Тогда они с Уолтером приняли решение, изменившее всю их жизнь, — он уволился из армии, проучился два года в сельскохозяйственном колледже и взял управление фермой на себя. Они никогда об этом не пожалели, но тяжелый физический труд все же оставил на нем свой отпечаток. Уолтеру недавно исполнилось пятьдесят пять; в его густых волосах уже сквозила седина, загорелое лицо покрылось сетью морщинок, а руки постоянно были испачканы машинным маслом.

Он поднял голову и увидел жену, вносившую на кухню корзины с продуктами.

— Привет, дорогая.

Не снимая пальто, она присела за другой конец стола.

— Ты еще застал миссис Эбни?

— Нет, она ушла до моего прихода.

— Мне придется поехать в Шотландию.

Взгляды их встретились.

— Джейн? — спросил Уолтер.

— Да.

От неожиданности он, казалось, весь съежился и даже стал ниже ростом. Ей отчаянно захотелось как-нибудь его утешить. Ив быстро сказала:

— Не надо беспокоиться. Просто ребенок, видимо, родится немного раньше срока.

— А как она сама?

Ив в двух словах передала информацию, полученную от Дэвида.

— Такое часто случается. Она в больнице. Я уверена, что о ней там позаботятся.

И тут Уолтер произнес вслух то, что Ив боялась сказать самой себе весь этот день:

— Она очень тяжело перенесла первые роды.

— Ах, Уолтер, прошу тебя…

— В прежние времена ей запретили бы иметь еще детей.

— Сейчас все по-другому. Медицина шагнула вперед. Доктора стали гораздо более знающими, — она не могла остановиться, пытаясь ободрить не столько мужа, сколько себя. — У них теперь есть ультразвук и много всего другого. — Уолтер глядел по-прежнему недоверчиво. — И потом, она так хотела еще ребенка!

— Мы тоже хотели еще детей, но у нас есть только Джейн.

— Да. Знаю. — Она встала и подошла поцеловать мужа, обвила руками его шею, зарылась лицом в густые волосы. — Ты пахнешь силосом. — И тут же: — Миссис Эбни будет заботиться о тебе.

Он сказал:

— Я должен поехать с тобой.

— Дорогой, ты ведь не можешь! Дэвид это знает — он тоже фермер. Джейн тебя поймет. Прошу, не думай об этом.

— Ужасно, что тебе приходится ехать одной.

— Я буду не одна. Я никогда не бываю одна, потому что знаю, что мыслями ты со мной, — даже если нас разделяют тысячи миль. — Она отстранилась и улыбнулась мужу, а он снизу вверх смотрел ей в лицо.

— Может, не будь наша дочь единственным ребенком, она была бы другой? — спросил Уолтер.

— Точно такой же. Никто в мире не сравнится с нашей Джейн.

Уолтер вернулся на ферму; Ив разложила покупки, составила список для миссис Эбни, загрузила продукты в морозилку и перемыла посуду. Потом пошла наверх и собрала чемодан. С делами было покончено, но часы показывали всего половину третьего. Она сошла вниз, сняла с вешалки пальто, надела теплые ботинки и свистнула собак. Вместе с ними через поля она пошагала на берег холодного Северного моря, к узкой полоске пляжа, который они всегда считали своим.

Был октябрь, безветренный и холодный. Деревья, покрытые изморозью, сверкали золотом и янтарем, по небу плыли низкие облака, а море было серым словно свинец. Отлив обнажил полосу мокрого песка, гладкого и чистого, как свежевыстиранная простыня. Собаки бросились вперед, оставляя на девственном песке цепочки следов. Ив последовала за ними. Ветер трепал ее волосы, гудел в ушах.

Она думала о Джейн. Но не о нынешней Джейн, которая лежала где-то в госпитале, ожидая неведомого исхода, а о Джейн — маленькой девочке, девушке, молоденькой женщине. Джейн с ее каштановыми волосами, голубыми глазами и заразительным смехом. О маленькой деловитой девчушке, которая шила куклам платья на их старенькой швейной машинке, чистила своего коротконогого пони, а долгими зимними вечерами пекла на кухне сладкие булочки. Вспоминала Джейн длинноногим подростком, когда дом был битком набит ее друзьями и постоянно звонил телефон. В то время она, как все в этом возрасте, делала кучу возмутительных, непозволительных вещей, но долго сердиться на нее все равно было невозможно. Она никогда не унывала, не скучала, была приветливой и радовалась жизни, так что за ней постоянно увивалась череда влюбленных кавалеров.

— Ты вот-вот выскочишь замуж, — поддразнивала ее миссис Эбни, но у Джейн было свое мнение по этому вопросу.

— Я не выйду замуж, пока мне не стукнет, по крайней мере, тридцать. К тому времени для всего остального я буду уже слишком стара.

Однако в двадцать один год она поехала на выходные в Шотландию, познакомилась с Дэвидом Мерчисоном, сразу же влюбилась, и вот уже Ив обсуждала с ней планы на свадьбу: смогут ли они разместить шатер на лужайке перед домом и где в Ньюкасле можно купить красивое подвенечное платье.

Миссис Эбни была в восторге.

— Ты выходишь за фермера! А я-то думала, что после детства на ферме ты и слышать не захочешь о такой жизни!

— Вовсе нет, — ответила Джейн. — С удовольствием переберусь с одной компостной кучи на другую!

Она никогда в жизни не болела, но очень тяжело перенесла первые роды, когда четыре года назад произвела на свет Джейми: младенца два месяца продержали в интенсивной терапии, прежде чем отпустить домой. Ив тогда была у них, в Шотландии, вела хозяйство. Джейн поправлялась очень медленно, и Ив молила Бога, чтобы дочери не пришло в голову рожать еще детей. Но Джейн решила по-своему.

— Я не хочу, чтобы Джейми рос единственным ребенком. Не то чтобы мне не нравилось, как жила я, но по-моему, расти в большой семье гораздо веселее. И потом, Дэвид хочет еще детей.

— Но дорогая…

— Все будет в порядке! Ни о чем не беспокойся, мамочка. Я здорова как лошадь, просто мой организм не всегда меня слушается. Но если я и заболею, то только на пару месяцев, зато ребенок будет со мной всю мою жизнь — разве не чудо!

Всю ее жизнь. Жизнь Джейн. Ив внезапно охватила паника. Строка из стихотворения, прочитанного когда-то давным-давно, всплыла в памяти и гремела в голове барабанным боем: И на могиле дочери моей цветут цветы…

Она поежилась, ощутив, что промерзла до костей. Ей было холодно не только физически — заледенела ее душа. Она дошла до середины пляжа, где выступал из песка валун, в прилив таящийся под водой, — он напоминал обломок кораблекрушения, который волны выбросили на берег. Валун весь зарос моллюсками и водорослями, а на его горбатой спине сидели морские чайки с черными глазами-бусинами, издававшие недовольные крики.

Ив остановилась посмотреть на чаек. Белые птицы. Встречи с ними всегда имели в ее жизни особое — символическое — значение. В детстве на каникулах она очень любила наблюдать за чайками — как они парят на фоне синего неба над морем, и крики их до сих пор напоминали ей те неспешные, полные солнечного света дни.

Белыми были и дикие гуси, которые зимой пролетали над фермой Дэвида и Джейн в Шотландии. Утром и вечером их косяки расчерчивали небо; гуси прилетали кормиться на заросшие камышом болота близ большой приливной бухты, граничившей с землями Дэвида.

И еще голуби. Медовый месяц они с Уолтером провели в крошечной гостинице в Провансе. Окно их спальни выходило на мощеный внутренний дворик, в центре которого стояла голубятня; голуби каждое утро будили их своим воркованием и плеском крыльев, когда внезапно срывались с места и взмывали в небо. В последний день перед отъездом молодожены отправились за покупками и Уолтер подарил ей пару белых фарфоровых голубков, которые с тех пор стояли у них на каминной полке в гостиной. Это был ее самый дорогой сувенир.

Белые птицы. Она вспомнила себя ребенком: была война и ее брата объявили пропавшим без вести. Страх и тревога, разъедавшие душу словно язвы, поселились в их доме. Но однажды утром она выглянула из окна спальни и увидела, как на крышу дома напротив села чайка. Была зима; солнце словно алый шар только-только начало карабкаться вверх по небу, и тут чайка внезапно расправила крылья и Ив увидела, как первые солнечные лучи окрасили их изнанку нежно-розовым. Потрясенная зрелищем столь дивной, неожиданной красоты, она внезапно ощутила глубокий покой. Она поняла, что брат ее жив, поэтому когда неделю спустя ее родители получили официальное уведомление о том, что он жив и здоров, хотя находится в плену, она отреагировала на удивление спокойно. Ив так и не рассказала им о чайке.