— Да, детка.
— Ну и что ты собираешься делать? В мире одни злодеи и чудовища, а ты даже не пытаешься что-то сделать. Ты слушаешь ее, — она показала на бабушку. — Но от меня этого не жди!
Она пошла к двери, но Берта загородила ей дорогу.
— Пожалуйста, дай мне пройти.
— Куда это ты собралась? — спросила бабушка.
— В полицию.
— Нет, — сказал папа Уилл, — нет, Люси.
— Пусти меня, бабушка, миленькая. Папа Уилл, если у тебя есть какая-то власть над твоей женой, скажи ей, чтобы она меня пропустила. Я поднимусь к себе за пальто и ботиками и пойду в полицию. Им это так не пройдет. И если полицейские арестуют их всех до одного — Роя, Джулиана и этого знаменитого праведника Ллойда Бассарта, они просто выполнят свой долг. Потому что никто им не позволит красть ребенка! Никто не позволит разрушать мою жизнь, посягать на брак и семью! Бабушка, пожалуйста, дай мне пройти, я схожу за пальто.
— Берта, — сказал Уиллард, — дай ей пройти.
— И если ты позовешь доктора, как только я выйду, папа Уилл, значит ты такой же, как они, так и знай.
— Берта, пусти ее.
— Уиллард…
— Я позвоню, — кивнул он.
— Ладно, — сказала Люси. — Черт с ней, с правдой, не так ли, папа Уилл? А я-то всегда надеялась на тебя, если хочешь знать, но я жестоко ошиблась! Слишком жестоко. — Она вышла из кухни и поднялась по лестнице. Дверь в комнату матери была закрыта. Конечно, она не спала — просто, как всегда, пыталась спрятаться от того, что происходит в ее собственном доме.
Одевшись, Люси не сразу отправилась в полицию, а вышла в холл и помедлила у двери в комнату матери. Разве может она уйти, ничего не сказав матери? Разве может она не ответить на брошенные матерью обвинения? Ведь это последние слова, которыми они обменялись. Потому что, как только она предотвратит эту катастрофу, как только полиция вернет Эдди, она никогда больше не переступит порог этого дома.
Она слышала, как внизу, в гостиной, разговаривали бабушка с дедушкой, но не разбирала слов. Да и какое это имело значение? И без этого достаточно ясно, чью сторону они приняли. Когда папа Уилл вез ее сюда через темный город, она со слезами рассказала ему обо всем, что случилось, — она уже полностью обессилела. И он утешил ее. Уложил в постель, закутал одеялом до самого подбородка и сказал, что ей надо отдохнуть, а утром он сам всем займется… А она, будто у ней за плечами не было тяжелого прошлого, поддалась его уговорам и, как дурочка, сбежала от своего отчаяния в мечты об ином мире, нездешнем и нетленном, о сладчайшем Иисусе, отце Дамроше, сестре Анджелике… А проснувшись, обнаружила, что он тоже против нее.
До чего же дико все это! До чего бессмысленно! Ну зачем они всегда доводят ее до крайности? Зачем они устраивают эту унизительную возню, когда есть такое простое и достойное решение? Пусть только каждый выполняет свой долг! О, если бы люди могли быть людьми!
Доктора. Вот кого они поджидали внизу в гостиной. Доктора Эглунда! Чтобы он дал ей таблетку и утром она увидела мир сквозь розовые очки. А доктор, их старый семейный доктор поучит ее уму-разуму, что же они думают — доктор Эглунд слепец? Или через какое-то время ей сделают спасительный аборт и все вздохнут с облегчением? Да, все, что угодно, что угодно, как бы это ни было оскорбительно и унизительно для нее, лишь бы избавить этих достойных людей от каких бы то ни было неудобств и публичного позора. Но им не уйти от позора: всем станет известно, как Люси на полицейской машине подъехала к дому Сауэрби, чтобы вернуть то, что они хотели украсть, сломать и разрушить.
Другого выхода они не оставили ей. Не может быть и речи о том, чтобы она вернулась в Форт Кин и бросила Эдварда здесь, где ее враги наговаривают мальчику на нее, восстанавливают ребенка против собственной матери. Разумеется, она не такая дура, чтобы судиться с мистером Сауэрби или с его адвокатом. Она не поставит свои гроши против джулиановских миллионов, свои нравственные принципы против беззастенчивых уловок его поверенных, чтобы они стали таскать дело из суда в суд, пока издержки растут, а одна ложь наслаивается на другую. О, она представляет себе, как они рассказывают суду, что Люси — семнадцатилетняя невинная школьница — совратила и заставила жениться на себе мужчину на три года старше ее и уже отслужившего в армии! Ну нет, она не станет ждать этого… не станет ждать, когда Элли Сауэрби, эта знаменитая специалистка по душевным болезням, заливаясь слезами, будет уверять суд, что, по ее компетентному мнению, Люси Бассарт — ненормальная и всегда такой была. Нет, она не станет молча слушать, когда ее бедного дедушку вызовут свидетелем и он расскажет судье, что, на его взгляд, для Люси лучше всего было бы поговорить по душам с их доктором… Нет, Люси не даст себя запугать, хоть они и загнали ее в тупик, она спасет себя и своих детей, рожденных и нерожденных!
Она открыла дверь в комнату матери. Уже почти рассвело.
— Я ухожу, мама.
Тело под одеялом не двигалось. Мать лежала, отвернувшись к окну, свернувшись клубком и загораживая рукой лицо. Люси натянула перчатки. На ее левой руке виднелась отметина — след от зубов Роя.
— Я знаю, ты не спишь, мама. Ты слышала все, что мы говорили внизу.
Тело под одеялом не шелохнулось.
— Я пришла что-то сказать тебе, мама. Можешь не отзываться, но я все равно скажу. Конечно, было бы легче, если бы ты села и открыла лицо. Это было бы куда более достойно, мама.
Но о каком достоинстве тут говорить. Мать всегда вела себя так, и ни разу, ни разу… Вот и сейчас она уткнулась лицом в подушку.
— Мама, то, что ты мне сказала сегодня — то есть это было уже вчера — насчет отца… в общем, это расстроило меня. Это я и хотела тебе сказать. Когда мы ехали отсюда, я все думала над твоими словами. Если ты помнишь, мама, ты сказала, что я всегда желала ему туда попасть. Ты сказала, что теперь я могу быть счастлива. И я уехала в Форт Кин с мыслью: «Какая же я ужасная женщина. Может, если бы не я, с ним бы ничего не случилось». Я думала: «Вот уже четыре года, как он ушел из дому — а почему? Он боялся показаться сюда. Писал ей до востребования — и все из-за меня». Я пыталась убедить себя — нет, нет, дело вовсе не во мне… Но знаешь, что я хочу сказать тебе, мама? Дело все-таки во мне! Это правда — он не смел показаться сюда от страха передо мной. Его пугало, что я его осуждаю. И знаешь что? Это единственный человеческий поступок за всю его жизнь, мама. Он только одно и сумел — уйти из дому и больше не возвращаться.
Люси слышала, как плачет мать. Солнечный луч внезапно проник в комнату и осветил лежащее на одеяле письмо. Конверт пригрелся в складке, как в колыбели. Должно быть, выпал у нее из рук — мать взяла его с собой в постель. Боже мой, этому нет конца!
Люси бросилась к кровати, и тут мать обернулась посмотреть, что произошло. Испуганные глаза, искаженное горем лицо — да тут есть от чего прийти в отчаянье.
— Ведь это он исковеркал нашу жизнь, мама! — она схватила письмо. — Он! — закричала Люси, потрясая конвертом у нее над головой. — Разве ты не понимаешь!
И она ринулась из комнаты, потому что в дверях показался папа Уилл, он был уже в рубашке и брюках.
— Люси… — он ухватил ее за пальто, она рванулась, услышала треск рвущейся материи и помчалась вниз по лестнице. Теперь наперерез ей, через гостиную, двигалась бабушка Берта.
— Не смей! — крикнула Люси. — Ты, эгоистка… — и, когда бабушка отшатнулась, распахнула дверь и выскочила на крыльцо.
— Постой, — крикнула Берта, — Остановите же ее!
Но улица была пустынна — теперь она могла беспрепятственно добраться до самого центра города и вызвать полицию.
Вдруг земля словно выскользнула у нее из-под ног. Со всего размаха локти её ударились об обледеневшую мостовую, и в то же мгновение боль обожгла подбородок. Казалось, она вот-вот потеряет сознание, но Люси тут же вскочила на ноги и рванулась через улицу к Бродвею. Расчищенные с вечера дорожки за ночь покрылись тонким слоем снега, скрывавшего наледи, Люси знала — упади она еще раз, ей уже не подняться, но, несмотря на тяжелое пальто и ботики, мчалась изо всех сил; она должна добежать до полиции, прежде чем ее успеют остановить. Обернувшись назад, Люси увидела, что папа Уилл уже вышел на крыльцо. В одной рубашке он спускался по лестнице к машине, которая только что подкатила к дому. Доктор Эглунд! Они хотят догнать ее на автомобиле! Да они догонят ее в несколько секунд! А потом из окон станут высовываться разбуженные люди, затем распахнутся двери, и все побегут помогать двум старикам и ей не дадут добиться справедливости!
