В квартире было еще несколько комнат. Сегодня она будет спать в одной из них, пока не решит, что делать дальше.

Но сначала надо поставить в известность Гила о своих намерениях. У нее дух захватило, едва она подумала, что за этим последует. Гил рассвирепеет, ясное дело.

Быстрыми решительными движениями Оливия достала из шкафа брюки и свитер. Не это планировала она надеть вечером в день свадьбы, но шелковую ночную рубашку, специально купленную для сегодняшней ночи, ожидает та же участь, что и свадебное платье, — они будут выброшены в мусорный ящик.

Вернувшись в гостиную, Оливия подошла к окну. Чернильно-черная ночь разлилась над Лондоном. Вереницы машин с горящими фарами медленно двигались в путанице улиц где-то далеко внизу. Оливия не слышала, как сзади подошел Гил, пока его рука нежно не коснулась ее затылка. Однако от его ласкового прикосновения она дернулась, словно от укуса змеи, и Гил, взяв ее за плечи, повернул к себе лицом.

— С того самого момента, как мы уехали с приема, ты ведешь себя словно перепуганный котенок. В чем дело, Оливия? — спокойно спросил Гил.

Вот сейчас… сейчас самое время сказать ему все, что она о нем думает. Однако слова словно застряли в горле, и Оливия была не в состоянии выдавить из себя ни слова.

— Разве не дозволяется всем невестам слегка нервничать в первую брачную ночь? — наконец ответила Оливия вопросом на вопрос.

— Может быть, некоторым и дозволяется, но я сомневаюсь, что демонстрация девственной стыдливости столь необходима в случае с тобой, — усмехнулся Гил. — Тебе нет нужды прикидываться ради меня, Оливия.

— Почему ты так уверен, что это притворство? — резко выпалила она.

Жесткие складки залегли возле его губ.

— А разве не притворство?

— Ну, хорошо, притворство, — ответила Оливия устало, не в силах что-либо объяснять.

Гил попытался погладить ее по плечу, но она затрепетала, как осиновый лист.

— Ты нервничаешь, да? — спросил он удивленным тоном. — Не надо. Нам будет хорошо друг с другом. Обещаю.

О Боже, как она мечтала об этих минутах все эти годы, и как невыносимо было слышать его нежные слова сейчас.

— Я голодна, — объявила Оливия, пытаясь выскользнуть из его объятий. — Мы не могли бы что-нибудь поесть?

— Хорошо. Если это то, чего ты хочешь.

— Да, только этого, — поспешила ответить Оливия.

Неожиданно Гил схватил ее за запястье.

— Почему ты такая взвинченная? Ты что, боишься, что я тебя изнасилую? Успокойся, я буду ласковым и нежным.

Оливия почувствовала, что краснеет, и закрыла глаза, спасаясь от вопросительного взгляд Гила.

— Нет… Нет, я не боюсь, — прошептала она, открыв через силу глаза.

Прежде она не представляла, каким прекрасным актером может быть Гил. Можно подумать, что она совсем ему не безразлична, скорее, наоборот. Как он может так беззастенчиво лгать. Ведь теперь она знает, что он женился на ней лишь по расчету. Она — товар для него, только и всего.

Гил отпустил ее руку.

— Я пойду, приготовлю что-нибудь.

Но Оливия отрицательно покачала головой.

— Почему бы тебе не пойти принять душ, а я приготовлю ужин.

Оливия знала, что Гил находит ее поведение странным, но ей было уже все равно. Прежде чем предъявлять Гилу обвинения, ей следует еще кое-что выяснить, а для этого надо остаться одной.

Когда Гил направился в ванную комнату, Оливия достала визитную карточку, которую дала Сусанна, набрала номер отеля. Она попросила портье подтвердить, что мистер Бобби Ленгтон и мисс Сусанна Уитлоу останавливались там. После утвердительного ответа, она спросила, ужинала ли вчера мисс Уитлоу в ресторане отеля с мистером Гилбертом Россаро. Оливия побледнела, вновь услышав подтверждение.

— Разве с ними не ужинал мистер Ленгтон? — спросила Оливия с ноткой отчаяния в голосе.

После небольшой паузы портье ответил:

— Нет, они ужинали вдвоем.

Оливия бросила трубку на рычаг и в отчаянии закрыла ладонями лицо.

Итак, Сусанна говорила правду. Оливия поняла теперь, сколько надежд возлагала, как молила судьбу, чтобы все рассказанное Сусанной оказалось ложью.

Неожиданно она вспомнила, как в душе ее шевельнулся страх, неосознанный, неясный, когда Гил сделал ей предложение. Пришло на память и то, что она сама еще сравнила этот момент с удачной сделкой двух компаньонов по бизнесу.

Как же глупа она была! Деловая операция — вот чем была для Гила жениться на Оливии. Чего же удивляться, если он ни разу не говорил ей о своей любви? Ни о какой любви речь и не шла.

Кое-как она заставила себя подняться и пойти на кухню. Еще сегодня утром она представляла, как они вдвоем готовят ужин, потом сидят за столом при свечах. А чем они займутся после ужина? Оливия содрогнулась и умышленно не позволила себе думать о дальнейшем.

Теперь надо что-то решить, причем быстро, что же ей делать? Собраться и уйти к себе на квартиру. Она здесь, в конце концов, не в тюрьме. Гил не посмеет задерживать ее против воли.

Однако и другое невозможно себе представить, что он отпустит ее просто так, даст спокойно уйти. Гил никогда не отдает без боя то, что ему нужно. Поэтому надо попытаться найти способ переиграть его в игре, которую он сам затеял.

Когда примерно через полчаса Гил вышел из своей спальни в облегающих бедра спортивных хлопчатобумажных брюках и такой же рубашке сиреневого цвета, Оливию вдруг захлестнула волна совершенно не прошеного желания. Неужели нет никакого средства, чтобы избавиться от влечения к этому мужчине? Неужели она осуждена до конца своих дней любить человека, который поступает с ней так жестоко?

За столом они говорили о каких-то никому не нужных мелочах, но напряжение чувствовалось во всем: будто между молодоженами натянули провод, который вот-вот готов лопнуть, и Оливия чувствовала, что это может произойти с минуты на минуту.

Выходит, Сусанна была права во всем, с горечью призналась себе Оливия. Эта отвратительная женщина раскусила Оливию, поняла, что гордость не позволит ей поставить Гила перед лицом правды, и она не ошиблась.

Оливия понимала, что не в состоянии устраивать скандал, это равносильно тому, чтобы расстаться с последними остатками чувства собственного достоинства. Ну хорошо, допустим Гил женился на ней исключительно ради того, чтобы заполучить ее пакет акций. А почему бы ей не постараться убедить его в том, что и у нее имелись при вступлении в брак своекорыстные цели?

— Ты вроде бы говорила, что голодна, — не выдержал, наконец, Гил, отодвигая от себя приборы.

Он исподлобья наблюдал, как Оливия лениво ковыряет вилкой у себя в тарелке.

— Мне… мне показалось, я ужасно голодна.

— Но тебе же явно не хочется есть.

— Нет.

— В чем дело, Оливия? Почему бы тебе не попытаться рассказать мне, что тебя так взволновало?

Оливия фыркнула. Какой лицемер. Делает вид, что она ему совсем не безразлична. Издевательство. Как и сама их женитьба. Оливии хотелось закричать на Гила, однако усилием воли она подавила приступ гнева.

— Пожалуй, я пойду в постель.

Гил перегнулся через стол, поднял ее руку и страстно сжал.

— Ну, наконец-то. Иди и жди меня. Я иду следом.

— Нет! — Оливия вырвала руку из его руки. Ее резкое «нет», казалось, надолго повисло в воздухе, наконец Гил прервал молчание:

— Что с тобой, Оливия? Может быть, хватит играть в игрушки. Что случилось?

— Ничего… Все в порядке. Я хочу спать одна, только и всего!

Гил прищурился.

— Только и всего? Это наша первая брачная ночь, а ты хочешь спать одна и утверждаешь, будто ничего не произошло?

Он неожиданно поднялся, обошел стол, поднял ее со стула и притянул к себе. Ее дыхание участилось, сердце бешено заколотилось, кровь прилила к щекам.

— Ты, наверное, переутомилась. У тебя была очень напряженная неделя.

Его пальцы гладили ее плечи, и Оливии стоило неимоверных усилий не прильнуть к нему всем телом. Как все же подло с его стороны так ласкать ее, притворяться, будто он любит ее. На самом деле, она теперь знает об этом, ему совершенно наплевать на нее.