– Хозяйка пожаловала, – Батон медленно встал, не спуская глаз с неподвижной травы.

Знать бы, куда стрелять…

Не вяжущийся с ситуацией жалобный плач пугал и мешал охотнику сосредоточиться. Струящийся со лба пот заливал глаза, ухудшая и без того ограниченный линзами противогаза обзор. Еще раз оглядев землю вокруг ловушки, Батон увидел кровавый след на покрывавшем поляну мшистом ковре, уходящий в заросли травы. В следующее мгновение он с удивлением почувствовал, как в голову, отгоняя прочие мысли, с легкостью проникает что-то иное и невесомое. Еле уловимое. Ноги сами понесли вдоль кромки перепачканного бурой кровью мха. Ощущение было неприятное и никогда ранее не испытываемое, словно его телом сейчас управлял кто-то другой.

Батон, конечно, сто раз слышал россказни залетных добытчиков о тварях, умеющих подчинить жертву своей воле, загипнотизировать и сожрать, а то и заставить ее убивать своих товарищей, но всегда только посмеивался над этими историями, считая, что даже если такое и бывает, то уж сам-то он точно гипнозу не поддастся.

Вокруг Батона ласково шуршала трава, приветствуя каждый новый его шаг.

Сопротивляться неожиданному порыву не было сил. Да, если честно, теперь уже не очень и хотелось. Охотник с удивлением отметил, как внутри постепенно разливается непонятное уютное тепло, успокаивая напряженные нервы.

Через несколько десятков метров он заметил впереди трухлявый ствол какого-то дерева, на котором спиной к охотнику сидела женщина. В том, что эта была именно женщина, Батон не сомневался.

Хрупкая фигурка, с головой укрытая темной тканью… Одна, без химзы и респиратора? Какого…

Неожиданно плач прекратился, и охотника окружила напряженная, пронзительная тишина.

– Извините, вам помочь? – Батон почувствовал ледяной холод в спине, услышав собственные слова, выталкиваемые изо рта неслушающимися губами.

– Наконец-то ты пришел. А то я уже заждалась тебя, сынок…

Сидящая откинула капюшон и повернулась.

Это была его мама… Ее лицо!

То самое, еще не старое, но уже и не молодое. Первое родное лицо, которое он увидел, вернувшись из армии. А еще тогда в их маленькой квартирке была Женя. Все-таки дождалась, как и обещала. А он сомневался, балда, ревновал к сокурсникам. Конечно, они-то выйдут из института перспективными инженерами, будут строить планы, сватать его Женечку. А он кто? Пэтэушник, забритый прямо со школьной скамьи! На филфак не получилось, срезался на русском, а на положенную взятку у матери-одиночки денег не хватило. Да он и не попросил бы. Не посмел.

И вот она стояла рядом с мамой. Тоненькая, кареглазая, светящаяся счастьем. И отшлифованное жестким наждаком дедовщины и солдатских матюков сердце дембеля дрогнуло. Как тогда, в первый раз, когда столкнулись у булочной под проливным майским дождем. Он, растерянный одиннадцатиклассник, без зонтика топтался на пороге со свежевыпеченной булкой в руках, не в силах ступить в шуршащую по нагретому асфальту пелену. А у Жени зонт был. Это лицо, обрамленное потемневшими от воды русыми волосами, он запомнил на всю жизнь. И вот мама вернулась, говорит, ждала его. Наверное, и Женечка тут рядом где-то. Это не они потерялись, это он сам плутал где-то столько времени, хорошо, что нашел их наконец… Вот и кончились скитания, и не помнит он даже уже, где столько времени пропадал. Господи, хорошо-то как…

– Мама, – с нежностью пробормотал охотник, делая шаг вперед. – А Женя где? Она придет сейчас?..

– Дядя Миша-ааа!!!

Со стороны башни хлопнул выстрел.

Отчаянный крик разрезал хрупкое полотно воспоминаний, словно хирургический скальпель – старый нарыв. Перед лицом оцепеневшего Батона мгновенно развеялся морок, обнажая страшную харю почти вплотную приблизившегося чудовища.

Может быть, когда-то она действительно было женщиной. Но то, что теперь с гортанным клокотанием надвигалось на охотника, трудно было назвать человеком. Под два с половиной метра, серокожая, сгорбленная под тяжестью большого, раздутого живота, изборожденного сеткой лиловых вен, словно карта – реками, тварь пружинисто ступала сухими ногами, и когтистые ступни чавкали в сочащемся водой мху. Вытянутый череп с широкими надбровными дугами венчали длинные редкие космы бесцветных спутанных волос. Большие, лишенные зрачков и светящиеся тусклым зеленоватым светом глаза, из которых на болтающиеся, словно у шарпея, щеки стекала какая-то беловатая жидкость, не мигая, смотрели на заарканенную галлюцинацией жертву. То, что Батон поначалу принял за балахон, оказалось длинными складками кожи, свисающей со скрюченных, как у богомола, конечностей. Тварь, похоже, линяла.

Выйдя из оцепенения и вскинув винтовку, Батон выстрелил приближающемуся чудищу между болтающихся, словно сдутые мячи, грудей. Пуля увязла в складчатой плоти, не причинив существу видимого вреда, но Мать, словно удивившись, приостановилась. В следующую секунду, запрокинув морду в темнеющее небо, она издала скрипучий устрашающий рык. Решивший не искушать судьбу и метнувшийся в сторону поляны Батон успел разглядеть, как складки щек монстра натянулись, плотно обтягивая чудовищные клыкастые челюсти, вытолкнутые из недр перекошенного радиацией черепа.

В нескольких метрах от поляны Мать высоко подпрыгнула. Обернувшийся охотник, вскинув было винтовку, растерянно сделал шаг назад, не ожидая от противника такой прыти, и споткнулся об останки теленка. Пытаясь удержать равновесие, неуклюже переступил ногами и тут же заорал от боли, угодив сапогом в приготовленный мутанту капкан. Выронив винтовку, он повалился на землю.

«Вот и доели тебя, Батон, – промелькнуло в голове. – Одна горбушка осталась…»

Но приземлившееся на краю поляны чудище снова пружинисто оттолкнулось от земли и, перелетев над пытающимся разжать створы капкана человеком, снова исчезло в траве.

– Дядя Миша!!!

Тварь запрыгнула на стену башни, широко раскинув лапы, словно обнимая старого приятеля, и резво поползла вверх. Хрысь-хрысь-хрысь! – жестко царапали крошащийся кирпич могучие когти.

– Лерка, беги!!! – рванув с головы противогаз, заорал Батон.

Острые зубья крепко завязли в толстой коже сапога и с жадностью впились в плоть.

Крик охотника вывел девушку из оцепенения, и она, рванув с пола рюкзак, спотыкаясь, понеслась по ступенькам вниз, на ходу пытаясь нацепить маску. Стук сапог сливался с ритмом бешено колотящегося сердца.

Выбежав на улицу, Лера изо всех сил понеслась к зарослям травы. По коленкам застучали бутоны цветов. Сзади послышался оглушительный треск – несущаяся по пятам тварь с ходу протаранила разлетевшуюся на щепы трухлявую дверь. Откуда-то из зарослей грохнуло несколько выстрелов. Приближаясь к траве, Лера забрала немного в сторону, туда, где был замаскирован один из силков. С разбегу перепрыгнула ловушку и кубарем покатилась по земле от сокрушительного удара в спину. Что-то звонко щелкнуло, раздался скрипучий рык. Спасший от удара могучей лапы рюкзак отлетел в сторону, куда-то упал пистолет. Распластавшаяся среди цветов Лера тут же вскочила и снова грохнулась наземь, когда нечто жесткое и упругое обвилось вокруг ее лодыжки и с силой рвануло назад. Густое облако взметнувшейся от падения липкой пыльцы мгновенно запорошило стекло респиратора. Скользящая по земле ослепленная Лера испуганно забилась, не зная, с какой стороны обрушится удар. Цеплялась за что угодно, вспенивая пальцами сырую землю, выдирая из нее стебли прекрасных мерцающих цветов, но не имея возможности остановить движение аркана. Тогда девушка перевернулась на спину, протерла стекло респиратора и издала испуганный, тут же проглоченный фильтрами крик.

Лера успела заметить, что на нижней челюсти раззявленной пасти уставившейся на нее Матери не хватает изогнутого клыка. Узловатые руки-лапы перепончатыми когтистыми пальцами нетерпеливо месили землю. Но откуда взялся подтягивающий девушку трос?

Когда беспомощная жертва, наконец, пригляделась, из глаз ее от ужаса брызнули слезы. Из раскрытого, подобно цветку, живота Матери высунулась сморщенная детская фигурка, от раскрытого рта которой к Лериному ботинку протянулся длинный зеленый язык. Природа, изуродованная человеком, возвращала ему уродство сторицей, смешав двух существ в одно.