Теперь Гермиона была уверена, что, кроме пробежек, мне не помешает верховая езда. А еще, вероятно, и плавание в проруби зимой.

Ну, «езду» я еще стерпел, но, когда мы дошли до «проруби», взревел и схватился на голову.

– Ты просто чудовище, дорогуша!

– А ты – слабак. Я хотела бы видеть рядом с собой такого брата, от которого бы все встречные падали в обморок!

– Такого страшного?

– Наоборот. Я имею в виду образец совершенства!

Я не знал, что на это сказать. Одно ясно – Браул Невергор весьма далек от совершенства, тем более от его образца. Гермиона тешит себя напрасными надеждами. Оставалось лишь тактично ее о том уведомить.

– И не мечтай! – гаркнул я, гордо отвернувшись.

Юная волшебница погрузилась в свои душевные глубины, но пробыла там недолго и махнула рукой.

– Браул, ну хотя бы пробежка! А там, глядишь, войдешь во вкус…

– Нет!

– Ну ладно, я старалась, никто не скажет, что я сидела сложа руки…

– А что это ты с цепи сорвалась? Какая тебе реальная выгода от того, что я стану похожим на стройного атлета?

– Не веришь в мои благородные чувства? – удивилась Гермиона.

– Да как тебе сказать…

Я слишком хорошо ее знал, чтобы не испытывать здорового скепсиса.

– Хорошо, Браул, прекратим этот разговор, – промолвила она. – Вижу, ты предпочитаешь хиреть и чахнуть, вместо того чтобы дышать полной грудью.

– Предпочитаю. И, кстати, буду делать это даже назло, ибо слишком многие в последнее время долдонят мне, что я должен изменить свой образ жизни.

– Например, кто?

– Не надо далеко ходить – Квирсел… Он связал это с уровнем моего интеллекта и подверг его уничижительной критике.

– Я с ним согласна. Мозг, не получающий свежего воздуха, уменьшается в размерах, усыхает. В один прекрасный день ты обнаружишь, что думать тебе уже нечем.

– Замечательно. Думанье очень утомительно.

– Зануда!

– Надоеда!

– А кто еще говорил тебе, что ты заплесневелый мухомор?

– Зубастик. Впрочем, он скорее намекал…

– Зубастик? Изенгрим? Хм…

– Что значит «хм»? Этот злыдень, этот дьявольский шутник в очередной раз сотворил со мной одно из своих безобразий!

Гермиона внимательно посмотрела на меня.

– Женская интуиция подсказывает мне, что вчера с тобой что-то случилось…

– Твоя интуиция так же пунктуальна, как старый маразматик. Ей надо было явиться полчаса назад. И это моя возлюбленная сестра! Обрушила на меня ворох вопросов, вцепилась клещами и не догадалась, что только чудом я остался жив… Вместо того чтобы приласкать меня, утешить и к чему-нибудь там прижать, пытаешь!

Гермиону долго упрашивать не надо. Если она чувствует, что ее долг – утешить, она это сделает. Подойдя ко мне, юная волшебница погладила меня по волосам и чмокнула в лобик.

– Расскажи, я сгораю от нетерпения.

– Кажется, теперь могу. Снадобье, приготовленное Селиной, действительно поднимает мертвых. Похмелье как рукой сняло. И никакой магии, заметь, все народными и подручными средствами.

– Здорово. Потом перепишу у нее рецепт.

– Подожди меня в гостиной. Я переоденусь и снизойду – и ни минутой раньше.

– Отлично! – Гермиона сделала мне ручкой и испарилась.

Как только простыл ее след, появился Квирсел.

– Значит, ты готов выложить ей все?

– Да. А что делать?

– Я участвую. Помнишь наш вчерашний разговор? Первый этап ты прошел. Зубастик не размазал тебя по стенке. Второй этап – Талула Поттер.

– Не сыпь мне соль на рану! Я и так не знаю, как выпутываться из этого переплета. Поджилки трясутся, как подумаю, что надо рассказать Гермионе о сестре Изенгрима! Может дойти до членовредительства.

– Я с тобой, – сказал мопс.

– Утешил, но все одно – приятно.

– Ты ничего не помнишь о сегодняшней ночи?

– Помню. Меня осенило в тот момент, когда Гермиона уговаривала меня дождаться зимы и нырнуть в прорубь. Где блокнот?

– Сейчас принесу. Я припрятал его на всякий случай под своей подстилкой.

– И что ты о нем думаешь?

– Весьма загадочный блокнот…

– Конечно, по-другому и быть не могло. Брошюра о пользе микстуры от кашля мне, разумеется, не попалась.

Руки дрожали, я с трудом натянул на себя свои домашние лохмотья. Мопс терпеливо ждал, шевеля ушами. На первом этаже Гермиона весело щебетала с Селиной, и песику, похоже, это не нравилось. Не любил он, когда тревожат его покой. Совсем как я.

– Сбегай за блокнотом, Квирсел.

– Мне приснился страшный сон, Браул.

– Сны обсудим позже.

– Обычно это означает дальнейшее обострение ситуации.

– Так ей и надо! Иди! Помни о втором этапе!

Издав глубокий вздох, Квирсел убежал, а я двинулся в гостиную с кисло-героической миной на лице.

Гермиона пришла кстати. Теперь я могу опереться о ее мужественное плечо и получить совет. Надо только запастись терпением и пропускать мимо ушей уничижительные замечания.

Селина организовала нам горячий чай с лимоном и плюшками собственного приготовления (лучших я в жизни не ел), и вся честная компания устроилась за круглым столом посреди гостиной. Потрескивал камин, за окном сияло холодное осеннее солнце, ветер занимался тем, что отдирал листву от веток в моем саду, а мне хоть бы хны. Я был дома и в безопасности. И даже если сказать «пока в безопасности», это не отменяло моей радости.

Квирсел немало преуспел в искусстве изображать человека. Гермиона все умилялась тому, как мопс сидит на стуле, подложив под себя подушечку, и держит лапками чашку чая с плюшкой. Ее тоже одолевало маниакальное стремление затискать и засюсюкать Квирсела, но она сдерживалась. Вот что значит голубая кровь. Это прежде всего – умение держать эмоции в узде. Впрочем, в общении со мной юная волшебница сдерживаться не очень привыкла, в чем вы уже убедились.

Выдув по чашке чая, мы порозовели, как поросята, и я спросил, чтобы дать начало беседе:

– Дорогуша, а зачем ты приезжала?

– Я? – Гермиона прекратила топить плюшку в чае и отправила ее в рот. – Есть одно дельце. Думаю, ты не откажешься.

– Откажусь.

– Почему?

– Чего доброго, ты заставишь меня лезть на самый высокий вулкан в нашем измерении. От тебя всего можно ожидать.

Гермиона засмеялась:

– Браул, Браул, до чего же ты малодушен. Иной раз думаю, что тебя подменили. Может, ты эльф? Может, настоящий мой брат живет где-нибудь в Биллерн-Сидх?

– Не живет.

– Уверен?

– Сто процентов. Оставим эту тему. Понимаю, измываться надо мной ты любишь больше всего на свете, но вернемся к нашим единорогам.

– Согласна, – с набитым ртом произнесла волшебница, глядя на меня сияющими глазами.

Я покосился на Квирсела. Мопс жевал свою плюшку с такой физиономией, словно над ним подшутили и подсунули вместо сдобы дохлую мышь. Беднягу опять что-то глодало. Кажется, он говорил про плохой сон.

– Давай сначала расскажешь ты о своих злоключениях, – предложила Гермиона. – А потом я огорошу тебя своей идеей.

И она поглядела на часы. Я несколько похолодел в районе солнечного сплетения. Раз смотрит, значит, ее идея должна осуществиться сегодня! А это очень и очень нехорошо.

– Итак, слушайте, – сказал я. – Слушай ты, Гермиона, и ты тоже, Квирсел. Кстати, дай мне мой трофей… Спасибо, о великий… – Ваш покорный наполнил терпким густым чаем еще одну чашку, раздавил в нем ломтик лимона и приступил: – Дело было так…

Рассказ занял минут сорок. Не упуская ни одной детали (просто чудо – снадобье Селины так прочистило мне память, что я вспомнил даже то, чего не помнил ранее), я выложил перед публикой упрямые факты, после чего закурил трубку.

Последние минут пять – семь Гермиона совершенно позабыла про чай. Будь я художником, я бы написал с нее портрет – до того забавно она смотрелась с открытым ртом. Квирсел лишь немногим отстал от нее. Похоже, реальность превзошла все его самые неприятные прогнозы.