– А знаешь, почему я тянул до последнего момента, хотя это не входит в мои привычки? – хитро улыбаясь, спросил он.
– Ну, наверное, завозился со сборами.
– Да ничего подобного. Я боялся, что ты передумаешь… Приедем в аэропорт – придется ждать, ты будешь маяться, накрутишь себя черт знает какими сомнениями… и раздумаешь лететь.
Она порывисто взлохматила ему волосы на затылке.
– Как видишь, этого не произошло…
Оказывается, разумная, уравновешенная Дороти Ламбер способна на отчаянные поступки.
– Ты прелесть! За что мы сейчас и выпьем.
Стюардесса принесла им шампанское. В салоне первого класса было занято всего лишь два места, поэтому они чувствовали себя свободно, раскованно.
– За незабываемый уик-энд! – провозгласил Эдди, поднимая свой бокал.
Тост нельзя было назвать оригинальным, но он, безусловно, был искренним.
– Надеюсь, станет незабываемым.
– Можешь не сомневаться, – тихо сказал он. – Я все эти дни беспрестанно думал только о тебе… Будь мы одни сейчас, я бы, не задумываясь, разложил кресла.
Дороти бросило в жар.
– Ты чересчур экстравагантен!
– Я не виноват, что ты так вызывающе сексуальна!
– Это неправда. – Дороти чуть отстранилась от его губ, жадно целовавших ее шею у самого уха.
– Откуда тебе знать?
– Мой опыт с мужем…
Взгляд Эдди потемнел.
– Я надеялся, ты не возьмешь его в эту поездку в качестве бесплатного приложения. Можно рехнуться от незримого присутствия постороннего человека.
– Некоторые вещи не так-то легко забыть, Эдд!
Он выпрямился и откинулся на спинку кресла.
– Судя по всему – он полный идиот. Угораздило же тебя выскочить за такого замуж! Или… родственники уговорили, считая партию удачной?
– Нет, что ты! – От неожиданности Дороти рассмеялась. – Они согласны были приплатить, только бы он исчез навсегда.
– Так в чем же причина?
– Мне казалось, что я его люблю… Не знала тогда, что для настоящего брака этого недостаточно.
– Понятно, – осторожно отозвался Брасс. – А что же, по-твоему, требуется?
– Общность моральных ценностей, интересов, взглядов на жизнь. И, конечно, взаимное уважение.
– А какое место ты отводишь страсти, Дора? Или она вообще не учитывается?
– Страсть относится к изменчивым категориям. Кроме того, в ней содержится зерно разрушения, если это страсть не человека, а животного… Если ничего, кроме удовлетворения плотских потребностей, не содержит… – Дороти разволновалась. Мутная волна поднималась и рвалась наружу. – Голая страсть груба и отвратительна и может растоптать любовь, оскорбить и унизить ее, извратив сами представления о чувствах и превратив таинство в сплошной кошмар, если в женщине видят всего лишь подстилку…
Эмоциональный взрыв кончился. Уставившись в иллюминатор, Дороти надолго замолчала. Она жалела, что дала себе волю. Не нужно было всего этого говорить Эдди. Во всяком случае, не стоило так раскрываться. Неизвестно, как ее признание будет истолковано.
– Ты права, – после бесконечной длинной паузы тихо произнес он наконец, – Такое нелегко забыть. А насколько ты доверяешь мне?
Дороти ответила не сразу.
– Я не совсем понимаю, какого рода доверие ты имеешь в виду?
– Еще в первую нашу встречу я почувствовал, как ты вся сжимаешься и нервничаешь в моем присутствии. Может, в твоем подсознании живет страх, что и я воспринимаю тебя как подстилку?…
– Нет! Нет! – взволнованно воскликнула Дороти и погладила Эдди по щеке. Ей до боли захотелось снова увидеть улыбку, а не мрачное лицо. – В тебе меня пугает совсем другое.
Эдди развернул ее к себе, чтобы она не прятала глаза.
– Мы договорились говорить друг другу правду, ты помнишь? Так что не юли. А если я пойму или почувствую фальшь – лучше давай сразу разбежимся в разные стороны.
Несколько мгновений Дороти видела перед собой лишь полный тревожного ожидания взгляд.
– Ты… заставил меня настолько забыться, что я правда испугалась… Ты ворвался как ураган, нарушил мою устоявшуюся жизнь и душевный покой, который я с таким трудом обрела. Твою непреклонность я расценила как наглость, стремление меня добиться – как эгоцентризм, проявление чистейшего самолюбия… Как тут было не испугаться? – Она на секунду задумалась, стараясь подобрать слова.
Брасс изучающе посмотрел на нее, затем спросил:
– Это все?
Она потупилась.
– Нет. Ты оказался таким… и не таким. В тебе море обаяния, перед которым трудно устоять. Чуткости, которую ты усердно зачем-то прячешь, человеческой доброты, ласки, нежности… Ты непредсказуем в поступках, но на подлость, думаю, не способен. Как не свернешь и с дороги, требующей мужественных усилий… А еще… с тобой интересно: я терпеть не могу тупиц, с которыми можно пропасть от скуки. Наконец, ты… дал мне почувствовать себя… женщиной, Эдди. Когда я с тобой, я не могу больше думать ни о ком и ни о чем.
Он сгреб ее в объятия и изменившимся от волнения голосом произнес:
– Ты перехвалила меня, Дора. Не скрою, не ожидал услышать и тысячной доли того, что ты сказала. Но, клянусь, я постараюсь не обмануть твоих ожиданий.
– И все это принадлежит нам? – восхищенно спросила Дороти, подходя к краю террасы и глядя на простирающуюся внизу освещенную луной бухту.
– Что значит «все»? – склонился к ее плечу Эдди. – Лунный пейзаж, море, небо – конечно. Остальное – город, дом, терраса – увы… Ты разочарована?
– Что ты! Я восхищена! Коттедж прелестный! Как тебе удалось забронировать его?
– Очень просто – я купил право на пребывание в нем в течение уик-энда. – Эдди поцеловал ее в затылок. – Пару недель назад, когда в одном престижном клубе на аукционе разыгрывалась поездка на двоих в Майами, я предложил самую высокую цену… и выиграл.
– Значит, это был ты?… – ахнула Дороти. – Ну, хитрец! И ты всегда позволяешь себе столь щедро тратиться на женщин?
– Нет, только в тех случаях, когда они вызывают к себе столь сильный интерес, что я не могу сосредоточиться больше ни на чем. Так что в моем мотовстве виновата ты.
Дороти расхохоталась.
– Вот ты меня уже и обвиняешь.
– Ничего подобного. Просто констатирую факт. По-моему, ты замерзла, пойдем в дом.
– С чего ты взял? Мне не холодно. – Дороти прижалась к его груди. – А вот ты – уж точно дрожишь.
Эдди фыркнул.
– Я от другого, дурочка… И между прочим, виновата опять ты. Пойдем.
Дом отличался отлично продуманными деталями. Темный дубовый паркет устилали светлые китайские ковры. В гостиной и столовой – массивные камины, в крошечной библиотеке – сплошная стена из книжных полок и огромная, огромная спальня.
Эдди, как пушинку, нес Дороти на руках. И она мечтательно представляла себе, какой чудесный медовый месяц провели бы здесь, будь они с Эдди молодоженами. Но сейчас, сейчас в их распоряжении всего два сказочных дня, украденных из реальной жизни. Всего два дня… О будущем Дороти старалась не думать. Будь что будет.
Она наслаждалась его объятиями, тем, как он неторопливо ее раздел, потом наполнил водой ванну и отнес ее туда.
– Расслабься и отдыхай, я сам…
Эдди купал ее, как маленькую: заботливо, нежно. А под душем они стояли уже вдвоем. Их тела представляли разительный контраст. Его – мускулистое, загорелое, сильное, ее – хрупкое, с белоснежной кожей.
Эдди губами ловил струйки воды, стекавшие с сосков набухших грудей, одновременно гладя ей ладонями спину, ягодицы, бедра, И она отвечала ему тем же.
Будто не душ, а дождь омывал их, раскрепощая каждую клеточку и погружая в ту первобытную, не знающую стыда стихию, когда инстинктивно говорит сама природа, не ведающая об условностях и границах приличия.
Он стоя овладел ею. Неторопливо и медленно, разжигая в них обоих желание, довел до того состояния, в котором уже от нетерпения нечем дышать, тело поет от вожделения и стоны слетают с закушенных губ от сладчайшей истомы. Заканчивали они уже на ковре спальной, боясь упустить остроту последнего мига. Он был невыразимо прекрасен. Словно внутри них вспыхнули сразу сотни звезд, сошедших с небес и растворившихся в крови.