В отношении роли матери Бейтса сценарий Каваны явно ловчит. В сцене, где двое полицейских шепчутся у двери комнаты, где лежит труп Арбогаста (в отличие от фильма, где мотель и дом связаны), Бейтс и Мать «разговаривают» раздраженным шепотом, «его голова при этом прижата к ее груди». Во всем остальном сценарий неуклюж. Когда Арбогаст не возвращается, Сэм и Лайла начинают расследование сами. Подойдя к офису мотеля, невзирая на страх и уверенность, что Норман где-то прячется и что он замешан в исчезновении Мэри и сыщика, они страстно целуются.
И, наконец, в комнате Мэри Сэм и Лайла находят ключ к разгадке в виде окровавленной сережки; в фильме ту же функцию выполняет обрывок бумаги с «цифрами». Затем Сэм противостоит Норману: он ударяет того бутылкой из-под водки и прячет тело в шкафу. С этого момента напряжение нарастает, за исключением того, что местный шериф, а не психиатр, как в готовом фильме, объясняет зрителям психические отклонения Бейтса.
Хичкок провел выходные дома, размышляя над сценарием. Это произведение сокрушало четкую для тех времен границу между телесериалом и художественным кино. Но задолго до того, как он добрался до кульминационных разоблачений миссис Бейтс, как «чучела со вставленными стеклянными глазами и лицом огромной куклы», Хичкок понял, что сценарий никуда не годится. Фактически, сценарий настолько не соответствует его требованиям, что возникал вопрос о мотивации Джоан Харрисон. В конце концов, она не была сторонником проекта, но и опыта у нее было предостаточно, чтобы подобрать достойного кандидата для написания сценария. И все же Харрисон сильно постаралась, чтобы рекомендовать одному из самых требовательных режиссеров этого неопытного, недорогого писателя. Неужели она надеялась, что в процессе сотрудничества Хичкок согласится снять «Психо» для телевидения? Или вовсе откажется от него?
Несмотря на разочарование, которое, несомненно, испытал Хичкок, многие характерные детали, выявленные во время обсуждений с Каваной, были включены в готовый фильм: подробности стремительной поездки героини, неловкий, напряженный разговор Бейтса и Мэри во время ужина, тщательная уборка ванной комнаты после убийства Мэри и сокрытие машины Мэри в болоте. Даже кадры убийства в ду́ше предполагают использование движущейся камеры с крупным планом окровавленной воды, стекающей в сточное отверстие.
Предположительно, Каване понравилась оценка его сценария, изложенная на девяти страницах, где режиссер расписал точное движение кинокамеры и звуки для определенных ключевых кадров. Так, в сцене на стоянке подержанных автомобилей Хичкок написал: «Камера движется вдоль калифорнийских автомобильных номеров». Он уточняет: «Должно наступить облегчение при звуке свистка патрульного полицейского; этот звук снимает напряжение, когда начальник Мэри смотрит на нее через ветровое стекло остановившейся машины, где рядом на сиденье лежит сумка с украденными деньгами». А описывая поездку Мэри после кражи денег, Хичкок пишет: «Длинный, забитый машинами путь на трассе 99 – дорожные знаки вдоль обочины – наступающие сумерки. Мысли Мэри о том, как в понедельник утром обнаружится пропажа денег. Начинается проливной дождь».
Его концепции настолько достоверны и кинематографичны, что Хичкок даже вставил здесь и там интригующие эпизоды самопародии и отсылки к предыдущим и последующим его творениям. В сцене, где Норман Бейтс молится высшим силам, чтобы болото поглотило машину Мэри, высоко в небе гудит едва заметный самолет, словно назойливая муха. Сразу же вспоминается «кукурузник» в предыдущем фильме Хичкока («На север через северо-запад»). Здесь, в последних кадрах его фильма, возникает ссылка на матушку Бейтс, не способной «даже мухи обидеть», и предвещается появление крылатых фурий в следующей картине «Птицы». В точных заметках, адресованных звукорежиссеру и продиктованных Хичкоком за несколько месяцев до создания «Психо», он продолжает настаивать на включение в фильм звук «жужжания» самолета.
Возможно, Хичкок задумывался над недостатками проекта сценария Каваны. Где только были самоуверенность, беззаботность и черный юмор телевизионных работ писателя? Казалось, не стоило переписывать сценарий. Ограничившись лишь личной беседой с Каваной и его объяснениями, 27 июля Хичкок заплатил ему 7166 долларов. Майкл Ладмер, которому режиссер всегда поручал ответственную процедуру отстранения писателей, вспоминал: «Мистеру Хичкоку было трудно выражать свои чувства. Он много вкладывал в писателя. Если возникала проблема, он не знал, как сказать: «Хотелось бы пояснить вам, что я чувствую по поводу этих строк». Он знал, что писатель расстроится или разволнуется, если узнает, что сценарием займется кто-то еще. Поэтому Хичкок просто поручал извещение такого сорта кому-то другому». Кавана должен был написать сценарии для нескольких более понятных телешоу Хичкока, включая «Артур», «Мамочка, можно мне пойти поплавать?» и «Мама, иду». Кавана умер в 1971 году, в возрасте сорока девяти лет.
В ответ «Эм-си-эй» агенты предложили Хичкоку другого молодого сценариста – Джозефа Стефано, тридцатилетнего бывшего актера (сценический псевдоним Джерри Стивенс) и поп-композитора. Чрезмерно самоуверенный, непостоянный, но опытный Стефано, проработавший на телевидении два года, без музыки не испытывал никакого вдохновения. Потом он посмотрел телепередачу «Театр 90», в то время ведущий проект для обещающих драматургов, режиссеров и актеров, и подумал: «Я это могу». Стефано вспоминал: «Я написал часовую телепьесу, и за две недели босс моей подруги, которая работала у него секретарем, договорился о моем контракте с режиссером Карло Понти. Я никогда даже не читал сценариев. Кто-то должен был рассказать мне об «общем плане», съемках «на натуре» и «в павильоне».
Джозеф имел солидные отзывы на первый продюсированный сценарий для Понти «Черная орхидея», сентиментальную мафиозную «мыльную оперу», снятую студией «Парамаунт пикчерс» с Энтони Куинном и Софи Лорен в главных ролях. Он также был удостоен наград за собственный сценарий для «Театра 90» «Сделано в Японии» – тоже история непростых взаимоотношений. В наше время, продолжая удивляться, как быстро все происходило тогда, Стефано говорил: «Мне предложили контракт на семь лет на студии «ХХ век Фокс», не зная, какой я был писатель и сколько я вообще знал о создании фильмов». Жена Джозефа, тогда беременная, всегда хотела жить в Калифорнии. Имея на руках надежный киноконтракт, писатель оставил музыкальную карьеру и уехал на запад.
Стефано был так разочарован своим первым контрактом (работа Сэма Энгла под названием «Машина в Чупарозу»), что попросил своего агента сохранить для него лазейку в контракте со студией «ХХ век Фокс», которая его условия приняла. Писатель-новичок беспокоился, что такое поведение закроет ему доступ в кинематограф, и все-таки та же студия немедленно пригласила его для адаптации романа Д.К. Саламанки «Потерянная страна», чтобы раскрутить молодого актера Энтони Перкинса. Перкинс в этой роли так и не снялся, а вот Элвис Пресли сделал это – в фильме «Дикарь» по сценарию Клиффорда Одетса.
Стефано перешел на «Эм-си-эй», где его представлял Нэд Браун – тот самый агент, устроивший продажу романа «Психо» Альфреду Хичкоку. Новоиспеченный сценарист предоставил Брауну список режиссеров, «которые могли бы научить меня чему-то». Встречи Стефано с Уильямом Уайлером и Отто Преминджером немедленно прекратились, как только Лью Вассерман нацелил Брауна на срочный поиск писателя для Хичкока. Последний не глядя отверг Стефано, заявив: «Судя по тем работам мистера Стефано, что я видел, сомневаюсь в его чувстве юмора». Режиссер назвал Джозефа так, как определял и всю «толпу «Театра 90» Реджинальда Роуза, – без юмора, самовлюбленный тип, одержимый желанием «сказать хоть что-то». На помощь Стефано пришла непотопляемый агент Кей Браун. Помимо прочих своих достижений, Браун могла гордиться тем, что убедила Дэвида О. Селзника взяться за экранизацию романа «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл и «Ребекка» Дафны дю Морье. Браун также вела переговоры с Селзником по первому американскому контракту Хичкока и уговорила режиссера нанять драматурга Сэмюэля Тейлора как сценариста для фильма «Головокружение». Стефано говорил: «Я ничего не сделал для написания сценария «Психо». Но мои агенты считали, что я именно тот, кто нужен Хичкоку, тот, кто мог создать верные образы. Им книга казалась очень незначительной, слишком несерьезной. У Хичкока же были свои пристрастия. Он любил работать только с теми, кого хорошо знал, и не был склонен иметь дело с новыми сценаристами. В итоге на него сильно надавили Лью Вассерман и все остальные, кто продолжал говорить: «Просто повидайтесь с ним, и все!»
