– Вам помочь? – спросил испуганный голос, принадлежавший молодому парню в голубоватом вельветовом костюме.

– Нет, спасибо!

Далеко во тьме исчезали бегущие фигуры; среди них я разглядел по крайней мере одного полицейского. Совсем близко от меня лежал скрипичный футляр, отдельно – сорванная с него крышка и расколотый на куски, кое-где держащиеся струнами, страдивариус Роя. Две девушки склонились над неподвижно лежавшим Роем. Вдалеке кто-то кого-то окликал. Вокруг нас начинала собираться толпа.

– Ты уверен, что уже чувствуешь себя нормально?

– Да, клянусь, Вив, вполне. Парочка синяков и только.

– В газете это выглядит совсем иначе! – Голос Вивьен в трубке звучал недоверчиво, как будто она подозревала меня в том, что я из оскорбленного самолюбия или ввиду появления финансовых перспектив утаиваю от нее перелом позвоночника.

– Да ну, ты же знаешь этих газетчиков! Что касается меня, то я просто устал. Пришлось иметь разговор с полицией, потом бог знает сколько времени проторчал в больнице, пока врачи не убедились, что у Роя не проломлен череп, только после этого я попал домой.

– Значит, все-таки он вполне оправился после всего! – На сей раз в тоне Вивьен подспудно как бы угадывалось, что она считает череп Роя железным, каковы в глазах общественного мнения черепа гуляк, позеров и тому подобных личностей.

– В какой-то степени. Удар по голове может возыметь множество непредсказуемых последствий. Пока его абсолютно здоровым еще не признали. Состояние удовлетворительное, так мне сказали по телефону, я только что звонил в больницу. Собираюсь попозже к нему заскочить.

– Примерно когда?

– Когда немножко соберусь с силами. Наверное, к одиннадцати. А что?

– Я думала, может, мы вместе пообедаем?

– Отлично. Зайти за тобой в агентство?

Мы условились, что я зайду за Вивьен в четверть первого, а провожу обратно к четверти второго. Это было не самое удобное и не самое продолжительное время для ее обеденного перерыва, но мы редко встречались в середине дня, к тому же в тот вечер нам предстояла традиционная встреча, однако я предвкушал возможность как можно раньше поделиться с ней событиями вчерашнего вечера, а также и тем, что могло ожидать меня в больнице. Перед выходом у меня оставалось еще время, чтобы привести себя в порядок. Что я и сделал без особого напряжения, побрившись в темпе adagio sostenuto [8]вместо обычного allegro con brio, [9]слушая музыку (только те пластинки, которые я уже прорецензировал, ни одной Вебера или его современников, чтобы совершенно исключить всякий намек на работу), немного подремав и погрузившись в раздумья о судьбе малеровских концертов Роя.

День был туманный и душный. Я исходил испариной, когда в мрачном вестибюле больницы пытался найти кого-нибудь, способного объяснить, к кому обратиться, чтобы узнать, в какой палате лежит Рой. В конце концов, многократно вызывая недоумение, а пару раз получив отпор, я столкнулся с одной средних лет дамой в сером, которая прежде всего спросила, не репортер ли я. Я сказал, что нет, назвался, услышал вопрос, не тот ли я самый, что был с сэром Роем, когда его привезли, ответил утвердительно, получил интересующую меня информацию, после чего мне пришлось пройти множеством лестниц.

Рой оказался в отдельной палате и сидел в постели с газетой в руках и в какой-то белой, криво сидевшей на голове нахлобучке. В остальном он выглядел вполне нормально.

– Старина Даггерс, родной вы мой!

– Ну как вы, Рой?

– Точь-в-точь как моя скрипка, старина! Они… – Щеки у него дрогнули. – Хотя едва ли стоит об…

Он осекся, у него перехватило горло. Я испугался, что он разрыдается, и если бы это произошло, и я бы не смог удержаться от слез.

– Но можно найти другую, – сказал я.

– Других не так уж много. Вы, вероятно, слыхали, в этой последней войне четыреста с лишним было уничтожено. И даже если бы этого не произошло, все равно было б немного. Ну да, я, конечно, отыщу себе другую, но только это будет уже совсем не та. Знаете ли вы, что я с этой старушкой прожил почти тридцать лет? Свой первый концерт на ней играл! Поистине была боевая лошадка Макса Бруха! [10]Тем не менее отвечаю на ваш вежливый вопрос: у меня пять швов, ни о каком сотрясении мозга речи нет, завтра меня выпишут и еще сколько-то после этого мне предписано отдыхать. Последнее можно проигнорировать – необходимо думать о Гусе. Джордж – это руководитель Нового Лондонского симфонического оркестра – репетирует с ними сегодня и завтра, но уже послезавтра утром я должен как штык стоять у дирижерского пульта.

Я кивнул. Рой взглянул на меня с усмешкой и медленно покачал головой.

– Отличная работа, Даггерс! Чем именно мазали?

– Маслом. Отличным, новозеландским. Я не ожидал, что у нас в такое выльется. Думал, вы поймете сразу, едва начнете подстраивать скрипку или даже раньше. Простите, что так…

– Что вы, такое волнующее зрелище! Правда, это был для меня в какой-то степени сюрприз. По зрелом размышлении. Не подозревал, что вы на практике так далеко способны зайти со своими принципами.

– Мне казалось, я просто обязан что-то предпринять!

– Весьма похвально! И как же, вы прямо там в клубе мазали, у всех на виду?

– В туалете.

– Нет, просто интересно. Что ж, пожалуй, вы зря потратили время.

– Зато все слышал и видел!

– Нет, я имею в виду, если так можно выразиться, реакцию критики. Читали утреннюю «Орбиту музыки»? Весьма оперативно отозвались.

Я взял у него свернутые газетные листы. «Скрипач и дирижер Рой Вандервейн прокладывает новый путь в музыке!» – уведомлял кого-то Барри и далее заявлял, что, невзирая на некоторые технические неувязки, на непросвещенную аудиторию, а также на прискорбное событие, состоявшееся после концерта (см. с. 3), лично он счел для себя за большую честь присутствовать при рождении такого-то, такого-то и этакого новшеств, которые, несомненно, являются предвозвестниками чего-то грандиозного. Ближе к концу Барри, демонстрируя свою просвещенность, приводил ошеломляющее сравнение вчерашнего выступления Роя с первым исполнением Первой симфонии немецкого композитора Людвига ван Бетховена, освистанной публикой.

– Испугался, что его обвинят в консервативности! – сказал я. – Как все они.

– Все, кроме вас. Да, есть еще заметка покороче в «Летучей мыши». Хотите взглянуть?

– Спасибо, нет!

– Ваш материал появится в пятницу, верно?

– Да.

– Стало быть, есть время для более взвешенной оценки?

– Да.

– Вам все это показалось чистым дерьмом, ведь так?

– Так. За исключением вашего исполнения.

– Благодарю! – Рой слегка откинулся на подушки. – Словом, сами видите, это вовсе не провал, как нам всем сперва показалось. Учтите, события прошлого вечера многому меня научили. Ошибочно было выставлять это в виде своего камерного концерта. Молодежь меня знает прекрасно и почти не знает «Свиней на улице». В следующий раз надо дать им поиграть побольше. Пусть будет что-то типа квартета или квинтета с соло-гитарой.

Нудное чувство недоверия охватило меня:

– Как это в следующий раз?

– Фу-ты, ну-ты, Спиро Агню! Неужто вы думаете, что я полностью умоюсь после всего-навсего одного негативного приема? Никто и никогда не сможет…

– Да уж куда там, конечно, вы выше этого! – сказал я, подступая ближе к нему. – Просто легко представить, как в следующий раз или через раз кто-нибудь из этих молодцов выкрутит вам к чертям левую руку, чтобы внушить, что здесь вот, в этом месте, в самый раз бы запустить вибрафон или тенор-сакс. Вчерашний вечер, как я погляжу, многому вас научил! Да вы не извлекли самого главного урока, который иной, наверное, застолбил бы себе на всю оставшуюся жизнь! Вы просто-таки не способны…