И дальше понеслось. Для начала мы все-таки заехали в Рибовиле – по дороге – и зашли в первый попавшийся винный погребок. Заведение с обыкновенной железной дверью и крутой узкой лестницей, ведущей вниз, оказалось внутри огромным подвалом, тонувшим в загадочном полумраке. В просторном помещении расположились громадные бочки, высокие пыльные ячейки, забитые бутылками до самого потолка, и деревянная барная стойка, на которой были разложены проспекты с марками вин и расставлены традиционные эльзасские бокалы с зелеными ножками. Егор, не дав опомниться, подвел меня к стойке. Широко улыбающаяся девушка в аккуратном фартучке и платочке моментально поставила перед каждым из нас по шесть бокалов и выжидательно уставилась на Егора.

– Ну как, пробовать будем? – поинтересовался у меня он.

– А что, разве еще можно отказаться? – удивленно спросила я, любуясь блистательной батареей выставленных передо мной бокалов. В прозрачном стекле плясали огоньки свечей, расставленных по краям стойки.

– Да можно, конечно, – пожал он плечами. – Но не стоит. Предлагаю начать с «Креманта». А дальше – по порядку. – Он кивнул девушке и быстро что-то сказал.

Та моментально извлекла невесть откуда еще два бокала, не широких, а высоких и узких, сняла с полки пузатую бутылку из толстого стекла, вытащила пробку и наполнила бокалы игристым вином, сиявшим изнутри живым золотом. Егор поднял оба бокала. Один протянул мне.

– За ваш отдых, – сказал он, склонив почтительно голову, – чтобы он был прекрасным и незабываемым.

– Кажется, кое-что здесь зависит и от вас, – ответила я, не сразу обратив внимание на двусмысленность своей фразы.

– Приложу все усилия, – улыбнулся Егор и прикоснулся своим бокалом к моему.

Девушка смотрела на нас улыбаясь – будто разделяла наш праздник, хотя, разумеется, не поняла ни слова из сказанного. А я подумала, как необычно смотрится Егор в своих обтрепанных джинсах среди этих бочек, бокалов, свечей. Словно переместился назад во времени. Забавно.

Мы выпили. «Кремант» пощипывал язык и был чуть более кислым, чем хотелось. А дальше все пошло по необычному для меня, но привычному для всех остальных действующих лиц сценарию. Девушка одну за другой брала с полок открытые бутылки, наполняла два бокала на зеленых ножках – передо мной и перед Егором – и торжественно провозглашала: «Pinot Blanc», «Riesling», «Gewurztraminer», «Sylvaner», «Muscat»… Мы задумчиво принюхивались, болтали вино в бокале, чокались, медленно выпивали. Где-то на этапе «Sylvaner» я обнаружила, что вкуса больше не различаю. Да и вообще не различаю ничего, кроме ровного и приятного шума в голове. Додегустировалась! Опасаясь за остатки своей репутации, я сообщила, что нам достаточно. Мы уже выбрали. И попросила девушку упаковать две бутылки «Гевурцтраминера» и две «Муската», даже не взглянув на цену. Как выяснилось на кассе, цена оказалась просто-таки смешной. За четыре бутылки, сложенные в красивую картонную коробку, я отдала всего двадцать пять евро. Копейки! В Москве каждая такая бутылочка стоила бы как минимум пятьдесят. И во мне проснулся неуемный охотничий азарт.

Я чуть не забыла, что мы едем в Баден-Баден, протащив Егора еще через две деревни с винными погребами. В каждой мы что-то пили, я что-то покупала, а мой верный джинн – «слушаю и повинуюсь» – таскал тяжелые коробки в багажник. Чего я до сих пор так и не пойму – так это где была моя голова и почему я ни разу не подумала о том, что не утащу всю эту тяжесть в Москву. Ну, максимум три-четыре бутылки. А остальное-то куда девать? Кстати, названий деревень, по мере покидания которых в мозгу все усиливался ровный гул, я тоже не помню.

В конце концов Егор взял ситуацию под контроль и сообщил, что если мы не свернем наконец с заколдованной винной дороги, не видать нам сегодня термальных источников как своих ушей. В Каракалу – известные баденские купальни – нужно прибыть как минимум за три часа до закрытия. А иначе никакого смысла приходить туда уже нет. Я прослушала все эти доводы и смирилась – к тому времени ноги меня уже все равно не держали, и приходилось прилагать неимоверные усилия для того, чтобы играть относительную трезвость. Посему я с облегчением свернулась клубочком на заднем сиденье автомобиля и своевременно решила заснуть.

Когда мы въехали в Баден, было уже темно. Егор высадил меня и мою сумку с купальными принадлежностями у входа в Каракалу, а сам поехал ставить машину на подземную стоянку. Я прошла сквозь стеклянную вертушку в просторный холл, пахнущий бассейном. Заплатила за три часа, взяла пластиковую входную карту и поднялась вверх по широкой лестнице. Система была такая: с помощью карты проходишь через турникет, потом идешь в любую свободную кабинку, закрываешься там, снимаешь с себя все, надеваешь купальник. Выходишь из кабинки уже с противоположной стороны – там стоят железные ящики для одежды. Складываешь вещи в любой открытый ящик, вставляешь карту изнутри, получаешь возможность закрыть шкафчик на ключ, приделанный к мягкому пластиковому браслету. И идешь, захватив с собой только полотенце, в душ, а потом в бассейны с минеральной водой. Все это я успела изучить, исподтишка наблюдая за другими посетителями. Таких новичков, как я, здесь явно было немного – кажется, немцы и французы из окрестных городов старательно ездили сюда чуть ли не каждые выходные.

Бассейнов было несколько: огромный в центре зала, два небольших – слева и еще два на улице. Я кинула полотенце на ближайшее свободное пластиковое кресло и зашла в воду. Вино еще не выветрилось до конца ни из головы, ни из всего охваченного негой тела. И алкогольное тепло, согревавшее изнутри, слилось с теплом минеральной воды. Себя я уже не ощущала – только охвативший все существо восторг. Я проплыла по периметру бассейна, аккуратно избегая столкновений с остальными отдыхающими – по большей части толстыми, плотоядно улыбающимися немцами. Потом выбралась из воды на противоположном конце бассейна по узкой железной лесенке, ощущая на своей спине и голых ягодицах – черт бы побрал этот не в меру откровенный купальник – заинтересованные взгляды, и постаралась как можно быстрее снова окунуться в воду. Разведя ладонями полиэтиленовые занавески, я вошла в бассейн, расположившийся на улице. Посреди довольно большого пространства воды в огороженной «ванночке» бурлили безудержные пузыри, то и дело накрывая с головой влюбленную пару, которая в состоянии, близком к экстазу, целовалась внутри этого оазиса блаженства. Я с трудом пробралась в ту же «ванночку» – бурлящие потоки все время норовили вытолкнуть меня наружу – и зацепилась за специальные поручни под водой. Было так хорошо в этом гигантском джакузи, что я прикрыла глаза и разве что не замурлыкала от удовольствия: над головой в зеленых ветвях пели птички, все тело, каждый его миллиметр, старательно ласкали нежные пузырьки. Но не прошло и минуты, как к пузырькам присоединилась чья-то осторожная рука. Я вздрогнула, и, открыв глаза, испуганно огляделась. Всего в полуметре от меня барахтался молодой черноволосый парень – то ли итальянец, то ли грек – поди их разбери. Глаза юноши были прикрыты, а тело погружено в воду по самый подбородок. Наглец делал вид, что наслаждается водными процедурами, а все остальное нимало его не интересует. Я недовольно фыркнула и отодвинулась. Однако не прошло и секунды, как настырная рука вновь меня настигла. Я подумала было, что пора вылезать из этой гиперсексуальной купели, пока не поздно, но что-то – скорее всего, еще гулявшее в венах вино – меня остановило. Рука прикасалась нежно, даже, если так можно выразиться, деликатно – не стремилась пробраться к груди или залезть между ног: поглаживала, чуть прикасаясь, бедра и талию. «Ну и хрен с ними, с приличиями, – подумалось мне, – никто ж не видит!» Я прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Струйки воды, бьющие из стены на уровне талии, обворожительные пузырьки заодно с чьей-то ласковой ладонью делали свое дело: я теряла разум и контроль над собой. Чуть приподнявшись, высунулась из воды по плечи и добилась того, чтобы один из самых жестких подводных потоков попадал между ног.