«Странные, зловещие создания эти гиеновые собаки с огромными ушами… не побоялись как-то напасть даже на бегемота, они прыгали гиганту на грудь, и тот в явной растерянности был рад-радешенек, когда наблюдавший эту сцену человек отвлек разбойников выстрелом. Сразу вслед за этим отчаянная свора окружила двух слонов, и те боязливо попятились, подняв кверху хоботы» (Бернгард Гржимек).
Каковы собачки! Таких бы храбрецов приручить на пользу человеку. Кстати, приручаются они легко, хозяина любят, прыгают, как безумные, когда увидят, и «щебечут» — иначе, говорят, и не назовешь их приветственное ворчание. Но и ручные не могут устоять перед искушением разорвать курицу и цапнуть соседа либо гостя за ногу. Да и пахнет от них невыносимо! Оказывается, вонь, говорит Б. Гржимек, «тоже хорошее средство сохранить свою свободу!»
Он видел в Серенгети, как стая гиеновых собак — 14 взрослых и 9 молодых — трусила по степи. «Внезапно оба вожака стаи остановились как вкопанные и уставились на стадо из 40 гну, которое паслось на расстоянии примерно 800 метров». Вожаки вышли вперед и не спеша, с видом безразличным побежали к стаду. Стая так же не спеша тронулась за ними. Тут здоровенная и, наверное, глупая гиена чуть было не испортила им все удовольствие от охоты. Она выскочила откуда-то сбоку и изо всех сил старалась удрать подальше. «Но удрать ей, конечно, не удалось»; один вожак быстро ее догнал, схватил за заднюю ногу и опрокинул. Гиена завизжала, как испуганный поросенок, но не огрызалась, пес укусил ее раза два в назидание за глупость и опять потрусил к стаду ничего не подозревавших пока гну.
Два возглавивших охотничью операцию пса подошли к антилопам метров на четыреста и тут вдруг в стремительном беге кинулись прямо к ним. Гну их заметили и «бросились врассыпную». Густая пыль закрыла на время сцену действия. Когда она рассеялась, то глазам людей предстала неожиданная картина: гну не убегали, а «разделились на четыре небольшие группы и стояли плотными кругами, рогами наружу, защищая сбившийся посередине молодняк. Гиеновые собаки тоже разделились. Но каждая их попытка прорвать сомкнутый круг терпела неудачу: всюду их встречали низко опущенные острые рога. Мы ждали».
И увидели тут убедительный пример того, что каждый звериный детеныш должен знать твердо: непослушание, когда кругом столько врагов, равноценно самоубийству. Какой-то капризный и беспокойный теленок выскочил из плотного кольца оборонявшихся рогов. И тут же, в одно мгновение, собаки кинулись к нему и разорвали. Получив свою дань, они больше антилопами не интересовались, и те разбрелись по степи.
И хоть эта дань, которую гиеновые собаки берут со всего живого, порой и велика, хотя завывания и тявканье рыщущих псов повергают в панику и поспешное бегство всех копытных, а грифы и стервятники, уверенные в успехе охоты, заранее кружат над местом действия трагедии, польза, которую «волки саванны» приносят ее копытному населению, немалая. Гиеновые собаки, уничтожая в первую очередь больных, слабых (глупых и капризных от рождения, так или иначе наследственно дефективных) животных, играют важную роль в равновесии сил природы, в балансировании ее ресурсов и отборе самых приспособленных. Поэтому в Национальном парке Серенгети разрабатываются меры по охране гиеновых собак от чрезмерного уничтожения, которое им грозит.
Джордж Шаллер узнал много нового, интересного и неожиданного о жизни и нравах горилл, месяцами следуя за ними по пятам. Тем же методом изучал он позднее львов и гиеновых собак.
Сообщества последних очень сложные. В их стаях царит строгая иерархия и дисциплина. И даже разделение труда! Одни охотятся, другие караулят щенят. После удачного загона охотники спешат к щенкам, и малые вылезают из нор. И тогда большие псы, склонив к ним головы, исторгают из глоток мясо, которое принесли в желудках.
Для нянек всегда оставлена недоеденная туша загнанного зверя. И те, сдав дежурство, сейчас же спешат к ней, пока грифы все не разворовали. Отряды охотников и сторожей у нор через определенное время меняются.
Между собой эти свирепые для врагов псы живут мирно. (Каждая стая бродит по просторам, как показали последние наблюдения, очень обширным — до 1500 квадратных миль!)
Когда в дикой саванне встретятся два разных и, казалось бы, конкурирующих охотничьих отряда, дружелюбию их нет предела — прыгают, нюхают друг друга, играют, смешавшись в общем радостном веселье, и без ссор и грызни расстаются. Больше того, «однажды у горы Меру, — рассказывает Б. Гржимек, — свора охотничьих собак повстречалась со стаей диких гиеновых, все обошлось так же мирно и спокойно».
Если кто из этих псов на охоте отстанет и потеряется, друзья его не оставят. Тут же, услышав тревожный зов, «вся остальная братия» без промедления мчится к заблудившемуся товарищу.
Североамериканская кузина нашего суслика — луговая собачка, прозванная так за то, что «лает» (не столь, правда, громогласно, как цепные церберы. Сидя в подземелье, могут облаять незваного пришельца; друг с другом общаются, тявкая), — так вот эта луговая собачка похожа и на суслика и на сурка. Подземелья луговых собачек, соединенные сотнями переходов с сотнями входов и выходов, тянутся милями. Луговую собачку считают связующим звеном между сурками и сусликами, но… она не легка на ногу. Это последнее качество отделяет ее от суслика и ставит рядом с сурком, на которого она и внешне больше похожа.
В прошлом веке верховой, ступив на улицу «деревни» этих зверьков где-нибудь у подножия Скалистых гор, за несколько дней не мог ее миновать: бугорки, бугорки, желтые фигурки, отрывистый лай…
Норы луговых собачек опускаются вертикально вниз на глубину до 4 метров. На разных уровнях отходят от них боковые штольни и камеры, которые сообщаются узкими ходами с другими норами, так что луговые собачки могут навещать друг друга, не вылезая на поверхность земли. Поселения луговых собачек — настоящие подземные города, а некоторые сравнивают их с чудовищным муравейником.
Еще и в наши дни в Дакоте (США) владеют луговые собачки обширными землями, не тронутыми плугом: 65 тысяч квадратных километров! По приблизительным оценкам, населяют их более 100 миллионов луговых собачек!
Когда их поселения очень обширны (на многие километры тянутся), не все они соединены подземными ходами. Общее поселение распадается на отдельные колонии, в которых живут тысячи луговых собачек. Каждый подземный город в свою очередь разделяется на разные «районы» — их жители принадлежат к одной «большой семье». Обычно составляют ее старый самец и несколько самок с их потомством разных возрастов. Чужаки из земельных пределов «большой семьи» изгоняются. Своих от чужих луговые собачки, очевидно, различают по запаху (у каждой семьи он свой), но, возможно, и внешность запоминают, как и многие птицы, узнают в «лицо».
Однако чужих заблудившихся детенышей и юных зверьков кормящие самки охотно «усыновляют»: принимают в свою семью, кормят их и заботятся о них как о своих собственных детях, даже если пришельцы не только из другого «района», но и из другой колонии.
После сезона размножения некоторые старые самцы избегают жить в семье, уходят недалеко и роют собственную нору, в которую не пускают даже своих детей и жен.
Как только кто-либо из колонии заметит врага, предупреждает об опасности своих собратьев особым свистом. Высота тона этого свиста разная в зависимости от того, с неба ли грозит опасность или с земли. Сейчас же все члены колонии исчезают под землей и уже оттуда обычно «облаивают» незваного пришельца.
Пройдет какое-то время, и то тут, то там выглядывают из подземелья тревожные мордочки луговых собачек — это разведчики, они выясняют, миновала ли опасность. В первом случае разведчики вскоре осторожно вылезают на холмик земли, окружающей вход в нору, оглядываются, прислушиваются. Нет поблизости врагов, тогда опять-таки особым свистом оповещают колонию: опасность миновала, снова можно выбраться на чистый воздух.
