– Buenas tardes, – поздоровался он. – ¿El señor está?[4]
Большими белыми зубами она с хрустом откусила от яблока. Взглянула на него.
– ¿El señor?[5] – сказала она.
– Don Arnulfo[6].
Через его плечо она поглядела на коня, привязанного к столбу забора, потом снова на него. Прожевала. При этом не спускала с него взгляда черных глаз.
– ¿Él está?[7] – повторил он.
– Я думаю.
– А что тут думать? Либо он тут, либо нет.
– Может, и так.
– А денег у меня нет.
Она снова откусила от яблока. С громким, стреляющим хрустом.
– Твоих денег ему не надо, – сказала она.
Билли стоял, держа в руках шляпу. Оглянулся туда, где видел лошадей, но они исчезли, скрытые взлобком саванны.
– Видишь ли… – сказала она.
Он посмотрел на нее.
– …он болен. Может, он не захочет говорить с тобой.
– Что ж. Либо захочет, либо не захочет.
– Может, тебе лучше заехать в другой раз.
– У меня не будет другого раза.
– Bueno, – сказала она, пожав плечами. – Pásale[8].
Она распахнула перед ним дверь и отступила внутрь низенькой глинобитной хижины.
– Gracias[9], – сказал он.
– Atrás[10], – дернув подбородком, сказала она.
Самым дальним помещением дома была крошечная комнатушка, там и лежал старик. В ней пахло печным дымом, керосином и сырым бельем. Мальчик остановился в дверях, пытаясь разглядеть лежащего. Обернулся к женщине, но та ушла в кухню. В углу комнаты стояла железная кровать. С простертой на ней маленькой темной фигурой. Еще в комнате пахло пылью, а может, прахом. Так, словно этот запах издавал сам старик. Впрочем, в комнате и пол был земляной.
Билли произнес имя старика, и тот шевельнулся в постели.
– Adelante[11], – просипел он.
Билли сделал шаг вперед, по-прежнему со шляпой в руке. Бесплотной тенью пересек полосатый параллелограмм света от маленького окошка в западной стене. Пылинки испуганно закружились. В комнате было холодно, и он видел, как бледное облачко пара при каждом выдохе старика вздымается и, остывая, пропадает. Видел черные глаза и морщинистое лицо на фоне не прикрытого наволочкой грубого чехла подушки.
– Gúero, – сказал старик. – ¿Habla español?[12]
– Sí, señor[13].
Старческая рука слегка приподнялась на постели и вновь опала.
– Говори, чего хочешь, – сказал он.
– Я пришел спросить вас о том, как ловят волков капканами.
– Волков…
– Да, сэр.
– Волков, – повторил старик. – Помоги мне.
– Не понял, что, сэр?
– Помоги, говорю.
Старик поднял и держал так одну руку. Подрагивая, она висела в неверном свете, будто не его; рука как понятие, рука вообще, принадлежащая всем и никому. Мальчик подошел и взял ее. Она была холодна, тверда и бескровна. Будто вещь, состоящая из кожи и костей. Старик завозился, пытаясь приподняться.
– La almohada[14], – просипел он.
Мальчик чуть было не положил шляпу на кровать, но вовремя спохватился. Старик вдруг сжал его руку сильнее, взгляд черных глаз стал жестче, но впрямую он ничего не сказал. Мальчик надел шляпу, просунул руку за спину старика, схватил смятую и сальную подушку и прислонил ее стоймя к железным вертикальным прутьям изголовья, после чего старик, схватив его и за другую руку, стал осторожно опускаться, пока наконец не затих, обретя опору. Поднял взгляд на мальчика. При всей своей хрупкости он держал руки мальчика неожиданно крепко и, видимо, не собирался выпускать, пока не прочтет по глазам, что у того на уме.
– Gracias, – просипел он.
– Por nada[15].
– Bueno, – сказал старик. – Bueno[16].
Он ослабил хват, Билли высвободил одну руку, снял шляпу и снова стал держать ее за поле.
– Siéntate[17], – сказал старик.
Билли осторожно присел на край тощего тюфячка, прикрывавшего пружины кровати. Руку старик не отпускал.
– Как тебя зовут?
– Парэм. Билли Парэм.
Старик беззвучно про себя повторил имя.
– ¿Te conozco?[18]
– No señor. Estamos a las Charcas[19].
– La charca[20].
– Sí[21].
– Hay una historia allá[22].
– ¿Historia?[23]
– Sí, – сказал старик. Он лежал, держа мальчика за руку и глядя на драночный переплет потолочного настила. – Una historia desgraciada. De obras desalmadas[24].
Мальчик сказал, что не знает этой истории и готов послушать, но старик сказал, что лучше ему ее не знать, поскольку есть на свете вещи, которые ничем хорошим не чреваты, и эта история из таких. Хрип его дыхания утих, вообще исчез всякий звук дыхания, да и белые облачка от него, на краткий миг появлявшиеся в холодном воздухе, тоже пропали. Его рука, однако, продолжала держать руку мальчика так же крепко, как и прежде.
– Мистер Сандерс говорит, что у вас, может быть, есть такая отдушка, которую я бы купил. Он сказал, надо вас спросить.
Старик не ответил.
– Он дал мне некоторые из тех, что были у мистера Эколса, но волк все время выкапывает капканы и захлопывает их.
– ¿Dónde está el señor Echols?[25]
– No sé. Se fué[26].
– ¿Él murió?[27]
– Нет, сэр. Насколько я знаю, нет.
Старик закрыл глаза и опять открыл. Он лежал, опираясь на подушку так, что его шея слегка скривилась. Возникало впечатление, будто на кровать его грубо швырнули. В неверном свете по его глазам было ничего не понять. Казалось, он водит ими по комнате, рассматривая тени.
– Conocemos por lo largo de las sombras que tardío es el día[28], – сказал он.
Потом он сказал, что люди думают, будто в такой час предвестия особенно заметны, но это совершенно не так.
– Я взял одну бутылочку с надписью «Смесь номер семь», – сказал мальчик. – И еще одну, на которой ничего не написано.
– La matríz[29], – сказал старик.
Мальчик ждал, что старик продолжит, но тот не продолжил. Помолчав, мальчик спросил его, из чего эта смесь состоит, но старик лишь с сомнением скривил тонкие губы. Он по-прежнему держал мальчика за руку. Посидели. Мальчик готов был уже задать очередной вопрос, но старик заговорил вновь. Он сказал, что состав этой смеси поди еще определи. Формула должна быть у каждого охотника своя. Сказал, что правильно назвать составляющие – это еще полдела: это не гарантия того, что смесь будет работать. Кроме того, по его мнению, нужный запах можно брать только от волчицы во время гона. Мальчик сказал, что волк, о котором он говорил, – это как раз волчица, и спросил, надо ли ему учитывать это обстоятельство, придумывая, как ее ловить, на что старик только и сказал, что волков тут больше нет вообще.
