— Это правда. Улунгу сказал, что ты по-доброму отнеслась к нему и его сыновьям, когда они были у вас. Ты угостила их Прекрасной Сладостью.

Арюк говорил о шоколаде. Раньше Ванда очень редко раздавала его. Иначе им никаких грузовых темпороллеров не хватило бы.

Она вспомнила понурую благодарность тех, кто потерял все надежды. «Черт побери, лишь бы не расплакаться!»

— Я принесла Прекрасную Сладость тебе и всем твоим родным, — продолжала она, видя, что Арюк не собирается приглашать ее в дом, куда ее, впрочем, совсем не тянуло. — Кстати, почему ты не пришел в эту луну?

Наступил последний месяц сезона приношения дани, который прерывался до следующей весны. После неожиданной встречи с семейством из долины Кипящих Ключей она порадовалась, что находилась в поле, когда появились другие мужчины «мы», приносившие дань. Она мало чем могла помочь им или утешить, и Ванда всю ночь не сомкнула глаз. Тем не менее она попросила Корвина сообщить о приходе Арюка. Ванда не могла не повидаться с ним. Если понадобится, она даже собиралась сделать скачок на несколько дней в прошлое. Но Арюк так и не появился.

— Убийцы Мамонта очень сердятся, предупредила она. — Я сказала, что выясню причину недоразумения. Ты намерен в ближайшие дни отправится в путь? Боюсь, надвигается буря.

Косматая голова поникла.

— Мы не можем. Нам нечего нести.

— Почему? — насторожилась Ванда.

— В осенний сбор я сказал всем, что «мы» не будут носить подарки, — ответил Арюк с присущей языку тулатов отрывистостью, но без свойственной ему живости. — Улунгу — настоящий друг. После того как он с сыновьями вернулся из путешествия, он пришел сюда посмотреть, чем может нам помочь. Тогда я и узнал, что ты присоединилась к Высокому Человеку.

«О боже, он переживает мое предательство!»

— Они не смогли ничем помочь, потому что мы сами ничего не сделали, — продолжал Арюк. — Я сказал, чтобы они отправлялись домой и позаботились о своих женщинах и детях. Лето было трудное. Рыбы, моллюсков, мелкой живности очень мало. Мы ходили голодными, потому что должны были тратить время на сбор подарков для Убийц Мамонта и походов в их поселок. Другим тоже пришлось несладко, но немного помогли новые крючки и копья. Только здесь ими не очень попользуешься, ведь рыба и тюлени появляются теперь редко.

«Обмелело устье реки, течение, или что-нибудь в этом роде», — догадалась Ванда.

— Мы должны приготовиться к зиме. Нас ждет голод, если мы будем работать на Убийц Мамонта.

Арюк поднял голову и встретился глазами с Вандой. В его взоре светилось чувство собственного достоинства.

— Быть может, мы дадим им больше на следующее лето, — заверил он. — Скажи им, что я сам, в одиночку, так решил.

— Я передам. — Ванда облизнула губы. — Нет, я сделаю иначе и лучше. Не волнуйся. Они не такие… — в языке тулатов отсутствовали слова «жестокий» или «беспощадный». Да это и несправедливо по отношению к Облачным Людям. — Они совсем не такие, как ты думаешь.

Костяшки пальцев на ручке топора побелели.

— Они берут все, что хотят. Они убывают любого, кто стоит на их пути.

— Действительно, у вас была с ними схватка. А разве «мы» не убивают друг друга?

Его взгляд стал леденящим, как ветер.

— С той поры еще двое из народа «мы» умерли от их рук.

«Я не знала этого! А Корвин не позаботился проверить».

— И ты заступаешься за Убийц Мамонта? Ну что ж, ты услышала то, что я должен был рассказать.

— Нет, я… я только… только пытаюсь… сделать вас более счастливыми.

«Дать вам силы перезимовать. Весной по каким-то причинам захватчики снимутся с места. Но мне запрещено предсказывать события. А ты, несомненно, все равно не поверишь моим словам».

— Арюк, мне кажется, что Облачные Люди удовлетворены. Они не захотят ничего с Ольховой Реки до той поры, пока снег не сойдет с земли.

Арюк устало посмотрел на нее.

— Кто может быть в этом уверен. И даже ты…

— Я могу. Они прислушиваются ко мне. Ведь Высокий Человек заставил их вернуть тебе Дараку?

Внезапно под темнеющим небом стоящий пред нею человек превратился в старика.

— Ну и что? Она умерла по дороге домой. Ребенок, которого делали множество мужчин, унес ее жизнь.

— О нет! Нет! — Тамберли вдруг осознала, что говорит по-английски. — А почему ты не рассказал это Высокому Человеку?

— После того случая я ни разу не встретился с ним в поселке, — услышала она безразличный голос. — Я видел его два раза издалека, но он не искал встречи со мной. С какой стати мне к нему идти? Разве он может вернуть мертвых? А ты можешь?

Она вспомнила своего отца, которого могла осчастливить одним телефонным звонком и привести в полный восторг своим появлением на пороге родительского дома…

— Думаю, тебе хотелось бы поскорее остаться одному, — сказала Ванда, чувствуя пустоту в душе.

— Нет, заходи.

В Темноте сгрудились домашние Арюка, напуганные и подавленные.

— Мне стыдно, у нас так мало еды, но все равно, проходи в дом.

«Что я могу сделать, что сказать? Если бы я росла рядом с Мэнсом или в более раннюю эпоху, я бы знала, что. Но там, где я появилась на свет, в то время, люди посылают друг другу типографские карточки с соболезнованием и говорят, что горе проходит со временем само».

— Я… Я не могу. Не сегодня. Тебе нужно… подумать обо мне, и ты поймешь, что я — твой друг… всегда. Тогда мы сможем быть вместе. Сначала подумай обо мне. Я буду охранять тебя, буду заботиться о тебе.

«Это мудрость или слабость?»

— Я люблю тебя, — выпалила она. — Всех вас.

Ванда достала из кармана несколько плиток шоколада. Они упали к ногам Арюка. Она кое-как выдавила из себя улыбку, прежде чем уйти. Арюк не задержал ее, он просто стоял на месте, глядя вслед.

«И все-таки я поступаю правильно».

Порыв ветра захрустел ломкими веточками кустарника. Ванда ускорила шаг. Арюк не должен видеть ее плачущей.

Совет — взрослые мужчины и пожилые женщины племени — заполнил дом: священный огонь не мог гореть на открытом воздухе, где несколько дней подряд бушевала буря. Завывания ветра, проникая сквозь толстые стены, звучали фоном людским голосам. Языки пламени на камнях очага присмирели. Они выхватывали из темноты старуху, сидевшую на корточках у огня, чтобы поддерживать в нем жизнь. Длинная комната заполнилась мраком, чадом и запахом сгрудившихся тел в кожаных одеждах. Было жарко. Когда пламя на секунду взметнулось вверх, капельки пота блеснули на лицах Красного Волка, Солнечных Волос, Ответствующего и тех, кто стоял неподалеку от очага.

Тот же свет скользил по стальному лезвию, которое Тамберли подняла над головой.

— Вы слышали, вы поняли, вы знаете, — произнесла нараспев Ванда.

В торжественных случаях Облачные Люди изъяснялись утомительными повторами, которые казались ей похожими на библейские речитативы.

— За то, о чем я вас прошу, за то, что вы выполните мою просьбу, я дам вам этот нож. Прими его от меня, Красный Волк, попробуй его, убедись, что он хорош.

Мужчина взял нож. Резкие черты лица Красного Волка разгладились. Он был похож на ребенка, получающего подарки в рождественское утро. Молчание сковало собравшихся, а потом толпа издала выдох, громкий, как порыв бури, и тяжелый, как удар прибоя. Красный Волк прикинул вес ножа, ловко удерживая его на ладони. Он наклонился и поднял с пола палку. Первая попытка разрубить ее не удалась. Кремень и обсидиан затачивались не хуже любого металла, но из-за хрупкости они не брали задубевшую древесину, и ими невозможно было строгать. Острота, рукоятка ножа были непривычны Красному Волку. Но он быстро приноровился к новому приспособлению.

— Он оживает в моих руках! — восхищенно прошептал Красный Волк.

— Нож умеет делать много вещей, — сказала Тамберли. — Я покажу, как пользоваться им и как заботиться о лезвии.

Когда камень затупляется, его надо обтесывать заново, пока он совсем не истончится. Заточка стали — это искусство, но она чувствовала, что Красный Волк овладеет им.