Никушка так ничего и не понял.

– А почему ты не можешь жить с нами, пап? Почему?

– Ну… так получилось, – беспомощно повторил Леван.

– А когда ты вернешься? – не отставал младший сын.

– Я… я не знаю. Я буду приезжать! – нашелся Леван. – Да, я буду приезжать в гости!

– А почему мы не можем жить с тобой? – продолжал малолетний мучитель.

– Потому что я теперь буду жить в другом месте. – Леван чувствовал, что его терпение на исходе. – У меня теперь другая семья. – Даже в его собственных ушах это прозвучало нестерпимо фальшиво, аж зубы заломило. Он рывком поднялся с дивана. – Тебе мама все объяснит.

Он вышел из гостиной, пересек короткий коридорчик и попал в просторный холл. Этери вышла следом за ним, приказав мальчикам оставаться в комнате.

– Ну что, довольна? – проговорил он в бешенстве. – Заставила меня унижаться, время терять…

– Если общаться с детьми для тебя – время терять, значит, я не за того вышла замуж.

– Да уж, похоже на то. Надеюсь, теперь ты явишься в суд.

– Явлюсь, не беспокойся. Можешь больше не приходить. Моим сыновьям такой отец не нужен.

Они стояли у стенного шкафа, Леван нервными, дергаными движениями одевался. Замотал шею шарфом, накинул дубленку… Но при этих словах он резко повернулся к Этери, одновременно всовывая руки в рукава дубленки, и задел ее по лицу. Удар оказался так силен, что она чуть не упала, оперлась одной рукой о стену, а другой схватилась за вспыхнувший болью глаз.

Леван перепугался, бросился к ней.

– Прости, я нечаянно… Я не хотел… Ты сама подставилась…

– Ну конечно. Я все сама. Уходи, а? Сам сказал: ты тут больше не живешь. Вот и уходи.

– Ты придешь в суд?

– Тебя только это волнует? Приду, не бойся. Да не одна, а с фингалом.

Этери подошла к зеркалу, взглянула на мгновенно заплывший глаз.

– Я же не нарочно… Я же извинился… – бубнил Леван у нее за спиной.

– Уходи, Левушка. – Этери машинально, по привычке, назвала его ласковым именем, которым называла, когда они любили друг друга. – Просто уходи. Ты уже сегодня сделал все, что мог. Я не знаю, как детям на глаза показаться.

– Ты сама виновата. Нечего было меня сюда тягать.

Этери повернулась к нему.

– Убирайся, а то охрану позову. Это теперь мой дом.

Он ушел.

Зажимая ладонью полыхающий болью глаз, Этери подошла к переговорному устройству на стене, чтобы вызвать экономку, и вдруг заметила в дверях коридора горничную Дану, переминающуюся с ноги на ногу.

– Ой, это Леван Лаврентьевич вас так? – спросила Дана.

Ее глаза горели жадным любопытством.

Этери терпеть не могла эту «украиньску дивчину». Дана была лентяйкой и сплетницей, набивалась хозяйке в подруги и конфидентки, хотя в ее обязанности входила только уборка помещений. Этери вдруг пришло в голову, что это Дана снабжает соседей и скандальных репортеров пикантной информацией об их с Леваном распавшемся браке, и мысленно дала себе слово завтра же ее уволить.

– Не ваше дело, – бросила она. – Позовите Валентину Петровну.

Дана (уменьшительное от «Богдана», правда, за что бог дал ей такую радость, Этери не знала) даже с места не сдвинулась.

– Сырое мясо надо приложить, – посоветовала она.

– Я дала вам поручение, – сухо напомнила Этери. – Хватит на меня пялиться.

Но Дана все не спешила выполнять распоряжение. Уж больно интересно было глазеть на хозяйку.

– Дана, я вас уволю, – пригрозила Этери. – Завтра же с утра.

– А я что, я ничего… – забормотала Дана.

Больше не обращая на нее внимания, Этери все-таки включила устройство.

– Валентина Петровна, выйдите, пожалуйста, в холл.

Вот с Валентиной Петровной у Этери всегда было полное взаимопонимание. Но и она, увидев, что хозяйка прижимает руку к глазу, ахнула и подбежала с криком «Что случилось?»

– Тише, – поморщилась Этери, – я не хочу, чтобы дети слышали. Ничего не случилось, ударилась.

– Надо сырое мясо приложить, – повторила следом за Даной Валентина Петровна.

– Валентина Петровна, – заговорила Этери ледяным тоном, – я не спрашиваю у вас советов. Уложите, пожалуйста, мальчиков, а потом рассчитайте девушку. – Этери кивком указала на не богом данную Богдану, и опять голова взорвалась болью. – Выдайте ей двухмесячную зарплату, и чтобы сегодня же ноги ее здесь не было. Рекомендаций я ей не дам.

– Как? – взвизгнула Дана. – А куда ж я пойду? Зима на дворе, мне и ночевать-то негде!

– Меня это не волнует, – отрезала Этери. – У меня тут не постоялый двор.

– Я что, виновата, что Леван Лаврентьевич ушел?

– Вы меня слышали, Валентина Петровна. – Этери обращалась исключительно к экономке. – Уложите мальчиков и рассчитайте ее. Попросите Игоря отвезти ее в город. Я не хочу, чтобы она хоть на минуту здесь задержалась. Ей волю дай, она, того гляди, дом подожжет.

И зачем она это сказала? Промолчала бы, может, ничего бы и не было… Одним глазом Этери не сразу увидела, что в холл вышли ее сыновья.

Никушка бросился к ней.

– Мама, что это?

– Ничего, сынок. Я стукнулась нечаянно. Вам пора спать, завтра в школу. Идите с Валентиной Петровной, она вас уложит. А мне еще работать надо. Я потом приду пожелать вам спокойной ночи.

– Идем, Никушенька, – позвала Валентина Петровна, – идем. Маму надо слушать.

Сандрик так ничего и не сказал, молча ушел за экономкой, но выражение его лица Этери очень не понравилось. Она дала себе слово поговорить со старшим сыном.

А пока она пошла на кухню, отыскала в холодильнике кусок говяжьей вырезки, нарезала его круглыми медальонами и приложила первый к глазу. До послезавтра не пройдет. Ехать в суд с таким «фонарем»? Лучше позвонить адвокату, написать доверенность, и пусть он там… представляет ее интересы. Но их семейный адвокат завербован Леваном. Этери подумала-подумала да и набрала на сотовом номер Нины Нестеровой[4].

С Ниной Нестеровой, модельером женской одежды и женой хозяина компании «РосИнтел» Никиты Скалона, Этери была знакома всего ничего, каких-то года три или четыре, с тех пор как она стала Никитиной женой, но они подружились. Этери знала, что на Нину можно положиться.

– Привет, – раздалось в трубке.

– И тебе привет, – откликнулась Этери. – Нина, мне нужен адвокат-цивилист, я развожусь. У Никиты вроде был кто-то.

– Наш друг Павел. – Нина помолчала. – Я видела новости в Интернете, но надеялась, что это неправда.

– Это правда.

– Ладно, держись. Я дам тебе номер Павла, но сначала попрошу Никиту с ним поговорить.

– Спасибо. Мне надо срочно: суд послезавтра, а сама я не смогу пойти. Стукнулась, под глазом жуткий синяк. – Этери переменила мясную примочку.

– Стукнулась? – переспросила Нина. – Лицом? Прости, что лезу не в свое дело, но ты, часом, не об Левана стукнулась?

– Быстро схватываешь, – усмехнулась Этери и тут же поморщилась от боли. – Но это не то, что ты думаешь. Он меня не бил. Случайно вышло.

– Ты уверена?

– Нина, я уже ни в чем на этом белом свете не уверена, но… Нет, он меня не бил. Правда, болит все равно как чертова мать.

– Надо сырое мясо приложить.

– Еще раз услышу про сырое мясо, и я кого-нибудь покусаю. Меня уже все задолбали с этим сырым мясом.

– Хочешь, я приеду? – предложила Нина.

– Нет, спасибо, ты лучше мне друга Павла мобилизуй. Как там Лизочка поживает? – спохватилась Этери.

У Нины была своя Лизочка, родившаяся на несколько месяцев раньше Катиной. Но это была не Луиза, а полновесная Елизавета, названная в честь покойной бабушки ее мужа Никиты.

– Ничего, тьфу-тьфу-тьфу. Ползает, лазает… Кусачая стала. Зубы лезут, и она ими все кусает. Но ты же все это проходила. Мы позвоним Павлу, – перешла к делу Нина, – и потом я тебе перезвоню. Или лучше он сам перезвонит. Я дам ему твой телефон, хорошо?

– Хорошо. Спасибо. Жду звонка.

Дожидаясь звонка, Этери опять переменила примочку и закурила. Ничего, на кухне вытяжка, тут можно.