На лету поймав мысль, которая мне была пока что недоступна, Эли внезапно схватился за голову.
— Бридерные реакторы!
— Что? — спросил я быстро. — Что такое "бридерный реактор", черт бы вас драл?
— Ядерные реакторы, которые производят пригодный для использования плутоний из обедненного урана, — сказал Иона. — В свое время были признаны перспективными.
— Из-за проблем безопасности от этой идеи отказались почти все страны мира, — продолжил Малкольм, — а еще из-за огромного соблазна, который представляли для террористов внушительные объемы плутония, находящиеся на гражданских объектах. — Малкольм со значением глянул на меня. — Как и для людей, ведущих дела с террористами. Дельцы японского черного рынка — предположительно, без ведома правительства — регулярно продают этим людям значительные количества избыточного плутония. В…
— В Куала-Лумпуре, — сказал я, смиренно падая на стул.
— Вообще-то нет, — сказал Иона. — Столицу контролирует ООН. Большинство серьезных сделок черного рынка заключается в Гентинг-Хайлендс, [9]возвышающемся над городом, давнем прибежище азартных игр. Куала-Лумпур — единственное место, где союзники позволяют посадку самолетов, поскольку и город, и аэропорт под их контролем. Эшкол проследует сначала туда, вероятно, выдавая себя за какого-нибудь члена гуманитарной миссии, а затем перейдет фронт и направится в горы.
Я принял эту новость так, как смог — уронил голову на стол и испустил несколько протяжных вздохов. Затем буркнул:
— Ну и на что похожа малайская еда?
— Вряд ли у тебя получится ее отведать, — ответил Тарбелл. — Там вообще-то сейчас война, знаешь ли…
Глава 35
Было время, когда я рассматривал влияние африканских племенных войн на окружающую среду, испытывая одновременно и ужас, и восхищение. Те же чувства владели мной последние девять месяцев. Конечно, я знал, что эта реакция в значительной степени вызвана фотографиями стычек, разносимыми мировыми новостными службами; и все же, полностью осознавая эти манипуляции, я был поглощен и взволнован происходящим в той же мере, как и весь остальной мир. Поэтому мне не было дела до других, куда более разрушительных кампаний, развернутых против тропических лесов в других частях мира союзом лесных, сельскохозяйственных и скотоводческих фирм, что были частью огромных корпораций. Эти корпоративные монстры, в свою очередь, правили новостными службами, фокусирующими внимание публики в первую очередь на Африке и подобных местах. Уровень истребления тропических лесов, ничуть не менее важных для здоровья планеты, чем их африканские аналоги, сильно превышал все, что могли натворить даже в самых жестоких своих сражениях люди вроде моего друга, вождя Дугумбе, и его врагов. Но бизнес есть бизнес, а торговля есть торговля, поэтому мир так и не увидел последствий широкомасштабной дефолиации, кроме как в случайных свидетельствах независимых журналистов.
Такое положение вещей сохранялось до тех пор, пока не стало слишком поздно. То есть до тех пор, когда ученые начали не предсказывать, а докладывать об изменениях состава воздуха, сопровождавших исчезновение этих природных кислородных лабораторий. Глобальное разрушение атмосферы, когда мировая общественность наконец его заметила, вызвало повсеместную панику и беспрецедентное движение за спасение оставшихся лесов, отнюдь не миролюбивое, а весьма агрессивное. Результатом стало создание специальных "наблюдательных отрядов" ООН, — а на самом деле многонациональных вооруженных сил: их забрасывались в места, которые еще можно было спасти, — в Бразилию, в различные части Центральной Америки, в Малайзию.
Бразильцы и жители Центральной Америки отнеслись к этому сравнительно спокойно. Но жители Малайзии, ведомые своим древним воинственным духом, восстали против иностранного вторжения. Они решили, что не позволят отобрать один из немногих источников дохода, который остался у них после краха 2007 года, без соответствующей компенсации. На выплату компенсаций не пошла или не захотела пойти ни одна западная страна. Так вспыхнула война нового типа, война за ресурсы, в сравнении с которой поблекли вооруженные конфликты мира за нефть и воду. Правда, Восточную Малайзию удалось подавить довольно легко благодаря щедрому пожертвованию, предложенному ООН соседним Брунеем, чей султан был рад восстановить репутацию своего крохотного княжества, погрязшего в скандалах. Но в Западной Малайзии дела пошли по-другому.
Вторгшись по трем направлениям, войска ООН столкнулись с неожиданно жестким сопротивлением. Плененных захватчиков пытали до смерти, а их изуродованные тела с торчащим изо рта флажком ООН подбрасывали к линии фронта. В конце концов союзные войска закрепились в большинстве городов на полуострове, но несколько из них остались непокоренными. Эти-то города и стали каналами сообщения с горными джунглями, в которых союзники вязли, как в смертельной трясине. Сами же города стали словно магнитом приманивать мошенников и торгашей всего мира. Таков был монстр, в чью пасть волокли меня мои друзья.
Наше путешествие началось в Марселе, так как именно этот город выбрал Эшкол, чтобы покинуть Францию. Имя "Винсент Гамбон", что значилось в его авиабилете, вскоре объявилось в списке пассажиров суперэкспресса, направляющегося из Труа на юг. Как только поезд отошел от станции, наш корабль последовал за ним, под защитой голографического проектора слившись с французским ландшафтом так, чтобы Эшкол не смог нас засечь. В Марсель поезд прибыл за несколько часов до отправления самолета, так что и у нас, и у него было достаточно времени, чтобы добраться до аэропорта.
Малкольм решил, что к самолету нужно держаться так же близко, как к поезду, даже пока он еще на земле. Эта перспектива вызвала беспокойство не только у меня, но и у других членов команды. Дело даже не в трепете, испытываемом при въезде в один из самых переполненных и перегруженных международных аэропортов. Опасный настолько, насколько опасна разновидность русской рулетки, которую мы зовем "воздушным путешествием", полет на нерегистрируемом и фактически невидимом летательном средстве в самое пекло этого адского цирка казался верхом глупости. Но Лариса, правившая кораблем, предвкушала эту эскападу с таким восторгом, что мне оставалось лишь надеяться на ее генетически улучшенную скорость реакции и стараться не слишком часто смотреть вверх.
Но оказалось невозможным, поскольку это и пугало, и веселило. Я и не догадывался, что корабль, так медленно и грозно паривший над стенами тюрьмы Бель-Аил, способен на почти игривую резвость, с какой мы метались в марсельском международном аэропорту "Ле Пен" среди взлетающих, садящихся и выруливающих по взлетной полосе самолетов. Здесь было чего страшиться: темп, с которым самолеты садились и взлетали, был настолько высок, что десятки коммерческих бортов то и дело резко меняли курс, чтобы не врезаться друг в друга. Но Лариса, маневрируя в опасной близости от них, казалось, находила в этом некое извращенное удовольствие. Даже вскрикивая от испуга, я так и не почувствовал смертельной опасности, и уже через несколько минут мои вопли стали периодически перемежаться хохотом.
Так или иначе, я вовсе не расстроился, когда гигантский аэробус Эшкола, в коем была заключена почти тысяча доверчивых душ, размещенных на двух с половиной пассажирских уровнях, взмыл в небо и взял курс на юго-восток. У себя в башне мы, попав в облако выхлопа из четырех его огромных двигателей, почти ослепли. В эти напряженные минуты мы едва избежали столкновения с другим переполненным чудищем, что, сбившись с курса, явился из Африки, причем из переговоров авиадиспетчерской службы выяснилось, что никто из его экипажа не говорит ни по-английски, ни по-французски. Используя навигационный компьютер и собственный опыт, Лариса быстро вывернулась из этой затруднительной ситуации и заняла безопасную позицию чуть сбоку и сверху от самолета Эшкола. На мой взгляд, мы были все же слишком близко: через окна самолета я мог видеть гнетущую тесноту внутри самолета и стать свидетелем неожиданного появления в одном из верхних отделений нескольких живых кур, которые, похоже, пытались овладеть летными навыками.
