хотя большого прока в университетском образовании не видел.

Я все еще надеялся получить работу, от которой отказался Артур, - собирать материал для книги, которую затеял написать миллионер. Миллионера звали Роби, и он занимался у Фрейзера в бытность того учителем, откуда его знала и Мими. Высокий, сутулый, он сильно заикался, носил бороду и был женат не то четыре, не то пять раз - все эти подробности сообщила мне Мими. От Артура же я узнал, что задуманная книга - научный труд о счастье с позиции человека обеспеченного. Я не горел желанием получить эту работу, но мне надоело висеть на шее у Саймона. Я попытался занять денег у Эйнхорна, но тот дулся на меня за давнюю дружбу с Мими.

- Я не могу ссудить тебя деньгами, поскольку содержу внука, а дополнительный груз мне не по плечу. А если Артур наградит меня под конец моей жизни и еще одним внучком?

Словом, Эйнхорн отпал.

И без большой охоты я отправился к Артуру, чтобы тот позвонил Роби и порекомендовал меня.

- Он забавный парень, Оги. Вот увидишь.

- Какого черта! Мне вовсе не нужно, чтобы он меня забавлял. Пусть примет на работу, вот и все!

- Главное, постарайся его понять. Он человек странный, и частично это у него от матери. Она воображала себя королевой Рокфорда, Иллинойс, носила корону, соорудила себе трон и хотела, чтобы все в городе отвешивали ей поклоны.

- Она все еще живет в Рокфорде?

- Нет, теперь у нее особняк в Саут-Сайде. Когда он учился, в кампус его привозил шофер. Долгое время он маниакально увлекался философией, покупал место на рекламных полосах газет и печатал там цитаты из Платона, Локка - вроде «Жизнь неосмысленная не стоит самой себя», ну и так далее. Его сестра Каролина тоже с приветом. Считает себя испанкой. Но у тебя дар ладить с чудаками. С моим отцом ты здорово поладил.

- Я был почти влюблен в него.

- Возможно, ты и Роби полюбишь.

- Судя по тому, что ты рассказал, это будет очередной полоумный. Трудно всю жизнь проводить среди чудаков. Это нехорошо и неправильно.