— Да, недурна, — согласился второй с видом пресыщенного жизнью ловеласа и знатока. На его потасканном лице появилась масленая улыбочка.
Когда наконец Анна поднялась и пошла к выходу из бара, оба проводили ее долгим оценивающим взглядом.
— Я бы не прочь… — начал было говорить сальность потасканный, но закончить не смог. Когда их, катавшихся по полу, разняли дежурные милиционеры, каждый из драчунов утверждал, что именно он защищал от грязных посягательств честь женщины. Произносимые ими слова, а также словосочетания в лучшем стиле поэтов прошлого века удивили не только составлявшего протокол лейтенанта, но и самих дуэлянтов. Выспренный стиль речи держался у обоих еще недели две или три, но потом как-то незаметно затерся будничной серятиной родного московского говора. Впрочем, ничего этого Анна не знала и знать не могла: длинными коридорами она шла к выходу из телецентра, стараясь не думать о возможной встрече. Мысли ее метались между элегантным незнакомцем и несчастным Телятниковым, ставшим в последнее время совершенно невыносимым. Сказавшись в институте больным, он дни и ночи напролет просиживал за письменным столом, пачками изводя бумагу. И еще ей почему-то вспомнилось, что завтра надо непременно заплатить за телефон, иначе отключат: счета за мифические разговоры с Нью-Йорком продолжали поступать с убийственной регулярностью.
Автоматически улыбнувшись постовому милиционеру, Анна толкнула стеклянную дверь и тотчас увидела, как у козырька подъезда остановилась белая «Волга». Спортивного вида мужчина в темном вечернем костюме легко взбежал по ступеням. Это был он. Все дальнейшее происходило как во сне. Под любопытными взглядами телевизионных девушек Анна сошла вниз по лестнице, села в машину. Мягко хлопнула дверь, он уже был рядом с ней, за рулем.
— Добрый вечер, Анна. — Мужчина улыбнулся. Свет фар полоснул по окнам здания. Развернувшись на площади, «Волга» пошла к центру города. — Сегодня такой приятный вечер… — Он говорил так естественно и просто, как если бы они расстались лишь вчера. — Вы, наверное, не заметили, а ведь в городе была гроза. Чувствуете, какая теплынь, и воздух свежий! — Он остановил машину на светофоре, повернулся. — Меня зовут Лука.
— Как зовут меня, вы, по-видимому, знаете. — Анна язвительно улыбнулась. — Не понимаю только, почему вы решили, что это дает вам право вмешиваться в мою жизнь!
— Если по справедливости… — они снова неслись по темным пустым улицам. — Если по справедливости, — повторил Лука, — то это еще вопрос, кто в чью жизнь вмешался! До вашего появления у меня был покой, была ясность цели… Вы отняли у меня все и, более того, толкнули на преступление.
— Нет, ей-богу, это какой-то бред! Вы появляетесь на экране в прямом эфире… Да я чуть не умерла от страха!
— Поверьте, я не хотел, но в тот момент это была моя единственная возможность… Как бы вам объяснить? Я должен был снова вас увидеть, чтобы принять окончательное решение. И я его принял. И потом, никто ведь так ничего и не заметил…
— А все эти безобразия в квартире? — Анна вспомнила, что она рассказывала Машке, и покраснела. — Ну и вообще… Ваша работа?
— Сказать, что не моя, было бы неправдой. — Он загадочно посмотрел на женщину. — Впрочем, надеюсь, вы бы на моем месте поступили точно так же. Я вас люблю, Анна, и от этого чувства мне никуда не деться!..
Анна промолчала. Рифленые шины шуршали по мокрому асфальту, освещенные окна домов отодвинулись куда-то в глубину, мелькали за ажурными кронами начавших распускаться деревьев.
— Вы сказали, что совершили преступление…
— Совершил. Вообще-то я сейчас в бегах!..
— Вы экстрасенс? Откуда вы узнали про натюрморт на кухне?
— Боюсь вас разочаровать — нет. Очень часто люди, называющие себя экстрасенсами, — это опасные люди. В первую очередь для самих себя. — Он остановил машину. Достав из кармана сигареты, спросил: — Вы разрешите? — Продолжал, закуривая: — Господь позаботился о том, чтобы высшее или потаенное знание открывалось только тем, кто работой собственной души, всей своей жизнью проделал какую-то часть пути просветления. Это знание спрятано, зашифровано, на него накинута вуаль мистерий, им обладали египетские жрецы и высшее духовенство Тибета. Оно пришло к нам из глубокой древности и рассказывает об устройстве окружающего нас мира и предназначении человека. Если же знание, пусть даже малая, незначительная его толика, попадет людям неподготовленным или, того хуже, в грязные руки, — это становится действительно опасным. Впрочем, как и у каждого правила, здесь есть исключения. А натюрморт ваш — он не стоит доброго слова. — Лука тронул машину. — Тогда на улице я упомянул о нем лишь затем, чтобы сказать нечто необычное и тем заставить вас меня запомнить. Этим приемом пользовался еще Диоген. У вас ведь есть общие друзья с Диогеном Синопским? — Не отрывая взгляда от дороги, он улыбнулся, добавил: — А о натюрморте не жалейте! Когда-нибудь я подарю вам другую картину. На ней будут изображены две танцующие птицы — розовые фламинго. Конечно, если суждено будет вернуться…
— Вы уезжаете? — К своему удивлению, Анна услышала в собственном голосе нотки сожаления.
— Это будет зависеть от вас. Теперь все в моей жизни зависит от вас. И она сама.
Город засыпал, и только череда светофоров бодрствовала в ночи, подмигивая загулявшим машинам желтым кошачьим глазом. Анне не было страшно, она лишь боялась, что вот сейчас они приедут, и мираж растает, и все — и уже навсегда — будет как прежде.
— В этом суетном городе не так много мест, где можно укрыться от преследования, — сказал Лука, предваряя ее вопрос. — Мы едем в одно из них, где, даже если найдут, потревожить не посмеют.
— Вас кто-то преследует?..
— Думаю, что да. Если погоня еще не началась, значит, я был о них слишком высокого мнения. — Машина поднялась вверх по Тверской, развернулась на светофоре. Миновав высокую арку, они углубились в ущелье плохо освещенной улицы. — А я ведь всегда знал, что встречу вас, знал, а не верил. А себе надо верить…
Темная громада дома заслонила небо, «Волга» остановилась у подъезда. В старом громыхающем лифте они поднялись на пятый этаж, Лука открыл ключом дверь. Анна замерла на пороге. У нее вдруг возникло странное чувство, что, перешагнув его, она окажется в совсем ином, неизвестном ей, полном опасностей мире. Еще можно было уйти, сказать какие-то пустые, ненужные слова и уйти, и ничего не случится. Она посмотрела на Луку. Он молчал, все понимая и не торопя ее принять решение. Анна глубоко вздохнула и легко, с улыбкой шагнула в темноту квартиры.
Это была странная квартира. Легкий запах засушенных цветов смешивался в ней с запахом пыли и старых, давно не видевших солнца и воздуха вещей. Взяв Анну за руку, Лука провел ее по лабиринту коридора, толкнул дверь в комнату. Бледный свет едва пробивался с улицы через задвинутые шторы. Их окружало нагромождение мебели, колоссальных размеров шкафы угадывались в полутьме, скалами нависая над узким проходом. Лука чиркнул спичкой, поджег фитилек свечи. Крохотное пламя взметнулось, высветив старый, застланный вязаной скатертью стол и пару таких же старых громоздких кресел.
— Это квартира моего друга. Здесь никто не живет. Я сделал так, что о ней забыли, и теперь это нечто вроде его музея…
— Он куда-то уехал? — Анна провела рукой по обтянутой материей спинке кресла. Резной буфет, старинный кувшин для воды — все здесь напоминало ей детство.
— Умер. — Лука сделал шаг к окну, раздвинул тяжелые шторы. Внизу через улицу стояла маленькая церковка. В лунном свете над выкрашенными лазурью стенами блестело золото ее куполов. — Это и есть наша защита! Церкви всегда строились на местах светлых…
Старый рассохшийся паркет скрипел, Анна подошла, остановилась рядом с Лукой. За немытым стеклом ей открылся сказочно прекрасный, залитый призрачным лунным светом мир.
— Вот из такой же тонкой материи было сделано сердце моего друга… Он был послан на Землю с миссией любви к людям и добра, но, скорее всего, об этом не подозревал. Многие из нас знают внутренним знанием, что не так просто явились в этот мир, но, к сожалению, далеко не всем удается осознать свою предназначенность. Если хотите, я расскажу вам о нем. — Лука помог Анне снять плащ, усадил ее в кресло. — Это был светлый человек и одаренный писатель, которого, впрочем, никто не замечал. Он, естественно, мучился, много и бестолково работал, пока наконец не пришел к выводу, что писать следует на потребу. И, надо отдать должное, это ему удалось. Очень скоро он стал если не знаменит, то известен, и книги его, полные насилия, ужасов и секса, появились на лотках. Писания свои он поставил на конвейер, и, возможно поэтому, встречаться с ним мы стали много реже. Но однажды, и встреча состоялась именно в этой квартире, я предупредил его об ответственности творца за создаваемые им образы… Вы знаете, что есть ад? — Лука опустился в кресло напротив Анны, закурил. — А почему преступников держат в одиночках?.. Он тоже не знал! Все дело в том, что самое страшное наказание — остаться в вечности наедине с созданным тобой внутренним миром. Не надо никаких котлов с кипящей смолой — это хуже любых пыток. Я сказал ему все, что думал об этом, но он лишь смеялся мне в лицо. Потом как-то так вышло, что он куда-то пропал и появился годы спустя — знаменитый, уставший от жизни. Позвонил сам и попросил прийти.
