Она так небрежно, будто невзначай спросила об этом, что Нейл сразу догадался, насколько ее тревожит эта мысль.

— Нет, — ответил он. — Это старая рана, давняя боль, я чувствую такое по десять раз на дню. Не беспокойтесь, вы здесь совершенно ни при чем.

Он, наверное, был на редкость обаятельным мужчиной до ранения, думала Эллис через несколько минут, стоя у плиты и помешивая густую подливку. Отблески этого обаяния и сейчас пробиваются сквозь грубую мрачную броню, в которую заковала его боль. А еще... он, несомненно, был грешно красив, этот Нейл Морфи. Это видно и сейчас никакие шрамы не могут скрыть великолепную лепку скульптурно-правильных черт его лица. Преждевременное серебро седины лишь добавляет еще один штрих к таинственно-притягательному облику этого человека.

Отвернувшись от плиты, чтобы добавить воды в подливку, Эллис бросила рассеянный взгляд в окно кухни.

И закричала.

3

Нейл вскочил сразу же, как услышал крик и звон разбитой посуды. Правая рука Нейла автоматически скользнула под пиджак в поисках револьвера, который он всегда носил с собой... и нашарила пустоту. Нейл резко выругался. Револьвера нет. Он забыл сунуть его в пиджак, собираясь на свадьбу к Хейнену... Ничего нет, никакого оружия, кроме пары рук. О черт, в последние дни все встало с ног на голову!

Еще не стих, оборвавшись, звук крика Эллис, а Нейл Морфи уже распахнул ногой дверь кухни и, стоя возле косяка, быстрым взглядом оценил ситуацию.

Эллис была одна. Она стояла, прижавшись спиной к кухонному столу, ее безумный взгляд метался от распахнутой Нейлом двери к окну, за которым уже сгустились сумерки. У ее ног в лужице густой подливки валялись осколки посуды.

— Эллис? — Убедившись, что в кухне никого нет, Нейл шагнул внутрь. — Эллис, что случилось?

Ее огромные, полные ужаса глаза остановились на нем. Вздрогнув всем телом, Эллис обхватила себя руками.

— Кто-то заглядывал в окно.

Два широких шага, и вот уже Нейл распахнул дверь на улицу. Стоя на верхней ступеньке, он оглядел подъезд, кусок улицы перед домом и снег под окнами кухни.

— Вы видите что-нибудь? — Эллис стояла в дверях за его спиной.

Нейл обернулся.

— Не слишком много. У вас есть фонарик?

— Сейчас принесу.

Чтобы, стоя на земле, заглянуть в окно кухни поверх бежевых занавесок, злоумышленник должен обладать немыслимым ростом — никак не меньше двух с половиной метров, прикинул Нейл. Или же использовать лестницу, что тоже маловероятно, ведь снег под окнами совершенно нетронут... если не считать хлопьев, упавших с крыши.

Нейл запрокинул голову и посмотрел на крышу. Тут как раз вернулась и Эллис.

— Вот. — Она протянула фонарь.

При его свете Нейл сразу увидел, что снег почти полностью ссыпан с карниза над кухней. Взяв фонарик, он спустился с крыльца и пошел по дорожке перед домом, освещая крышу. Да, кто-то смахнул с нее снег, но ведь это запросто могла быть и кошка, тем более что, если бы на крыше был человек, они с Эллис непременно услышали бы, как он слезает.

Сейчас Нейл ясно видел, что в доме Гудингов второй этаж был более поздней пристройкой и тянулся не над всем зданием. Кухонный карниз находился на уровне первого этажа, и крыша здесь была плоской, в отличие от остроконечной двускатной верхней пристройки, так что в принципе забраться сюда — дело нехитрое... но все же быстрый пробег злоумышленника по крыше не мог не быть услышанным внизу.

— Нейл?

Эллис ждала его в дверях. Нейл заметил, что она дрожит и морщится от холода. Он повернулся и захромал обратно.

— Ничего, — объявил он у порога. — Если кто-то и был, то уже скрылся. Скажите, что именно вы увидели?

Он закрыл дверь, оставив ночь за порогом.

— Это произошло так мгновенно... О! Моя подливка! — Она быстро отвернулась, схватила проволочный венчик. — Еще чуть-чуть, и она вся сгорела бы...

— Вы узнали лицо?

— Нет. — Эллис выключила газ под подливкой. — Ну вот, ужин готов.

...Эти последние два дня явно истощили запас терпения Нейла Морфи. Непрекращающиеся боли вряд ли способствуют улучшению характера мужчины.

— Эллис, вы можете повернуться ко мне и ответить на мои вопросы?

Она стремительно обернулась, лицо ее вспыхнуло от гнева.

— Я отвечаю вам, мистер Морфи! А еще я пытаюсь спасти свой ужин! И кроме того, мне кажется, я не давала вам повода обращаться ко мне столь фамильярно!

— Фамильярно?! Да вы просто не понимаете значения этого слова. «Дорогая» — пожалуй, звучало бы несколько фамильярно. Черт вас возьми, женщина, вы...

— И не смейте ругаться при мне!

Боль вернулась снова... Вероятно, виной всему небольшая пробежка из гостиной в кухню. Раскаленная кочерга вонзилась в поясницу, и потоки огненной лавы устремились в левую ногу. Нейл не желал обращать внимания на боль. Он пытался крепиться. Боль — его крест, его наказание. Но он не сумел сдержаться, когда раскаленные когти коснулись бедра, глубоко впились в плоть. Нейл судорожно вздохнул и зажмурился. Будь он проклят, если даст понять этой женщине, как глубоко страдает...

Но Эллис все поняла. Неожиданно она оказалась рядом, обнимая, поддерживая, что-то ласково приговаривая самым задушевным, самым нежным голосом, напомнившим Нейлу холодный родничок, весело булькающий среди мшистых прохладных камней. И он уцепился за этот голос, обещающий успокоение, как за спасительный канат, брошенный на дно преисподней.

— Давайте-ка вернемся в вашу качалку, — мягко приговаривала Эллис по пути в гостиную, бережно поддерживая Нейла. — Вам было так удобно там. Я ведь все знаю, мистер Морфи. Я знаю, что у вас начались боли из-за меня, из-за того, что вы не дали мне упасть на улице. Лучше бы я грохнулась!

Он сердито посмотрел на нее, но испепеляющий взгляд не достиг своей цели, ведь сейчас Нейл видел лишь рыжую макушку Эллис.

— Мне вовсе не стало хуже! Просто сегодня у меня плохой день. И вообще, когда вы только прекратите нянчиться со мной?!

Снова он пришел в себя, уже сидя в старой качалке, держа в руках высокий бокал, на два пальца наполненный скотчем.

— Сейчас я принесу поднос, — оживленно объявила Эллис. — А вот уж за едой вы сможете спрашивать меня обо всем, что вам угодно.

...Сегодня у него действительно выдался плохой день. Хотя боль никогда не покидала Нейла, все же большую часть времени он мог игнорировать ее с помощью простого аспирина. Но время от времени поврежденные нервы просыпались и превращали его в настоящего калеку. Обычно в таких случаях Нейл гулял до полного изнеможения, но сегодня он залпом выпил налитый Эллис скотч.

Проклятье, это не женщина, а настоящий бульдозер! Он чувствовал неловкость оттого, что она увидела его беспомощным. Когда приступ пройдет — через несколько дней или через неделю, — никто не сможет сказать, что Нейл Морфи может так страдать от боли. Только в такие вот плохие дни ему не всегда удавалось скрывать свои муки. Эллис разложила два маленьких столика, — один поставила Нейлу, чтобы ему не приходилось тянуться. Подняв глаза над краем бокала, он украдкой разглядывал ее. Смотрел, как колышутся в такт шагам ее полные груди, любовался золотыми искорками, которые свет лампы зажег в ее рыжих волосах. Удивительная женщина. Не милашка и не красавица, но стоит раз увидеть, и уже никогда не забудешь... Впервые за много-много долгих месяцев ему захотелось коснуться женской груди... захотелось глубоко войти в женщину. Чтобы прохладная нежность ее ладоней ласкала его спину и ягодицы, а покалывание острых ноготков сказало бы о том, что она хочет слиться с ним... Чтобы эта женщина извивалась и изгибалась под ним — горячая и сладкая, чтобы отдавалась вся без остатка, как и подобает самке... Черт возьми!

Он отвернулся от Эллис, которая наклонилась над его столиком, подавая полную тарелку — жареный картофель, цыпленок и спаржа. Не сейчас... Не теперь... Никогда. Огромным усилием воли он заставил себя оторваться от Эллис и вновь обратить свои мысли к таинственному соглядатаю.