Вдруг в поле зрения мелькнула опрокинутая на дороге телега с сеном. Молниеносно принимаю решение. Часовой как раз в эту минуту прошел вперед. Я оглянулась: следующий был еще шагах в десяти от меня.

— Вот… — схватила я Зосю за руку. — Сейчас. И вы тоже! — добавила я повелительно, стараясь внушить волю к действию.

Мгновение — и я присела, упала на сено. В ту же минуту Зося накинула на меня охапку сена. Прошла дальше.

Непередаваемое никакими словами блаженство. Я лежу. Я не должна идти. Теперь можно и умереть. Через минуту меня ударят по голове. Но это ничего. Самое важное, что я могу не идти.

В следующую минуту стараюсь собрать спутанные мысли. Приближавшийся часовой прошел, это значит, он не заметил. Собака не остановилась. Но ведь еще столько собак позади! Сердце бьется все сильнее!.. Тело отдыхает, мышцы расслабляются, и только сердце бьется все сильнее… Впадаю как бы в полусон…

А колонна проходит мимо меня…

Кажется, что я лежу уже час. И вдруг Слышу голос Баси:

— Кристя, здесь выслеживают, иду дальше.

Губы мои шепчут беззвучно:

— Счастливого пути, Бася.

Идут и идут беспрерывно… Женские голоса, окрики часовых. Сани проскальзывают совсем рядом со мной… проехали… Дышу… значит еще живу… Но уже приближаются мужчины… Слышу голоса:

— Здесь… спрячемся здесь.

Лучше не прислушиваться. Все равно конец придет с минуты на минуту. Если не выследит собака, то как только здесь спрячется еще кто-нибудь, нас заметят, убьют и его и меня.

Но говорившие почему-то не спрятались в сено. Прошли. Снова со звоном проехали сани. Снова женщины, их усталые, полные отчаяния голоса… «Я больна… Не могу дальше». Слова страдания на всех языках… И все покрывает один и тот же крик: «Вперед! Вперед!..»

В нос, в глаза набилось сено. Лежу навзничь, голова запрокинута. Во рту кисло. Ежеминутно теряю сознание. Вдруг кто-то садится на сено. Садится прямо на меня. «Ох», — слышу я.

— Слезай отсюда! — вырывается у меня.

Сидевшая испуганно вскочила.

И предостерегает подругу:

— Не садись… там наделано…

Несмотря на все, улыбаюсь. Спасибо ей. Этой спасающей меня женщине…

— Вперед! Вперед! Ага, ты думала спрятаться здесь. — слышу я ненавистные слова.

Кого-то толкают, борьба, крики. О, боже!

Проходят дальше.

Меня еще не нашли. Чувствую озноб, лежать становится все неудобнее. Как долго я лежу?.. Пять минут, час, может быть, уже целую ночь?

Теперь на голову мне садится часовой. Отчетливо слышу, как роется в сене собака, ее дыхание совсем у моего лица. Теперь уже ничто не поможет!

Часовой, сидящий на мне, очевидно обращаясь к другому, говорит злобно:

— Проклятые свиньи, проклятая дорога!..

Они долго разговаривают. Я почти обезумела. Вдруг часовой поднимается. Вот он мой конец: меня проколют штыком!..

И однако я продолжаю жить… Возможно ли это? Тело мое одеревенело. Не чувствую ног, рук. Пробую шевельнуться и не могу. Сердце стучит громко, тяжко… Если бы его придержать. Но руки распростерты, я не могу Их поднять… Все еще идут и идут мимо меня…

Кто-то падает рядом со мной, разрывает сено. Раздается выстрел. Та, что хотела здесь спрятаться, испускает последний вздох.

Где прошла пуля? Может, через меня, а я ее не чувствую? Все это думается в полусне… Где-то шевелится мысль: «Лежу так долго, и не нашли». Мелькает надежда… А может быть…

Минута тишины. Надо выглянуть. Шевелю пальцами, расправляю руки, сгибаю их. Вдруг доносится грохот колес.

Телега останавливается возле меня.

Кто-то говорит по-немецки: «Иди сюда!» Бряцание ведер… Чья-то рука сгребает шелестящее сено. Теперь-то уж меня обнаружат, но это, наверное, солдаты вермахта. Может быть, и не убьют… Они за лагерных не отвечают. Складываю в уме и твержу немецкую фразу, чтобы выговорить ее одним духом, когда сгребут с меня сено. «Не трогайте меня, вы за меня не в ответе, прошу вас, не трогайте меня!»

Звон ведер стихает. Телега трогается.

Теперь встану. Возможно, что в двух шагах отсюда стоит солдат. Но больше уже не могу лежать.

Высовываю из сена голову. Вокруг тихо. Стремительно вскакиваю и вдруг замечаю на шоссе двух штатских.

— Поляки?

Один из штатских перекрестился при виде призрака, вылезшего из сена.

— Д… да, — заикается он.

— Где тут поблизости польская деревня?

Он указывает мне рукой направление.

— Там. Три километра от шоссе.

Увязая в глубоком снегу, бегу прямиком через поле, с большим трудом вытаскиваю ноги, спотыкаюсь и на бегу слышу, как по шоссе приближается следующий транспорт. Мчусь как безумная все дальше от дороги, но снова и снова долетают до меня голоса толпы, выстрелы и звон колокольчиков на санях.

Срываю номерок с пальто. Оглядываюсь. Могу наконец остановиться. Теперь меня уже не заметят.

Еще несколько шагов. Передо мной лежит спящая деревня. Вокруг меня нет проволоки. Крестьянский двор, забор, безбрежная тишина. Звон на дороге удаляется. Маленькая смешная дворняжка на цепи забавно лает.

Все во мне кричит безумной, безмерной радостью!

Я свободна! Я свободна! Буду жить!