Число слов в моем романе теперь равнялось двадцати семи, и ощущение было такое, будто мне сделали клизму. Весь следующий час я читала свой настоящий блокнот и пыталась представить себе, как он будет выглядеть в напечатанном виде. Потом я сообразила, что в записи, сделанной мной этим утром, есть некая повествовательная энергия, и я добавила ее в роман, напечатав под списком проблем. Посмотрела, что получилось. Пока все это напоминало никуда не годный женский роман со смутными потугами на метапрозу. Я удалила оттуда отрывок про Любовный Интерес и скопировала его в новый документ под названием «Кусочки на будущее». Еще раз проверила число слов: их по-прежнему было двадцать семь. Что делать дальше, я не знала и поэтому решила уйти из библиотеки и съездить в Тотнес: забрать свою почту, раз уж теперь мы с Кристофером договорились, что я буду делать это сама. Двадцать семь слов за день работы — это наверняка рекорд, даже самые тяжеловесные постмодернисты не посмели бы со мной тягаться. Я подумала, что Зеб мог получить в детстве какую-нибудь «писательскую» травму, после которой вдруг чудесным образом обнаружил, что способен писать по четыре романа в год. Возможно, он умудрился выколоть себе оба глаза одним карандашом…
Оскар прислал мне обещанные книги. Они ждали меня на почте в Тотнесе в огромном мешке для корреспонденции. Кроме книг там был конверт вроде тех, в которых агентство присылало мне ведомости с незаработанными авторскими отчислениями, — его я открывать не спешила. Они никак не вязались друг с другом — тоненький конверт и огромный серый мешок, и, возвращаясь к машине, я чувствовала себя вором, пришедшим на место преступления, чтобы вернуть украденное и оставить пострадавшим письмо с извинениями. Мне вспомнилась еще одна буддийская притча. Учитель дзен сидит в своей хижине, и вдруг к нему является вор. Но у учителя нечего красть: все его имущество — это одежда, в которую он облачен. Учитель испытывает сострадание к вору, ведь тот проделал такой долгий путь совершенно напрасно, и решает отдать ему свою одежду. Вор берет одежду и убегает, а учитель смотрит в окно на ночное небо и думает: «Бедняга. Как жаль, что я не могу отдать ему и эту прекрасную луну».
Когда я добралась с книгами до машины, было уже почти четыре, и я сообразила, что если побуду здесь еще сорок пять минут, то смогу устроить Кристоферу сюрприз и подобрать его на автобусной остановке. Я снова поднялась на холм, где стояло здание почты, и некоторое время побродила по книжному магазину, выискивая книги о «Титанике» и пытаясь вычислить, о каком стихотворении Байрона говорил Роуэн. Я наугад открыла в нескольких местах «Дон Жуана» и «Паломничество Чайльд-Гарольда». С четвертой попытки я нашла нужный отрывок в «Паломничестве» и хотела было его купить, но книга стоила почти десять фунтов и, по всей видимости, представляла собой очень длинную трагическую историю в стихах. Похоже, «Чайльд-Гарольд» был одной из тех вещей, что я всегда хотела прочитать, но так ни разу не собралась. Кстати, я даже не прочла роман Агаты Кристи, столь любимый Роуэном.
Я планировала купить что-нибудь на обед в «Хэппи Эппл», и хотя лишних денег у меня не было, я все-таки пошла в «Баррел-Хаус» и взяла себе большой соевый латте, надеясь, что дома, возможно, еще отыщется банка консервированной фасоли. На столике в углу лежала большая стопка газет, среди которых был и свежий номер «Санди таймс». На обложке красовалась фотография Розы. Она уселась на стол, положив ногу на ногу, и смотрела в камеру настолько проникновенно, насколько это позволяли ее тусклые, ничего не выражавшие глаза.
Интервью с ней занимало целый разворот в одном из приложений, и посреди текста ярким цветом была выделена цитата: «Конечно, я верю в духов». Я бы никогда не подумала, что она решится поведать прессе о своем семейном полтергейсте, но вот, пожалуйста, она рассказывала о том, как они все пугались, когда по ночам у них дома летали книги, и что она до сих пор не осмеливалась покупать себе домой ничего хрупкого — мало ли что может произойти. Она рассказывала о том, что, готовясь к роли в фильме «Встреча в ночи», она окончательно убедилась в существовании необъяснимых вещей. «Ведь были времена, когда даже разведение огня казалось магией, — говорила она. — Когда-то и радио представлялось чем-то немыслимым, и телефон, и ключ, с помощью которого в машине разом запираются все двери. Мы считаем магией то, чего не можем объяснить». Материал был построен на сопоставлении неразрывно связанных между собой путей жизни и карьеры Розы, и оба они рассматривались с точки зрения сверхъестественных событий, присутствовавших и там и там. «Анна Каренина» упоминалась лишь в самом последнем абзаце, где говорилось, что съемки начнутся в мае. Я пробежала статью глазами и остановилась только на одной подробности, которую моя мать явно сочла нужным от меня утаить: роль Вронского предстояло сыграть Эндрю Грею. Дрю. Значит, в конце концов они все-таки сошлись. Ну или сойдутся теперь. Я прекрасно понимала, почему мать не стала мне об этом говорить, но про полтергейст-то она почему умолчала? И только сейчас до меня вдруг дошло, что мы не разговаривали об этом эпизоде с 1980 года: именно тогда он загадочным образом стал одним из «непримиримых противоречий», которые привели к разводу моих родителей.
Кристофера на автобусной остановке не было, и я решила заглянуть на стройку, где он работал, но там тоже его не обнаружила. Начинало смеркаться, и я поехала домой в Дартмут по проселочным дорогам, которые тут назывались полосами. Это были древние пути, по которым люди путешествовали, должно быть, в те времена, когда составлялась «Книга Страшного суда». [30]
По обеим сторонам дорог тянулись ряды деревьев, тут и там мелькали ведьмовские домики с дымящими трубами. На полосах меня часто охватывало странное чувство, будто я вернулась в свой таинственный лес из 1978-го, хотя я давно не была уверена в том, что не придумала его тогда. Я словно становилась вымышленным персонажем в мире, где существовало нечто большее, чем стандартная модель [31]и теория эволюции, и в мире этом все было возможно, и каждая вещь имела свой особый, загадочный смысл. Интересно, где же Кристофер? Он, наверное, уже дома и гадает, где же, интересно, я. Если я скажу ему, что хотела подобрать его на остановке, он очень обрадуется, но потом до него дойдет, что мне это не удалось, и он расстроится. Может, Кристофер погиб на стройке и поэтому не пришел на остановку? Тут я поймала себя на мысли, что если он погиб, то я теперь свободна. Я сразу же стерла эту мысль у себя в голове, но факт оставался фактом: я успела так подумать.
Обычно Кристофер возвращался домой в половине шестого, но вот уже было шесть, а он так и не появился. Я не сразу заметила, что он сильно задерживается, потому что была слишком увлечена содержимым мешка от Оскара. Если бы кто-нибудь зашел в эту минуту в гостиную, он бы наверняка подумал, что я сошла с ума. На полу громоздились три гигантские стопки книг по эзотерике, пособий по самосовершенствованию и разного нью-эйджа, на скорую руку разделенных мной на категории «Идиотизм», «Полный идиотизм» и «Бред, но ничего ужасного». Ну почему среди всего этого хлама нет ничего вменяемого вроде журнала «Нью сайентист», когда мне это так нужно! Передо мной было собрано множество самых разных форм безумия, и мне казалось, что я сейчас от всего этого задохнусь. Даже Беша выглядела сбитой с толку и однажды уже опрокинула стопку «Идиотизм», ударив по ней хвостом. Когда Беша вот так била хвостом, мне казалось, это был ее фирменный способ задать мне вопрос: «Какого черта ты делаешь?» Выглядело это так: вполоборота, хвост вниз, потом пауза — и после этого бешеное вращение. Я собрала развалившуюся стопку «Идиотизм» и, глядя на нее, снова подумала: неужели на свете так много людей, настолько загнанных в угол современной жизнью с ее электромагнитными полями, рабочими встречами, заботами о детях, загрязнением окружающей среды, радиацией, телефонными вышками, кофеином, сахаром, глутаматом натрия, рациональными мужьями и эмоциональными женами, что им необходима книга (или даже несколько книг), которая поможет все это преодолеть и объяснит, что такое дауншифтинг, органическое питание, позитивное мышление, умение говорить «нет», преодоление беспокойства, любовь без условностей, определение границ, отстаивание своих прав и правильное дыхание?