Сью перестала шагать и остановилась на возвышении лицом ко мне. На ней был серо-зеленый твидовый пиджак, серые брюки и свободная белая блузка — одежда, которая скрывала ее стройную фигуру и придавала ей бесполый вид. Ее светло-рыжие волосы были стянуты в пучок на затылке, а лицо покрывал такой искусный макияж, что я никогда не мог понять, то ли передо мной хорошенькая женщина, которая, желая показаться холодной и неприступной как партнерам, так и конкурентам по бизнесу, носит маску из пудры и краски, то ли за этой тщательно воссозданной иллюзией красоты в действительности скрывается уродливая ведьма.

— Как держишься? — спросила она, кладя локти на кафедру.

Я ткнул сигаретой в сторону двери:

— Не больно-то мне нравится такое дерьмо.

— Скоро вернешься в Першинг. И все покажется тебе… — она обаятельно улыбнулась, — далеким, как апокалипсис.

— Тереза говорит, дома тоже все вышло из-под контроля.

— Помнится, ты говорил, что Першинг похож на застоявшийся пруд, так что встряска-другая ему не повредит. — И тут же постучала себя по голове, как будто в наказание. — Совсем забыла. Мы тут устраиваем кое-что в номере после лекции. Так, несколько важных гостей.

— Важных, — тупо повторил я. — И насколько важных?

— Несколько газетчиков и телевизионщики. Один из «Чикагских медведей». Не помню, кто именно. Но очень милый. Клянется, что «Молитвенник» просто перевернул его игру. Роджер Эберт [22]тоже придет.

— Эберт? Господи Иисусе, вот кого я ненавижу! Поклонник всех дерьмовых фильмов на свете! — Я стряхнул пепел с сигареты прямо на пол. — Будь я киношкой, то наверняка бы ему понравился.

— Вардлин, ради бога! Только не сойди с ума, как раз когда миллион долларов вот-вот упадет тебе в карман!

— С чего мне сходить, когда я и так уже сумасшедший.

— Ну так держи хвост пистолетом! — Она пошарила глазами по залу, ища, куда бы девать сигарету, ничего не нашла и загасила ее сбоку о кафедру. — Хоть бы Джин поскорее пришла, — сказала она, имея в виду моего пресс-агента Джин Сингер. — Нам с ней до начала вечеринки еще кучу всего надо успеть.

— Жирный, тупой долбаный эльф!

— Это ты все про Роджера Эберта? Чем он тебе так не угодил?

— Так сразу и не скажешь. Глупо, сам знаю.

Она ждала, когда я продолжу.

— Просто, пока я сидел, он был для меня чем-то вроде бога, — сказал я. — Я серьезно считал его великим критиком и поэтому составлял список фильмов, которые он рекомендовал. И вот я вышел, посмотрел их все до одного, и они все оказались дерьмом! Все без исключения, понимаешь!

— О вкусах не спорят.

— И почему я сразу его не раскусил! — продолжал я. — Вот, например, один из его любимых фильмов… там еще снималась девчонка, которая играет Баффи, помнишь? Ну, про волшебного краба. [23]Только тот, кому хорошо заплатили, может хвалить эту лабуду. Или у него вместо мозгов белка в колесе.

— Говорят, в общении он милашка.

— Если бы какой-нибудь зэк опустил меня так, как это сделал он, я бы ему накостылял. Понимаешь, я на него вроде как рассчитывал. Мечтал, как выйду на свободу и посмотрю все крутые фильмы, о которых писал Роджер. Но стоило мне начать смотреть, как мне сразу же захотелось напинать его жирную задницу. И до сих пор хочется.

Сью подбоченилась:

— Так ты будешь вести себя прилично сегодня вечером или нет?

— А когда я вел себя неприлично?

— Никогда. Но я чую назревающий бунт. А завтра у нас Ларри Кинг. [24]Поэтому неплохо было бы перенести мордобой на потом.

В дверь громко постучали. Все еще напуганный, точно едва ушедший от погони лис, я обернулся на стук.

— Я открою.

Сью шагнула к двери и приоткрыла маленькую щелочку. Гул за дверью мгновенно усилился. Я слышал, как она велела кому-то прислать охрану в коридор, потом сказала:

— Подождите минутку, — и прикрыла дверь. Затем подошла ко мне, озадаченная. — Джин привела человека, который заявляет, что он твой отец.

Мои связи с семьей отошли в область преданий так давно, что теперь сама мысль об отце, стоящем за дверью на расстоянии всего нескольких шагов от меня, вызвала даже не удивление, а куда более слабую эмоцию, — нечто подобное чувствуешь, когда какой-нибудь банальный предмет, вроде пуговицы или шара для боулинга, который ты считал безвозвратно потерянным, вдруг обнаруживается в совершенно неожиданном месте.

— Хочешь с ним поговорить? — спросила Сью.

— Только этого мне сегодня и не хватало, — ответил я.

— Так да или нет?

— Сам не знаю.

Она явно не знала, на что решиться.

— Ладно, веди его, — сказал я. — Только сама не уходи. Наша семейная встреча наверняка будет предельно краткой.

Она открыла дверь, и я увидел его. Моего отца. Он был в замасленной автомобильной куртке с воротником из кожзаменителя, а в руках крутил видавшую виды бейсбольную кепку с надписью «Морские ястребы». Двадцать с лишним лет не прошли для него бесследно. Волосы у него поседели, и даже кожа стала серой, как бывает у фабричных рабочих со стажем. Грудь впала, зато обозначилось пивное брюшко. Ноги отощали. Но физиономия висельника с тяжелой челюстью осталась прежней, — ни морщины, ни многочисленные пигментные пятна не в силах были скрыть отпечатка угрюмой души. Шаркающей походкой он приблизился ко мне, стыдливо, точно стесняясь, пробормотал: «Вардлин», слабо пожал мне руку и отступил назад. На меня вдруг накатило неприятное ощущение дежавю.

— Что ты делаешь в Чикаго? — спросил я. — Когда я в последний раз о тебе слышал, ты был еще в Спокейне.

— Мы переехали в Чикаго, чтобы твоя мать была поближе к сестре, — ответил он. — Тетя Пола, ты помнишь.

— Помню имя. Лично ее знать, я, кажется, не имел удовольствия.

Я думал, он начнет спорить, но он помолчал и сказал только:

— Ну, может, и нет.

Казалось, он не знает, что сказать дальше, и я пришел ему на выручку:

— Давненько мы с тобой не видались, а?

Он кивнул:

— Да-а. Немало воды утекло.

Потом глянул на Сью и добавил:

— Я Вард.

Сью представилась моим редактором, и он заметил:

— Похоже, мой парень скоро станет большой шишкой.

— Больше, чем штат Техас! — ответила она с напускной жизнерадостностью.

Он снова кивнул и повернулся ко мне:

— Мама тоже хотела прийти. Но у нее проблемы со здоровьем. Твой брат переехал в Даллас, работает на «Мобил». Сестра готовится подарить нам еще одного внука. Четвертого уже.

— Передавай привет, когда будешь с ними разговаривать, — отозвался я.

— А как же. Уж конечно, передам.

Последовала напряженная пауза. Гул в коридоре нарастал, словно рокот отдаленного камнепада. Сью глазела на нас как зачарованная и, по-моему, была слегка шокирована. Я начинал злиться. Не на отца и не на Сью конкретно, а на обстоятельства вообще.

— Ну, — сказал я, — просто так ты бы явно не пришел… То есть, я хочу сказать, если нужна помощь, то давай выкладывай.

Еще один кивок. Сколько его помню, у него всегда была такая привычка. Словно весь его словарь состоял из одного корня и тысячи вариаций на тему.

— Мне неловко тебя просить. Мы, я имею в виду — домашние, никогда с тобой особо не ладили.

— В этом никто не виноват.

— Да нет, кто-то, наверное, виноват, только черт меня задери, если я когда-нибудь понимал кто. — Он сунул руку в карман штанов и почесал себе яйца. — Мы много потратили на лекарства. Твою мать оперировали. А клятой страховки ни хрена не хватает. — Он глянул на Сью и добавил: — Прошу прощения за мой французский.

Та кивком дала понять, что прощает.

— Думаю, что смогу немного вам помочь, — сказал я. — Правда, большую часть денег я получу только через полгода-год. Издатели, они раскошеливаться не торопятся.

Он пожал плечами и слабо усмехнулся.

— Страховые агенты тоже.