Она потерла глаза и даже слегка потрясла головой. Но нет, никаких ошибок. Господин Рокаш, собственной персоной. В махровом банном халате голубого цвета, с мокрыми волосами. Явно только что из-под душа. Вместо того чтобы лежать обнаженным рядом, говорить комплименты и баюкать ее в своих объятиях, просто сидит на кровати и чего-то ждет. С не очень приветливым видом. И никаких поцелуев в сонные глазки, в полураскрытые губки и мягкие розовые соски. Не говоря уже о большем. О том большом и приятном, что прячется под этим халатом, с чем он так охотно знакомил ее почти до рассвета. И загадочно молчит. Может быть, что-то случилось? Она первой не выдержала этого гнетущего, настораживающего молчания.
— Фери, ты смотришь на меня так, как будто я в чем-то провинилась. Или ты просто не выспался? Может, хочешь о чем-то спросить?
Некоторое время он продолжал молчать, что-то обдумывая. Затем все же разжал губы. Решил, надо полагать, поделиться чем-то сокровенным.
— Пока ты спала, у меня созрели новые замыслы. Связанные с тобой. Поэтому я не мог ждать, пока ты соблаговолишь проснуться. Ты слишком долго спишь. Я тебе уже об этом говорил. Нельзя терять ни минуты. Жизнь проходит, и надо все успеть.
— Фери, ты брюзжишь, как почтенный старец, уставший от жизни. Разве так можно, да еще по утрам? Тем более, критика не соответствует действительности. Мы с тобой ночью не теряли времени даром. Или ты уже не помнишь? — обиженным тоном изложила она свои встречные претензии.
— Нет, я все прекрасно помню. Не надо передергивать. Я не это имею в виду. Ты все прекрасно понимаешь.
— Ты намекаешь на то, что я уже должна стоять у мольберта? С первыми лучами солнца? Я что, не могу понежиться в постели? Я ведь все-таки женщина, и у меня не такой выносливый организм, как у тебя. — Она подумала о том, что их дискуссия уже начала набирать обороты и при таких темпах могла быстро превратиться в огромный снежный ком, который похоронит под собой обоих спорщиков. Такой финал ей был не нужен. К счастью, он это тоже понимал.
— Нет. Все не так. Успокойся. Я не хотел тебя обидеть. Речь идет обо мне. Это я уже должен стоять у мольберта. У меня появилась масса новых идей, и их нужно воплощать. Пока они еще свежи и держатся в голове.
— А я как-то мешаю их воплотить? Я тебя отвлекаю? Тебя тянет прилечь рядом со мной? — Она решила, что кокетливые интонации в данной ситуации не помешают. Для того чтобы смягчить тон дискуссии и направить ее в другое русло. — Может быть, ты и вправду приляжешь? И мы сможем обсудить твои великие замыслы в более удобном положении.
Она потянулась к нему и привлекла к себе за полы халата. Ференц не сопротивлялся и позволил уложить себя рядом, на спину. Однако крепился и пока никак не реагировал на то, что она распахнула его халат и забралась к нему на грудь, распластавшись на нем всем своим теплым и мягким после сна телом. Совершенно обнаженным. Но когда она слегка помассировала его усталый и вялый орган, тот тут же встрепенулся, как будто прислушиваясь к тому, что происходит. Затем начал подавать еще более активные признаки жизни и вовлекать в этот процесс своего хозяина. Продолжая удерживать в руке главное мужское украшение, она поддразнивающим тоном заявила:
— А вот твой «друг», похоже, считает, что ты не прав. И что утро надо начинать не с упреков. Мы могли бы заняться вначале более приятным делом. А потом уже перейти к обсуждению твоих творческих планов. Ты же видишь, что твой подросший «малыш» с этим полностью согласен. Подожди минутку. Только не смотри. Закрой глаза. Мы ему немножко поможем подрасти и окрепнуть.
Она скользнула вниз и, подавив некоторую неуверенность и предубежденность, решительно взялась за дело. Собственно, особо стараться не пришлось, поскольку скольжения обнаженной грудью по мужскому телу и гениталиям оказалось достаточно для того, чтобы вялый отросток окончательно расправился, набрался сил и вновь превратился в могучего красавца. Но не прерывать же свою работу на самом интересном месте. Тем более что она впервые в жизни этим занималась. Надо было попробовать свои новые возможности и в этой сфере. Свой язык и губы в забаве с такой интересной игрушкой. Сколько новых ощущений, которые даже трудно передать словами. Конечно, как современная женщина, живущая в мире с широким распространением эротических фильмов и журналов, теоретически она представляла, как это лучше сделать. Но одно дело теория, и совсем другое — ее применение на практике.
Как выяснилось, с практикой у нее тоже неплохо получилось. Зря волновалась. От получаемого наслаждения Ференц начал стонать. А потом, не выдержав накала чувств и искушений, решил продолжить в более традиционном ключе, закончив начавшееся общение там, где ему и было отведено природой законное место. Под ее собственные крики и стоны. С настоящим фонтаном и фейерверком чувств в апогее.
Именно такой финал, по представлению Кристель, и должен был венчать каждое утреннее пробуждение в ее новой жизни. А после него, само собой, должен следовать период релаксации. Полежать, понежиться на атласных простынях. Поговорить о чем-нибудь красивом и эстетичном. В том числе о творческих замыслах и уже реализованных идеях. Она в его объятиях, он всегда рядом, под рукой, всегда в готовности и доступен. Стоит только пожелать, поманить пальчиком или многозначительно посмотреть и томно вздохнуть — и вновь сладость обладания, воплощенная в сексе радость любить и быть любимой. Затем позвонить в колокольчик и слуги принесут завтрак прямо в постель…
Однако мечты есть мечты, а жизнь есть жизнь. Она гораздо сложнее. И в этой реальной жизни все же пришлось вставать гораздо раньше, чем хотелось. Не сразу, конечно, а после некоторых дискуссий и заключенных компромиссов. Ференц вновь вошел в роль патрона и удалился в столовую, заявив, что будет ждать ее в мастерской. И чем скорее они там увидятся, тем лучше. Тиран и сатрап. Ведет себя как муж, уставший от однообразной брачной жизни. А ведь это была их первая романтическая ночь, их первое путешествие в мир изысканной и страстной физической любви. Так где же медовый месяц? Правда, этого следовало ожидать и не строить воздушных замков.
Всем известно, что творческие личности — немного сумасшедшие, у них тяжелый, импульсивный характер. Их настроение, планы и действия подвержены быстрым и непредсказуемым изменениям. Может быть, она тоже станет такой. Будет бросать своего возлюбленного посреди ночи, чтобы встать к мольберту. Может быть, даже прервет акт любовного общения ради этого, хотя такое трудно представить. Но это потом. А сейчас она к этому еще не готова. Не созрела в должной степени. Не насытилась любовью, которой была так долго лишена. Никакие кисти и краски не смогут заменить эти волшебные фиолетовые глаза, черные шелковистые волосы, небрежно откинутые назад, жаркие и ненасытные губы, музыкальные пальцы, искусно ласкающие ее грудь. А мольберт может подождать.
Она тут же вспомнила, что не успела задать ему вчера нескромный вопрос. Что так долго держало его у полотна? Над чем он работал? Хотя, конечно, вопрос был бы чисто риторическим. По ряду признаков и так было понятно, что на полотне должен появиться ее облик. Правда, неизвестно в каком виде. Может быть, что-то сюрреалистическое. Например, ярко-алая роза в капельках искрящейся росы, освещенная первыми лучами восходящего солнца. Цветок, вырвавшийся к свету, проросший в расщелине потрескавшегося парижского асфальта. Занесенный житейскими ветрами в этот асфальт с известняковых холмов Божоле.
Или, не исключено, не совсем приличное изображение, если исходить из того, как он рвался в мастерскую утром. Так сказать, под свежим впечатлением воздействия ее прелестей. Спешил выплеснуть на полотно избыток эмоций. Дополнить или внести коррективы. Например, изобразить ее в виде бело-розовой вакханки, возлежащей на изумрудной травке и укрытой только собственными медово-золотистыми локонами. С лукавым взглядом и виноградной гроздью у раскрытых губ. Правда, тогда бы не мешало изобразить рядом с ней мускулистого сатира с похотливым взглядом, в облике которого явственно проступали бы черты автора.
