– Видишь ли, они так долго и мелочно обманывали меня, а я так долго и тоскливо делал вид, будто верю им, что они перестали даже скрывать свое презрительное отношение ко мне как к заграничному недоумку. Который сочинить еще что-то способен, а вот врубиться в тончайшие нюансы истинно «деловой жизни сегодняшней России» – ну нипочем не в состоянии!

– Тогда на кой хрен ты сейчас мчишься в эту колыбель трех криминальных революций?! – удивился бородач. – Оставайся в Москве, я устрою тебя в «Пекине» – площадь Маяковского, пуп Москвы, четыреста метров от ресторана Дома кино, где ты в свое время оставил кучу денег, по старому пересчету – штук пятнадцать «жигулей». Этот ресторан сейчас переживает не лучшие времена, так что тебе там все будут очень рады! На кой черт тебе Питер?

– А внучка Катя? А оплатить ее очередной институтский семестр? А пошляться по Репино? А поваляться в собственной, а не в наемной квартире, на своей старой, продавленной тахте?.. Поглазеть настоящие программы русского телевидения, где разговаривают если не всегда грамотно, зато исключительно на нашем родном, великом и могучем… – вяло возразил В. В.

– По-моему, ты это все себе напридумывал! – сказал толстый бородатый Андрюха. – Оставайся! Завтра я отосплюсь после ночной съемки, и мы с тобой, старикашка, завьемся веревочкой!..

– Наверное, я действительно что-то себе напридумывал, – согласился В. В. – Кроме внучки Кати. Скорее всего, я только из-за нее и еду туда…

– Уважаю, – сказал бородач. – А что ты там плел в аэропорту этим ребятам с телевидения? «Последний Дом творчества»… То-се, пятое-десятое…

– Знаешь, Андрюша, за последние тринадцать лет моего мюнхенского бытия кто только не брал у меня интервью! И наши, и немцы, и американцы, и французы, и итальянцы… И все задавали один и тот же вопрос: «Почему вы живете в Мюнхене?» И поначалу я тупо и подробно объяснял, что это временно и вынужденно. Что когда моей жене Ире в ленинградском Институте онкологии собрались делать вторую операцию по поводу рака груди, то меня попросили обязательно принести перевязочный материал – у них его не было. И я привез. А после операции заявили, что у них нет медикаментов для проведения химиотерапии. Профессор, который ее оперировал, сказал мне тогда открытым текстом: «Хочешь спасти жену – увози ее отсюда!» Я улетел в Мюнхен к министру культуры Баварии, показал ему свои книги на семнадцати языках, изданные в двадцати трех странах, всю германскую прессу о моих книжках и фильмах и все справки из Института онкологии, переведенные на немецкий язык. И на следующий день мы получили бессрочные визы. Потом, уже в Мюнхене, у нее была еще одна – третья! – пятичасовая операция: метастазы в печени… И меня там никто не просил принести в клинику бинты и вату. Теперь, как ты знаешь, она жива и здорова… Вот почему я по сей день живу в Мюнхене. Ты хотел, чтобы я ЭТО все рассказал тем двум телевизионным паренькам в Шереметьево?

– Прости меня, – тихо сказал толстый бородач.

– Жаль, что ты сейчас не можешь выпить со мной за ее здоровье, – усмехнулся В. В.

Он раскрыл свою спортивную сумку, вытащил бутылку «Бифитера», отвинтил пробку, сделал хороший глоток из горлышка и сокрушенно сказал, утираясь рукавом:

– Ну ведь покупал джин, склеротик старый! Что стоило еще и тоник прихватить?

…А потом, издалека, мы увидим, как этот «форд» подкатит к Ленинградскому вокзалу, остановится в застывшем привокзальном автомобильном стаде и из «форда» вылезет человек в красной рубашке и кожаной курточке, с большой спортивной сумкой через плечо.

«Форд» сорвется с места и мгновенно вольется в вечерний поток Комсомольской площади…

…а маленькая фигурка В. В. еще чуточку задержится, глядя «форду» вослед, а потом неспешно побредет к вокзальному входу…

Перрон был еще почти пуст, двери вагонов закрыты.

Одетые в одинаковую форму носильщики составили свои тележки в круг, покуривали и трепались с милиционерами, вооруженными короткими автоматами.

В. В. шел по пустынному перрону, поглядывал на часы.

Остановился у компании носильщиков и милиционеров, спросил, указывая на состав «Красной стрелы»:

– Не скажете, когда посадку объявят?

Обладатели тележек и автоматов без малейшего интереса молча оглядели старого В. В. в красной рубашке и джинсах, и только через паузу кто-то ответил:

– А у их – демократия! Кажный день по-разному. Когда за двадцать минут до отхода, когда за полчаса. Как бог на душу положит.

– Погуляй, дедок, погуляй. Подыши свежим воздухом, – посоветовал В. В. молоденький милиционер и ласково погладил свой автомат по пластмассовой рукоятке.

В. В. посмотрел на вооруженного мальчишку тяжелым глазом и пошел к своему вагону.

Пожилой носильщик неодобрительно проворчал молоденькому милиционеру:

– Ты как с людями разговариваешь, лимита необученная?! Ты чего, с ним коров пас у себя на Рязанщине? Какой он тебе дедок, раздолбай губастый? Ты чего ему тыкаешь? Не знаешь человека, а…

– Да ладно вам, дядя Петя! – рассмеялся молоденький милиционер. – Не видно, что ли? Ему на погост пора, а он в красную рубаху вырядился! Клоун какой-то старый, да еще и поддатый…

– А чем он поддатый, ты не унюхал? – со знанием дела возразил пожилой носильщик. – Ежели по запаху судить, так он, может, депутат Государственной думы… Может, из Администрации Президента. Или олигарх какой!

– Скажете тоже… – перетрусил молоденький с автоматом.

– У меня глаз пристрелявший, – сказал пожилой носильщик. – Они теперь как из Кремля или еще откуда с работы выйдут, так сразу же переодеваются кто во что, и пожалте… Разберись – кто он такой!

А в это время В. В. надевал на ходу очки, всматривался в билет, сверяясь с номерами вагонов…

У «его» вагона дверь была открыта, и проводник – в рабочих рукавицах, без фуражки, в синем сатиновом халате поверх униформы – мягкой тряпкой протирал вагонные поручни.

– Здравствуйте, – сказал ему В. В.

Проводник не ответил. Даже не повернулся к В. В.

– Я могу войти в вагон? – слегка раздраженно спросил В. В.

– Посадку объявят – и войдете, – не поворачиваясь и не прекращая надраивать поручни, сказал проводник.

– А когда объявят посадку?

– Когда положено – тогда и объявят.

Проводник закончил протирать поручни и, не глядя на В. В., прошел в вагон, плотно закрыв за собой дверь.

В. В. сплюнул, вытащил из кармана пачку «Мальборо», закурил.

Потихоньку к закрытым вагонам стали подтягиваться ранние пассажиры…

В. В. стоял на перроне, курил. Внимательно вглядывался в людей, идущих мимо него, словно хотел увидеть знакомое лицо…

Около В. В. остановились две совсем молоденькие проститутки.

– Дедуля! – сказала одна. – Возьми нас с собой. Мы тебе за это чего хочешь сделаем и покажем! Такую лесбуху замастырим…

– Век не забудешь, – хихикнула вторая. – Сухостой на месяц гарантируем!

В. В. посмотрел на них, рассмеялся:

– Ох, кисульки… Где же вы были десять лет тому назад?

– В детсаду, козел старый!.. – обиделись юные проституточки.

И пошли дальше, хохоча хриплыми голосками…

Но в это время вокзальные динамики объявили:

– Начинается посадка в поезд номер один «Красная стрела». Третий перрон, правая сторона. Повторяем…

Тут же открылась дверь вагона, и уже подошедшим пассажирам гордо явился проводник во всем своем железнодорожном блеске – без рукавиц, без рабочего синего халата, в фуражке и тщательно отутюженной униформе.

У дверей вагона В. В. стоял первым.

– Ваш билет, – бесстрастно проговорил проводник, скучающе глядя сквозь В. В.

В. В. протянул ему билет.

– Шестое купе, место одиннадцать. Следующий!

Проводник даже не посторонился, чтобы пропустить В. В. в вагон. Рассчитывал, что старик в красной рубахе и вытертых джинсах обойдет его стороной и только потом шагнет в тамбур.