– Что ты сказал?

– Я сплосил – мы узе присли? Еще я хочу писать и пить…

Кэлахир неприязненно хмыкнул. Он осмотрелся по сторонам и, так и не ответив на вопрос, вновь прощупал все вокруг поисковым заклинанием.

Пусто…

Отпустив руку мальчика, Кэлахир мягким кошачьим шагом двинулся вперед, обходя полянку сначала по большому кругу и затем постепенно его сужая. Он внимательно разглядывал каждый кустик, каждую ветку, каждую травинку, стараясь ничего не пропустить. В некоторых местах он замирал, опускался на колено и что-то тщательно разглядывал у себя под ногами, настороженно к чему-то прислушиваясь. Но, видимо, пока это было не то, что нужно, – полуэльф поднимался и шел дальше.

Мальчику, стоявшему на краю поляны, быстро наскучило на это смотреть, и он неловко сел на землю, привалившись к замшелому стволу одного из лесных великанов. Кэлахир косо взглянул на него, но ничего не сказал, по-прежнему занятый своим делом. Малыш закрыл глаза и задремал.

Наконец, полуэльф нашел, что искал, замерев над местом, где трава была заметно смята и только-только начала распрямляться. Вновь опустившись на колено, Кэлахир простер над землей руку и заговорил. Мелодичные, напевные фразы на эльфийском поплыли в разом упавшей на поляну тишине физически осязаемо и гулко. Стих ветер, замолчали весело щебетавшие до этого лесные пичуги, даже, казалось, перестали шуметь листвой деревья.

Неяркое розоватое сияние вырвалось из ладони Кэлахира, накрыло землю невесомым облачком и запульсировало, все раздаваясь и раздаваясь в объеме. Внутри облачка клубился неприятный на вид грязно-серый туман.

Полуэльф торопливо отшатнулся назад и выпрямился, напряженно глядя на сотворенное облако. Затем вытянул вперед руки и замер, словно ощупывая его на расстоянии – в эту минуту он походил на гончара, что лепит на своем круге кувшин или чашку из куска подвластной ему глины. Кэлахир вновь не то заговорил, не то запел. Но если до этого слова звучали нежно, то теперь в них появились зловещие интонации. Разбуженный громким голосом, мальчик открыл глаза и непонимающе уставился на открывающееся ему магическое действо.

Меж тем облако начало принимать очертания лежащего на земле человека. Правда, выглядел этот человек очень странно – непривычно короткие волосы, незнакомого покроя одежда, странный доспех с множеством карманов и ремней, отчего-то прикрывающий лишь грудь, – все было донельзя чужеродным и непонятным.

В последнюю очередь сформировалось лицо чужака. Кэлахир вперил в него тяжелый взгляд, рассматривая и запоминая каждую черточку. Заметив, что очертания фантома начинают расплываться, он повелительно выкрикнул несколько гортанных слов, резко отличавшихся от прежних напевных звуков эльфийского языка.

При их звуке мальчик содрогнулся всем телом, неуклюже поднялся и, неестественно переставляя ноги, двинулся к Кэлахиру. Тот, не отрывая взгляда от незнакомца-облака, мягко скользнул в сторону, пропуская ребенка.

Низкий протяжный полувздох-полувсхлип, идущий откуда-то из-за плотного строя деревьев, пронесся над землей. Деревья начали гнуться под напором шквальных порывов ветра, которому, казалось бы, неоткуда взяться в лесной чаще. Кэлахир покачнулся; мальчик же шел как ни в чем не бывало.

Полуэльф, наклонив голову и превозмогая стихию, зашел за спину ребенка и, ухватив того за волосы, запрокинул ему голову назад. Короткий высверк ритуального кинжала – и из перерезанного горла толчками выплеснулась прямо на призрачную фигуру кровь. Цвет облака мгновенно изменился, став ярко-красным, и очертания чужака перестали расплываться. Кэлахир отбросил ненужное уже тельце ребенка в сторону и подскочил к фантому. Он склонился над ним и требовательно выкрикнул:

– Открой глаза! Я повелеваю тебе – открой глаза!

Веки призрака дрогнули. Очень-очень медленно ресницы распахнулись, и Кэлахир впился яростным взглядом в ставшие живыми глаза чужака, вбирая из них в себя нечто такое, что вряд ли сумел бы понять даже искушенный маг. И в этот миг возмущенный вскрик ударил по согнувшейся над землей фигуре полуэльфа. Он покатился от него по траве так, словно невидимый великан нанес ему сокрушительный удар.

С сильным хлопком разлетелась в клочья стремительно тающего тумана фигура-облако. Яростный рев множества невидимых для глаз существ постепенно стал смолкать; ветер, ярясь больше по инерции, тоже понемногу унялся. Тишина, правда, совсем не похожая на ту, что царила на поляне в начале страшного обряда, установилась в лесу.

Напряженная это была тишина… Недобрая…

Казалось, сам древний лес вдруг превратился в одно огромное живое существо, вдруг получившее страшную рану и теперь судорожно оглядывающееся по сторонам, стремясь как можно скорее найти обидчика, чтобы с лихвой отплатить ему. Стремясь найти – и… не находя. Полуэльф затих, уткнувшись лицом в землю. Лежал он совершенно неподвижно, и только пальцы левой руки слегка подрагивали, сплетая новое заклинание.

В этот миг бесшумно разошлись ветви близлежащего куста и на поляну выскользнули две фигуры в зелено-коричневых маскировочных балахонах. Золотистые волосы, собранные в пучок на затылке, красивые тонкие черты хмурых сейчас лиц – трудно было не признать в них эльфов, настоящих «чистокровных» эльфов.

В руках у Дивных были боевые луки с костяными накладками, служащими не только для красоты, но и ради придания оружию большей прочности и упругости. И только круглого идиота обманула бы та видимая небрежность, с которой изящные пальцы сжимали оружие. Любой же мало-мальски сведущий в военном деле знал, что стоит появиться сейчас противнику – и его утыкают стрелами в считаные доли секунды.

Кэлахир рассматривал гостей глазами взятой им под ментальный контроль белки. Зверек на свою беду оказался излишне любопытным – примчавшись по ветвям поглазеть на происходящее на поляне, он стал легкой добычей для поискового заклинания полуэльфа, нуждавшегося в видении места свершения чудовищного обряда со всех сторон. Правда, передаваемая «картинка» представала ему в перевернутом виде, однако Кэлахиру вполне хватало и этого: разглядев на нарукавном шевроне лучников атакующего ястреба, он довольно ухмыльнулся про себя – перед ним были всего-навсего стрелки. Пусть и из элитных подразделений лесного воинства, но… армейцы! Он-то приготовился к худшему: появлению на месте жуткого обряда егерей-Смотрителей. Вот против них шансов у него практически не было, а против лучников… ха…

Тем временем боевая пара уверенно подбиралась к центру поляны, бдительно отслеживая каждую мелочь, будь то покачивающаяся травинка или пролетающий жук. Неожиданно один из эльфов вскрикнул и, выронив лук, опрометью бросился к бездыханному телу ребенка. Его товарищ посмотрел в том же направлении и превратился в столб, замерев на месте в состоянии, близком к умопомрачению. Ведь у эльфов, несмотря на большую продолжительность жизни, всегда рождался один, максимум – два ребенка. И поэтому жизнь каждого малыша считалась для лесного племени величайшей святыней. Не было более верного способа превратиться для Дивных в кровного врага, нежели нанести – случайно либо по злому умыслу – малейший вред одному из их отпрысков. Доведись такому случиться – и эльфы мгновенно превращались в разъяренных, не ведающих жалости чудовищ. Оттого и замерли эльфийские стрелки, увидев на поляне в глубине своего леса детское тело с перерезанным горлом. Это чуть позже они бы сообразили, что это вовсе не их соплеменник, а человек, но в первую секунду шок, стараниями Кэлахира, был гарантирован наверняка. Как, собственно, и получилось. Кэлахир же с лихвой использовал миг, когда оба Дивных раскрылись и забыли о защите. Взлетев с земли подобно распрямляющейся пружине, он моментально атаковал. Два метательных ножа, прочерчивая в воздухе серебристые дорожки, рванулись к цели. А следом за ними устремилось простенькое, но не становившееся от этого менее действенным, заклинание «Первого Льда» – в детстве маленькие эльфы любили пошалить, обращая с его помощью водную поверхность на недолгое время в лед и соревнуясь, кто дальше пробежит по озеру или речке, не упав в воду.