– Нужно на дом посмотреть. Можно это сделать?

– Простите, это кто? – спросил у меня майор Адилов.

– Руководитель научной бригады, – коротко и без подробностей сообщил я. – Будем испытывать новое оборудование.

– Дом этим не повредим? – спросил подполковник Зулпукаров и посмотрел в сторону, где стояли мужчина, женщина и два подростка, один лет пятнадцати, другой лет тринадцати, должно быть, хозяева дома с детьми.

– Дом не повредим? – в свою очередь спросил я Кочергина, повторяя вопрос ментовского подполковника, только, конечно, с другой интонацией.

Он улыбнулся.

– Разве что сильно утеплим подвальное помещение. Правда, какое-то время им нельзя будет пользоваться.

– Я спрошу у хозяев, согласны ли они, – забеспокоился с чего-то ментовский подполковник.

Вообще-то в подобных случаях хозяев никогда не спрашивают, даже если дом расстреливают из танковых пушек. Местные власти потом, как говорят, иногда компенсируют ущерб. Но размер компенсации часто зависит от личных и семейных отношений с местной властью.

Я с некоторым удивлением посмотрел на майора Адилова. Тот понял мой взгляд правильно.

– Это родственники товарища подполковника.

Я включил в нагрудном кармане «разгрузки» портативную радиостанцию «подснежник», обеспечивающую связь внутри группы.

– Я – Тридцать Первый. Геннадий Викторович, как дела?

– Заняли позицию. Ждем команды.

– Снимай ментов, отправляй их к месту сбора. Время близится к вечеру, им спать пора. Положение контролируем собственными силами. Действуй!

– Это как так? По какому праву? – спросил вернувшийся подполковник Зулпукаров.

Я понимаю местных ментов. Чаще, чем кого-то другого, бандиты убивают именно их. Говорят, что заслужили, но сколько правды в этом утверждении, не мне судить. Так, по большому счету, если брать всю Россию целиком, то народ, наверное, имеет право уничтожить большинство ментов. Давно заслужили. Но мы же терпим. И местным бандитам лучше потерпеть, а то их самих уничтожат. Но желание подполковника Зулпукарова принять участие в операции – это просто желание обезопасить себя на будущее и первым выстрелить в бандитов. У меня тоже часто возникает желание сказать кое-кому: «Спи спокойно, дорогой товарищ, и пусть тебе снится в аду небо цвета плавкого асфальта!» Но я же себя сдерживаю. Рекомендую и местным ментам вести себя так же, как я, то есть проявлять терпение.

– Мне поручили провести операцию, – без тени сомнения ответил я. – Ее я провожу силами собственной группы. Подразделения, с которыми у меня не отработана взаимосвязь, будут мне просто мешать. Можете выставить дополнительное оцепление освободившимися силами. Чтобы здесь не ходили гражданские, не мешали.

– Но… – хотел возразить мент, привыкший, видимо, здесь командовать.

– У меня распоряжение антитеррористического комитета. Если вы не согласны, можете обратиться напрямую туда.

– Я никого снимать с операции не буду, – уперся мент.

– Если вы будете мешать, я вынужден буду сам позвонить в комитет, и возможно даже не мне предложат вас арестовать. Вот-вот прибудет спецназ внутренних войск. Они вас и доставят в камеру.

Тон мой возражений не терпел, и я всем видом показывал, что спорить и что-то доказывать больше не намерен. А четверо ментов и двое омоновцев уже шли в нашем направлении от злополучного дома.

– За мной, – скомандовал я Кочергину и Алексею и решительно направился ближе к позициям своих бойцов.

Зулпукаров остался в растерянности, а майор Адилов, как мне показалось, радостно ухмылялся. Впрочем, допускаю, что мне это только показалось. Больше никаких активных возражений не последовало…

Пули ударили по боковой броне бронетранспортера, со звоном срикошетили и унеслись неизвестно куда. Впрочем, рядом с БТРом никого не было, и задеть кого-то эти пули не могли. Но стоило повернуться в сторону дома башне со скорострельной пушкой и спаренным с ней пулеметом, стоило слегка повернуться стволам, словно отыскивая цель, как стрельба прекратилась. Бандиты благоразумно отошли от вентиляционных окон.

За их поведением мы наблюдали втроем: я, старший лейтенант Мальцев и Владимир Андреевич Кочергин. Смотровые щели были забраны толстым стеклом, которое не способствует качественному рассматриванию объекта, и потому дом мы изучали сквозь бойницы для индивидуального автоматического оружия. Четвертый член нашей штурмовой группы, Алексей, к бойнице не прикладывался: то ли боялся шальной пули, то ли интересовался исключительно своей техникой.

– Ну что, – утвердительно сказал Владимир Андреевич, – будем работать…

Он говорил об этом, как о чем-то категорично решенном. А я понятия еще не имел, что он подразумевал под словом «работать». И вообще-то не в моих привычках браться за дело, если я не понимаю, за что берусь, что должен делать и как себя вести, если что-то не получится. И потому предпочел сначала прояснить вопрос.

– Это мы понимаем, – согласился я. – Нам бы только знать, что мы должны делать. Если не трудно, я хотел бы некоторой, хотя бы относительной, ясности. Хотя бы на уровне таблицы умножения.

– Алексей, объясни для начала снайперу, – распорядился Кочергин.

Только после этого Алексей, предварительно посмотрев, где находится бойница, и убедившись, что она не будет располагаться позади его затылка, пересел на нашу сторону вместе со своим оружием.

– Здесь все, как у обычной винтовки. Это сделано специально, чтобы пользоваться ей мог любой снайпер. И даже прицел ставится от обычной винтовки, только с некоторыми нашими дополнениями. Мы совместили оптический прицел с коллиматорным. Следовательно, следует ориентироваться на красную точку, которую видит стрелок, но не видит противник. Луч лазера центром попадет точно туда, хотя своими размерами он значительно больше этой точки. Луч расфокусирован, иначе он может просто прожечь противнику голову. Мы же добивались не этого эффекта, а эффекта ослепления, причем такого сильного, что он должен превышать порог болевой чувствительности обычного человека в несколько раз. А этого хватит для самого малочувствительного к боли человека. У того, у кого порог чувствительности сильно понижен, может наступить болевой шок, вызывающий потерю сознания. На нашей винтовке есть предохранитель, выполненный в форме обычного на такого рода оружии, потому ошибиться невозможно. Разница только в том, что наша винтовка способна вести автоматический огонь. Правда, не пулями. И очередь будет непрерывной. Все зависит от того, какое время стрелку необходимо для поражения цели. Заряд аккумулятора позволяет произвести более двадцати выстрелов. Интенсивность зависит от дистанции. На данной дистанции, как я думаю, мы можем рассчитывать даже на тридцать выстрелов. Отличие от обычной винтовки лишь в том, что вместо спускового крючка здесь слабая по усилию пальца кнопка. Нажатие должно быть кратковременным, хотя возможно нажать, а потом навести луч на лицо. Это на случай, если не удастся качественно прицелиться сразу или если цель движется. Одного выстрела в лицо будет с избытком достаточно для любого человека. Кроме того, луч лазера способен поразить глаза даже сквозь стекло. То есть после выстрела по подвальным окнам снайперы в состоянии контролировать окна первого этажа, чтобы не допустить стрельбы оттуда.

– Это я понимаю, – сказал я. – Мы обстреляем две фронтальные бойницы, ослепим бандитов. А что дальше? Дальше, как я понимаю, должно последовать какое-то иное продолжение?

– Последует. И очень забавное, – Владимир Андреевич показал на ранец, напоминающий акваланг с тремя баллонами. – В чем-то даже комичное. Бандиты будут долго смеяться, когда начнут вспоминать. Правда, не до смеха станет тому, кто будет в нужный момент лежать или даже сидеть. Мы уже опробовали свою установку в Саратове, когда бандиты спрятались точно так же в подвале жилого дома, только там дом был многоэтажный. Мы применили по согласованию с органами МВД свой препарат. В результате один из четверых бандитов умер от инфаркта. Так испугался, что его приступ хватил. Но от инфаркта никто не гарантирован даже в случае простого штурма, я так полагаю, и наш препарат здесь ни при чем. Он только добавляет юмора в ситуацию.