«Всегда смотри на меня так!» — пронеслось в ее голове. Если он будет так смотреть на нее, она выучит все, что можно, о музыке.

Потом в ее голове мелькнула другая мысль. Если он действительно полагает, что она не умеет врать, то он сильно ошибается. Нелл могла врать с утра до ночи. «Извини, Майкл, за эту неделю только четырнадцать шиллингов. Ханна, твои перчатки просто прелестны. Саймон, мне абсолютно все равно, чем ты занимался с этой виконтессой. В конце концов, это брак по расчету. Я могла бы расстаться с тобой и никогда не пожалеть об этом…»

Андреассон заиграл другую пьесу. На лице Саймона появилось непроницаемое выражение. Нелл тут же узнала музыку — он написал ее, когда сильно страдал от утраты.

К ним подошла леди Аллентон, очевидно, решившая, что у молодоженов было достаточно времени для уединения.

— Вы много раз слышали мистера Андреассона, дорогая? — с улыбкой спросила она. — Надеюсь, лорд Рашден показал вам талант своего протеже во всей красе.

— Нет еще, — сказал Саймон, опередив жену. — Зато я нашел художника для нашего свадебного портрета. Очень большой талант. Его палитра обманчиво проста, но техника мазка очень интересная. И результат невероятно хорош.

— Вы должны непременно назвать мне его имя, — улыбнулась леди Аллентон.

Тем временем музыка продолжала звучать, приближаясь к мощной кульминации. Она была так сокровенно печальна, что слушать ее было мучительно сладко. Эта музыка не предназначалась для исполнения на публике, ее надо было слушать в одиночестве.

Наклонившись к Нелл, леди Аллентон прошептала:

— Аргос. Это мое любимое произведение. Превосходная музыка, не правда ли?

— О да, чудесная, — искренне согласилась Нелл.

— Говорят, он мизантроп, — продолжала хозяйка вечера. — Но мне кажется, у него есть свои причины для отшельнического образа жизни. Может, какая нибудь тяжелая болезнь. Человек, который написал такую музыку, должен иметь большое сердце, вам не кажется? Не могу себе представить, что он презирает весь мир.

— Кто?

— Аргос! Композитор, сочинитель этой пьесы.

— Но ведь…

— Ваш вкус безупречен, леди Аллентон, — вмешался в разговор Саймон, бросив на жену предостерегающий взгляд, от которого она тут же прикусила язык.

— Как вы знаете, я провела почти всю зиму в Париже, — чуть кокетливо проговорила леди Аллентон. — Это такой город, где волей неволей привыкаешь к изысканности и приобретаешь хороший вкус.

Нелл обескураженно молчала. Значит, Саймон хотел, чтобы никто не знал о его авторстве? Странно, он никогда не производил впечатления скромного человека.

Пьеса закончилась. Воцарилась благоговейная тишина, потом она взорвалась сначала одиночными хлопками, затем разразились всеобщие громкие аплодисменты.

Андреассон встал и поклонился публике все с тем же хмурым видом.

— Ах, неужели мы пропустили выступление шведского пианиста? — раздался внезапно приятный женский голос, и Саймон крепко схватил Нелл за предплечье, словно стараясь поддержать ее.

Она недоуменно взглянула на него, потом перевела взгляд туда, куда он молча кивнул.

Сначала Нелл увидела высокого, худого как спичка мужчину, в ужасе смотревшего на нее, и только потом заметила стоявшую рядом с ним девушку, застывшую на месте с поднятой в приветствии рукой. Это была леди Кэтрин. Увидев Нелл, она перестала улыбаться.

— Ах, как чудесно! Я ждала вас с нетерпением, — весело прощебетала леди Аллентон.

Она была настоящая! Нелл могла бы смотреть на Кэтрин Обен целую вечность — как она двигается, разговаривает слегка пронзительным голосом, жестикулирует.

— Этого не может быть! — воскликнула леди Кэтрин. — Что за шутки?

Она гневно расхаживала по ковру в библиотеке леди Аллентон, взбивая ногами пышные юбки из красно коричневой ткани. Хозяйка дома с удовольствием предоставила в их распоряжение собственную библиотеку для, как она это назвала, исторического воссоединения семьи.

Нелл неподвижно стояла рядом с креслом. Она чувствовала себя так, словно ее огрели по голове тяжелой чугунной сковородой. В мозгу все время повторялась одна и та же мысль — она настоящая!

И это было глупо. Разве кто нибудь сомневался в том, что Кэтрин Обен реально существует?

Эта девушка, нервно расхаживающая по ковру, вполне могла бы сойти за двойника Нелл. Она чувствовала себя так, словно смотрела на саму себя.

И она не могла отвести взгляд в сторону, хотя на нее в это самое время тоже внимательно смотрели полная пожилая дама, сопровождавшая Кэтрин, и ее опекун, лысеющий гнусавый мужчина по фамилии Гримстон, который в противоположном конце комнаты о чем то резко разговаривал с Саймоном.

Леди Кэтрин повернулась к Нелл и, уперев руки в бока, сердито выпалила:

— Кто вы такая?

— Кэтрин, — раздался вкрадчивый голос Гримстона из другого конца комнаты, — может, нам лучше уйти?

— Нет! — Кэтрин сделала несколько шагов в сторону Нелл. — Вы не можете… я не могу… — Она подняла дрожащую руку, словно хотела коснуться щеки Нелл, но в последнюю секунду отдернула ее, словно от обжигающего пламени свечи. — Вы…

— Да, — заставила себя произнести Нелл. — Думаю, что так.

— Все! Хватит! — воскликнул Гримстон. — Это очень искусная мистификация, Китти, но ты не должна…

— Мистификация, — прошептала Кэтрин, во все глаза глядя на Нелл. — На вас браслет моей матери и ее ожерелье. Вы… мошенница?

Нелл вздохнула и посмотрела на изумрудный браслет на своем запястье, на белоснежные длинные, до локтя, перчатки, которые скрывали ее руки, — жесткие мозоли на ладонях и веснушки на костяшках пальцев.

— Нет, — тихо сказала она. — Не мошенница.

Кэтрин открыла рот и покачала головой, словно слова никак не хотели выходить из ее прелестного рта.

Нелл отлично знала, что сейчас чувствовала Кэтрин. От сопереживания у нее забилось сердце, и ей тоже захотелось прикоснуться к сестре. Она взяла ее за руку, и они долго молча смотрели друг на друга. Было невозможно поверить в то, что две девушки могут быть настолько похожими.

В них заговорила кровь.

Они — сестры близнецы.

Кэтрин моргнула, и на глазах появились слезы.

— Где ты была все эти годы? Почему не вернулась ко мне?

— Не знаю. Не помню. Не могла.

Рука Кэтрин еще сильнее сжала руку Нелл.

— Она была с тобой жестока? — спросила Кэтрин.

— Нет. Она была… я думала, она моя мать.

Кэтрин отстранилась от нее и возмущенно сказала:

— Это чудовище ты считала своей матерью?

— Но я же ничего не знала. Откуда я могла это знать?

— Но ты должна была это чувствовать! А по мне ты… не скучала? Ты не скучала по своей сестре? Не прошло и ночи, чтобы я не молилась о твоем возвращении…

Нелл молча покачала головой и сокрушенно прошептала:

— Я просто ничего не знала.

— Но где же ты была? — почти всхлипнула Кэтрин. — Отец так искал тебя… Она увезла тебя за город?

— Нет, я была в Лондоне, совсем близко. В квартале Бетнал Грин.

— Бетнал Грин… — Кэтрин нахмурилась. — Но это же… это Ист Энд? Боже мой! — ахнула она. — И ты… ты жила в такой грязи? Как же ты… — Она смерила Нелл озадаченным взглядом, словно ища подтверждения ее слов. — Как же ты пережила все это?

— Я работала, — сказала Нелл и только тут поняла, что вопрос Кэтрин был риторическим и отвечать на него было совсем не нужно. Она поняла это по выражению лица сестры. На нем был написан ужас! — Я честно работала, — заикаясь, произнесла Нелл, — на фабрике. Ничего низкого, никакой проституции.

Кэтрин ужаснулась еще больше, у нее от изумления открылся рот.

Нелл решила, что сестра не верит ей, и пояснила:

— Сначала я клеила коробки, а потом стала скручивать сигары.

— Сигары! — истерически захохотала Кэтрин, потом дрожащими пальцами прикрыла рот. — О Боже! — Она повернулась к Гримстону. — Фабричная работница?

— Абсурд! — воскликнул опекун.

— Только представьте, что станут говорить люди, когда… — Она снова повернулась к Нелл.