Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мало того, летом муравьи укрывают тлей в специальных сооружениях. Вот молочайник, у которого на середине стебля словно небольшой шарообразный нарост. Нарост этот полый. Он склеен из комочков земли и песка. Внизу оставлено узкое отверстие, которое служит для муравьев ходом. Спустившись по стеблю наземь, муравьи пробираются от молочайника к своему гнезду.

Если вскрыть построенный муравьями шар-нарост, взору представятся гладкие стены маленькой сводчатой землянки, под защитой которой ютится многочисленная колония тлей Афис эуфорбиа.

Землянки, выстраиваемые муравьями для тлей, относятся к числу тех явлений, которые часто остаются незамеченными. Обязательно надо хоть однажды увидеть это сооружение, надо хоть раз самому сделать это маленькое открытие, и тогда обнаружится, что оно даже и не такая уж редкость.

Покрытый песком кусочек травинки совсем невелик и ничем на вид не примечателен... В комочке земли на веточке дерева тоже, сдается, нет ничего особенного. Но если не полениться проследить за всем происходящим вокруг песчаного чехлика или земляного комочка, то вскоре становится понятно, что это не что иное, как «коровники» для тлей.

На подорожнике тля живет с весны под колосоносной частью стебля, а позже переходит под прикорневые листья. Муравьи часто используют листовые пластинки для укрытия тлей. Заземляя края широких листьев, муравьи увеличивают полость под ними, прокладывают к ним ходы извне...

На цикории муравьи сооружают для тлей небольшие песчаные трубки, охватывающие стебель и основание ветвлений.

Для тех тлей, что обитают на стволах деревьев, муравьи возводят своды из растительной трухи и древесной пыли.

Вокруг веток тополя довольно высоко над землей можно видеть склеенные из гнилой древесины полые колечки с отверстиями-ходами.

Стоит разрушить укрытие — и застигнутые врасплох тли пробуют бежать. Но длинные хоботки так глубоко впились в ткань растения, что сразу их не вытащить. Бросившиеся к своим тлям муравьи помогают им изо всех сил, и хоботок натягивается, как струна.

Итак, муравьи обороняют тлю не только от божьей коровки и других хищных видов. Землянки, навесы, сооружаемые над скоплениями тлей,— это тоже защита: защита от прямых лучей солнца, от ливня, от яйцеклада паразитов-наездников. И разумеется, хорошая защита от муравьев других видов.

Если разрушить сооружение, муравьи сразу уносят тлей в гнездо и возвращают их на место лишь после того, как землянка восстановлена.

Во многих отношениях интересны эти строения, но, пожалуй, самое любопытное в них то, что они разные, возводятся не по шаблону. Даже когда такие земляные укрытия для тлей сделаны муравьями одной семьи, рядом, на стеблях одного растения, и то они неодинаковы.

Связи муравьев с тлями не единственные в своем роде. Уже знакомые нам муравьи Экофилла смарагдина кормятся выделениями щитовок, сосущих листья. То же можно видеть у муравьев и гусениц чешуекрылых.

Одну такую недавно прослеженную австралийскими натуралистами и весьма живописную историю о муравьях и бабочке-голубянке стоит пересказать подробнее.

В начале лета самка голубянки откладывает в углубление у основания листового черешка акации десятка полтора-два яиц. Она перелетает затем на другое, на третье, на четвертое место, чтобы отложить яйца и здесь.

В это время сотни муравьев из ближайшего гнезда уже суетятся вокруг свежеотложенных яиц, бегут вверх и вниз по ветке. Они несут в челюстях песчинки и выкладывают из них над яйцами свод, который далее превращают в целое помещение. У входа, закрывая его головой, стоит муравей-страж.

Деревца акации покрываются иной раз сотнями таких сооружений.

Минует положенный срок — и из яиц вылупляются личинки.

По черешку листа сторожа выводят их на прогулку и охраняют, пока те грызут жировые тельца прилистников. К вечеру их гонят с пастбища обратно в землянку, а тех, что сбиваются с дороги, ударами усиков наставляют на верный путь.

Проходит несколько времени — и гусеницы подрастают, но, прежде чем они успевают стать завидной и заметной добычей для насекомоядных, выход из землянки оказывается для них настолько тесен, что они вовсе перестают выходить. Заботу об их кормлении берут на себя муравьи. Они выгрызают с нижней стороны листьев акации самые нежные участки ткани и этот корм доставляют в землянки. Правда, теперь уже муравьи не только кормят гусеничек, но и сами начинают лакомиться их выделениями. Они поглаживают усиками наросты и волоски на теле узниц, и те в ответ выделяют жадно слизываемые муравьями капельки. Вскоре за этими выделениями начинают приходить уже целые вереницы фуражиров. Но тут гусеницы окукливаются и, закутавшись в коконы, засыпают.

Казалось, дальнейшее уже не должно бы представлять интереса для муравьев, но они все-таки продолжают опекать куколок и снимают свою охрану только после того, как из коконов выйдут бабочки.

Подробности сожительства бабочки-голубянки с австралийскими муравьями довольно сходны с теми, которые обнаружены в биологии африканских бабочек того же семейства. Их серые с черными пятнами гусеницы, живущие в наростах на листьях акаций, тоже кормят муравьев сладкими выделениями своих желез.

Открыты и более сложные примеры. Муравьи опекают, например, гусениц некоторых видов бабочек Псекадина, непосредственно от которых ничем не пользуются. Но гусеницы бабочки питаются листьями воробейника: повреждая их, они вызывают «плач растения», а муравьи, не способные сами прокусывать листья, слизывают изливающийся сок...

Во всех изложенных в этой главе историях муравьи так или иначе связаны с разными растениями только через каких-нибудь насекомых, которые на этих растениях кормятся.

Не менее занятные истории открыты и в тех случаях, где посредником между муравьями и питающими их растениями служат грибы. Но с рассказом о них придется повременить.

Крокодиловы слезы, лебединая песнь, муравьиное скопидомство

Еще в начале книги было дано обещание рассмотреть басню о Стрекозе и Муравье. Этот классический сюжет начиная со времен Езопа не раз использован в произведениях баснописцев чуть ли не всех народов мира.

Приходится, однако, в конце концов заметить, что басни, по сути дела, ни за что ни про что ославили муравья, без всякого основания обвинив его в скаредности.

Немало повинен в этом и Иван Андреевич Крылов.

Почему стрекоза названа в знаменитой басне попрыгуньей, которая лето красное все пела? Разве может стрекоза петь? Да и какая она попрыгунья?

Поющая попрыгунья — это, если разобраться, скорее стрекочущий кузнечик.

У Эзопа речь и идет о кузнечике, обратившемся за помощью к муравьям, которые, как сказано в басне, «в ясный зимний день просушивали зерна, собранные летом...».

Муравьи, собирающие летом зерна, действительно существуют. Примером могут служить муравьи-жнецы, о которых дальше рассказывается подробнее. Вполне возможно также, чтобы на юге, а в жаркой Греции и зимой в муравьином гнезде еще имелись запасы зерна, требующего подсушки. Но И. А. Крылов писал не о Греции; в условиях же русской равнины ни о просушивании корма на зиму, ни о зимнем просушивании корма и речи быть не может. Кроме того, муравьи в средних широтах ни растительного, ни животного корма на зиму вообще не запасают, так что и стрекозам, и кузнечикам здесь одинаково нечем поживиться.

Получается, что в природе не существует муравьев, которых можно было бы рассматривать как героев знаменитой басни.

Алчность, скопидомство, расчетливую запасливость муравьев можно, видимо, поставить в один ряд с мрачным карканьем-вещаньем черного ворона, последней лебединой песней или лицемерными крокодиловыми слезами.

Если бы беззаботной хищнице стрекозе или кузнечику имело смысл напрашиваться на иждивение к муравьям, то, во-первых, не на зиму, когда в их гнездах не бывает запасов, и, во-вторых, конечно, не к собирающим зерно муравьям-жнецам. Уж если и идти в гости, то летом — перед дождями, например, на время которых многие южные виды создают запасы корма; и идти, конечно, к муравьям, собирающим мед: он одинаково привлекателен и для вегетарианцев, и для хищников.

25
{"b":"158905","o":1}