А потом принесли дымящийся, покрытый божественно ароматным сыром «тарт фламбе» на толстой деревянной доске и специальный круглый нож. Больше никаких приборов не было. Но это обстоятельство явно не смущало Егора: он ловко разрезал «огненный пирог» на четыре части, а один из кусков тут же скатал между пальцами.
– Это нужно есть руками, – объяснил он с набитым ртом. – Традиция символизирует необходимость делиться с ближними и быть простым в общении.
Я ничего не сказала – только чуть заметно покраснела и потянулась за своим куском. Вкус у «огненного пирога» был чуть кислый и обжигающий. Через мгновение я и сама забыла обо всем на свете, кроме того, что ощущали мои вкусовые рецепторы. Кажется, так замечательно – просто и вкусно – мне еще не было никогда! Какие уж тут приличия и попытки выглядеть суровой, в самом деле?! Потом!
Наша вечеринка-экспромт закончилась далеко за полночь: кажется, мы даже пересидели добрую половину завсегдатаев этого чудесного заведения. Оказалось, что «тарт фламбе» был только началом – дальше последовали горшочки с жарким из свинины, баранины и говядины – «беккеоффе», несчетные кружки пива и непременный в условиях Эльзаса десерт. Как я ни сопротивлялась, расхрабрившийся под влиянием не одной кружки пива Егор чуть ли не с вилочки скормил мне целый кусок фруктового торта. Господи, о чем только думала моя голова?! В результате я наелась так, что с трудом доковыляла под конвоем Егора до отеля, стараясь из последних сил сохранить официоз и начальственность своей весьма уже подмоченной пивом репутации. Оставалась только надежда на то, что мой сотрудник, когда протрезвеет, всех этих тонкостей и не вспомнит. Да и с кем, в самом деле, не бывает? День выдался долгий: утром еще была в другом мире, в мыслях о работе, а теперь вот окунулась в праздную страсбургскую жизнь по самую макушку. У кого хочешь крышу от избытка впечатлений снесет. А я что, не человек, что ли?!
Ночь, вопреки ожиданиям, прошла беспокойно. Думала – доползу до номера, тут же упаду на ароматные, чуть поскрипывающие от чистоты, но мягкие простыни и усну мертвым сном. Куда там! Уже и душ приняла, и вещи в шкафу разложила, и книгу почитала, и воды попила десять раз. Но, как назло, сон ко мне не шел: то ли кровать в номере была неудобной, то ли мысли дурацкие лезли в голову слишком настырно, то ли просто смена обстановки давала себя знать. Окончательно измотав себя размышлениями о том, какую следует в дальнейшем избрать тактику поведения с собственным подчиненным, отключилась я только под утро. И снился мне, черт бы его побрал, Егор. Он молча шел ко мне, улыбаясь теплой улыбкой и глядя прямо в глаза. От близости его сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. А он протянул ко мне руку и осторожно коснулся снизу обнаженного локтя. Мурашки побежали от места прикосновения по всему телу, пронзая его таким неожиданно острым наслаждением, что я не посмела ни шевелиться, ни говорить.
Я проснулась, не открывая глаз. Перевернулась на бок, стремясь расстаться со следами наваждения, но безуспешно. Это были такие яркие, такие острые и дивные чувства, что я не могла припомнить, когда же испытывала что-то подобное в последний раз. Добросовестно покопавшись в памяти, я обнаружила, что было это лет в двенадцать, когда втайне любимый мною мальчик пригласил меня вдруг на танец во время школьной дискотеки. Тогда я сжалась в комок и танцевала, не дотрагиваясь до него ни единой частичкой тела: меня трясло мелкой дрожью так, что зубы стучали. И как же стыдно потом было показаться ему на глаза – не передать! Нет, ну нормально. Теперь-то я в три раза старше и в миллион раз опытней. Откуда такая впечатлительность?
Я выбралась из постели и отправилась в ванную. Открыла кран на полную мощность и стала смотреть, как голубая вода постепенно скрывает белоснежный пластик джакузи. Сегодня я твердо решила не прибегать к экскурсоводческим услугам Егора – обойдусь как-нибудь без него. Город уже немного знаю. Покатаюсь на теплоходе, погуляю в парке рядом с Советом Европы. Если верить путеводителю, в парке оранжереи тихо, красиво; есть и озеро, и искусственный водопад, и зоопарк, в котором живут аисты и маленькие обезьянки, – как раз самая подходящая компания для перезрелой девы в состоянии взбудораженных чувств.
На завтрак в отеле я попала поздно – пока собиралась, пока одевалась, прошло добрых полтора часа. Да и голова, по правде говоря, болела. То ли от выпитого вчера, то ли после бессонной ночи. Есть не хотелось – я так и просидела минут десять со стаканом апельсинового сока в руке, разглядывая таких же, как и я, припозднившихся гостей отеля. Вот молодая пара японцев – он за ней трогательно ухаживает, она смущенно улыбается в ответ. Наверняка молодожены. В уголочке двое французов – дама лет пятидесяти и ее молодой спутник. Сначала я подумала, что мама с сыном, но, приглядевшись, заметила, как мадам смотрит на юношу: игриво, с плутоватой искоркой в глазах. Да и он ей отвечает томными взглядами, то и дело дотрагивается до ее руки: самозабвенно играет в любовь. Черт знает что такое! В раздражении я допила свой сок, встала с мягкого диванчика и вышла из ресторана.
Оказывается, от моего отеля до Соборной площади всего-то пять минут пешком. Непонятно, где это мы вчера так долго плутали? Может, Егор специально вел меня такой дорогой, где собор открывается взгляду неожиданно, в одно мгновение. Кстати, версия не без оснований. Что-то он вчера весь вечер намеренно старался вызвать во мне как можно больше эмоций и впечатлений. Ничего не скажешь, продуманный ход. Все-таки безумное влияние оказывают на людей спецэффекты! Правильно маркетологи говорят – главное любым способом заполучить три секунды внимания человека, его удивление или восторг, а дальше все пойдет как по маслу. Запомнит, придет, купит.
Ну, с акулами бизнеса все ясно – им бы продать. А чего добивался, выстраивая стратегию эмоционального всплеска, Егор? Надеялся, что я растаю, поддавшись восторгам, допущу его в свою душу и превращусь из начальницы в добрую тетушку, которая только и будет смотреть, как бы помочь бедненькому менеджеру с карьерой? Ну-ну! Хватит с меня и того, что я наслушалась историй о бизнес-альфонсах от своих недальновидных приятельниц. Сначала сами пригреют на груди змею, а потом ревут в три ручья над потерянной властью. Зашибись! Нет, я не нимфоманка, чтобы легко заглатывать подобные крючки. Плевать я хотела на «три секунды» внимания и эмоций. Меня вся рекламная индустрия страны пытается в плен захватить, да без толку. Не поведусь я на призывы, просьбы, уговоры! Не отношусь к числу целевой потребительской аудитории. Не страдаю тягой к «красивой жизни».
Собственно, и к мужикам отношусь как к товарам народного потребления: с предельной долей цинизма. Если приспичит с кем-нибудь переспать, позвоню Насте или заеду к ней в клуб: там всегда есть выбор из десятка-другого накачанных идиотов. За пятьсот долларов добросовестно исполнят любой каприз. А ко мне – так еще и в очередь выстраиваются: я девушка видная, за собой слежу, не жадничаю. И если уж в голову приходит что-то особо для их куриного мозга сложное и недостижимое, всегда могу доплатить. Тем более что с деньгами проблем последние лет десять не наблюдается: детей нет, семьи тоже, недвижимость давно куплена, а привычка к транжирству – это не про меня. Не понимаю людей, которые не могут остановиться и вылезти из мерзкого потока потребления. Им все мало и мало, погрязли в пучине дегенеративного гламура и вещизма – болезней, вызванных повсеместной рекламой, телевидением и модной прессой. Я телевизор не смотрю – времени нет, глупые глянцевые журналы не читаю (что там читать?), а рекламу вообще пропускаю мимо глаз и ушей.
Ужасно, если ты позволяешь себе так вот подставлять под удар собственное подсознание. Ведь ясно же, все вокруг только и делают, что манипулируют твоими потребностями и желаниями. А потом «добренькие» чиновники картинно сокрушаются с экранов, что в стране столько несчастных, наркоманов и алкоголиков! Как будто не они же создают их в таком количестве, способствуя подопечному бизнесу и заставляя потреблять, потреблять, потреблять… Но не все же люди могут заработать на то, к чему их склоняет заслонившая собою весь белый свет реклама, вот и дуреют с горя от чувства собственной неполноценности. «Спасаются» кто во что горазд: кто с помощью веревки и мыла, кто водкой и россыпями белого порошка.