— Я никогда и не предполагал, что они так намаялись без своих душ. Мне казалось, что они навсегда забыли об их существовании, — подумал Дьявол. — Зачем она им? Договорено же было со всеми, что суть и красота антимира в его бездушии и бездуховности. Да, впрочем, неважно зачем. Важно не дать им понять, что их души не там, в Божьем доме, в непреступном для их разума хранилище ЕГО ВОЛИ, а у меня, здесь, в антимире. Это моя воля спрессовала их в единую незримую и неощущаемую разумом соратников античастицу, которая обречена на вечное существование только в орбите моего «Я». Интересно, а как они вообще себе мыслят сам механизм получения своих душ у ЕГО ВОЛИ? Возможность только одна: покаяться и просить прощения души у Создателя.
Его передернуло оттого, что кто-то со своим ничтожным в сравнении с ним разумом, презрев табу, установленное в антимире на обсуждение любых тем о покаянии душ, решился ворошить запретную тему.
— Распустились! — злорадно усмехнулся он. — Неужели непонятно, что нельзя каяться и просить прощения того, чего нет в твоей бестелесной форме? ЕГО ВОЛЯ — носитель почти эквивалентного мне разума, никогда не опустится до такого унижения, как рассмотрение просьбы бездушного существа о прощении и покаянии. Для него, как и для всех в Божьем доме, эти существа — ничто. Там тоже есть табу на соответствующие темы и действия. И уж в том, что запрет никто не посмеет нарушить, можно быть абсолютно уверенным.
Дьявол не без удовольствия почувствовал, как его ощетинившаяся гневом на соратников воля постепенно принимает свойственное ей спокойствие и рассудительность все видящего и все понимающего высшего разума антимира.
— Вот так! Чудаки вы, чудаки! Ничего у вас не получится! — заключил он, но уже с теплотой, которая иногда нисходит и на изуверов тоже. — Упаси, правда, меня от того, чтобы у кого-то из них зародилась мысль искать свои души по всему антимиру. Этого нельзя допустить даже как потенциальную возможность. Надо бы еще раз с особой тщательностью почистить от подобной инициативы разум всех падших ангелов.
Отвлекшись на все эти размышления, Дьявол вдруг почувствовал, что тема души не просто проскользнула по его разуму, а напротив, начала властно заполнять все имеющиеся в нем свободные лакуны. Переполняя их, она, как разом вырвавшаяся на свободу из резко опрокинутого ведра вода, накрыла все смешавшиеся в разуме Дьявола мысли о соратниках, о застывшем в ожидании чего-то грандиозного сознании людей, о выдавившей его в антимир Вселенской силе. Мысль о душе осталась единственной и главной. Она, как мощнейший пульсар, с неимоверно точной периодичностью, сжатой до тысячных долей секунды, посылала свои импульсы разуму Дьявола. Он чувствовал, как она требовала принять ее, не откладывать на потом, не бежать от нее прочь, как от проклятого прошлого. Накатываясь своими волнами на разум, эта мысль заговорщически шептала ему: «Я помогу тебе. Ты впусти меня в свой разум, и тебе откроются ответы на вопросы, заставившие его страдать. Плохого не будет, впусти».
— Что это? Откровение? От кого? В антимире никто не стоит по разуму выше меня. Может быть, от САМОГО или ЕГО ВОЛИ? Вряд ли! У них нет возможности пробить защиту антимира: зло не выше, но и не слабее добра, — одновременно спрашивал и убеждал себя ответами Дьявол. — Тогда почему меня столь стремительно поглощает эта мысль и, более того, что в ней такого привлекательного? Как это ни странно, но ничего инфернального для своего разума я не чувствую. Нет даже намека на ощущение трагизма и печали — дела обычного, когда люди задумываются о своей душе. Наоборот, в мой разум впечатывается уверенность, что я способен вырваться из пут, скрутивших меня хандры и апатии. Мне по силам расколоть панцирь неизвестности, которая придавила меня страхом, зашторившим передо мной будущее. А я не просто хочу его понять. Для меня — это необходимость, которая определит мою состоятельность и дальше вести за собой вот эту беснующуюся армию бездушных исполнителей воли антимира или, если быть совсем точным, — моей царственной воли. И только так, а не иначе!
Гения зла всегда поднимало в собственных глазах осознание правильно сделанных умозаключений. Как только ему удавалось нащупать логику мысли, он тут же поглощал ее своим разумом, будоража его ожиданием действий и стремительно раскручивая маховик заложенного в нем интеллекта. Цель или объект интереса всесторонне сканировались понятийным механизмом Дьявола, неизбежно превращаясь, после окончательного анализа всех полученных данных, в один из бесчисленных элементов его безграничных знаний.
Нечто аналогичное должно было произойти и на этот раз. Он уже сдался проникшей в разум мысли о душе. Не потому, что очень страдал из-за отсутствия собственной души. Иначе бы он не стал навечно прятать ее от САМОГО. Въевшаяся в разум мысль о ней, сама собой привела великого изгоя к пониманию, что объяснение происходящему в реальном земном мире, где судьбы людей определяются их душами, можно получить, лишь снова соединив себя со своей душой. Почему именно с ней? Разве он, наделенный необъятными возможностями перевоплощения, не может мимикрировать с любой из украденных и ныне безраздельно принадлежащих ему душ? Конечно, может. Только это будет напрасно. Ему хорошо было известно, что каждая душа имеет свой ум. В свою очередь, качество и познавательные возможности этого ума определялись уровнем души, то есть количеством и продолжительностью ее воплощений в физическом носителе, в том числе и в человеке.
Дьявол прекрасно знал цену этому уму: она была объективной и по его меркам — невысокой. В свое время он, кстати, и был автором методики оценки ума душ. Именно ему было поручено САМИМ распределение по установленным в Божьем доме уровням возвращающихся с Земли душ. На него же возлагалось и их отправление назад после очищения и перевоплощения. Только ему одному подчинялся Высший Совет старших магистров душ, который руководил простыми магистрами и гидами-проводниками молодых, еще не набравших опыта нескольких инкарнаций душ.
По совокупности этих причин Дьявол абсолютно не нуждался в каких-либо искусственных союзах или играх с чужими душами, когда вопрос касался лично его судьбы. Это были души его рабов. Ум лучшей из них способен был на разовые величайшие дела на Земле; он даже допускал, что иногда ему под силу было удивить и Вселенную. Но этой душе никогда не достигнуть того, на что был способен разум души Дьявола — перевоплотить Вселенную на принципах зла, став ее НАЧАЛОМ ВСЕГО.
Дьявол отбросил гнетущие сомнения. Спустя шесть миллиардов лет он решился вновь на время вселить в себя свою душу. Для антимира это стало знамением, аналогичным тому, которое падшие ангелы и сам Дьявол наблюдали на Земле. Душа еще не вернулась к Дьяволу. Им было только принято решение о воссоединении с ней. Однако энергия проявленной им воли заставила преклониться перед Дьяволом в почтительном безмолвии всех его соратников. Эта энергия всей тяжестью своего могущества сковала их разум одним повелением вождя всех изгоев Вселенной — ничему не удивляться, во всеоружии совокупного разума антимира готовиться к самой кровавой и беспощадной атаке на реальный мир, сжечь на полях презрения разум тех, в ком еще теплится жалость по отнятой у них душе.
— Все-таки душа! — Дьявол поймал себя на том, что давно выкорчеванная им из своего характера сентиментальность медленно прокрадывается в сознание. Он не стал противиться этому. Он позволил себе роскошь расслабиться. Может быть, в последний раз. Впереди была резко сворачивающая в неизвестность дорога судьбы. Что на ней ждет его вместе с соратниками, ему пока представлялось довольно туманно. Полную ясность в их дальнейшее будущее должна была внести вновь обретенная Дьяволом душа.
Ему абсолютно не требовалась ее защита. Эту функцию более чем эффективно выполнял его разум. «Жил без нее счастливо миллиарды лет и дальше буду жить с не меньшим наслаждением!» — попытался оправдать себя Дьявол в самоустраненности от собственной души со злорадством, свойственным отношению великого изгоя Вселенной к далекой прошлой жизни в доме Создателя. Однако налет редко дающей о себе знать грусти о чем-то сугубо своем, ни с кем не разделенном и не обсуждаемом все же обозначил свое присутствие в будоражащих разум мыслях.