– Да ну, – махнул рукой Мишка. – Он ведь волшебник. Что с ним сделается?
– Между прочим, все, что угодно, – возразил Тимофей. – К твоему сведению, волшебник – не значит бессмертный. И болеют они совсем как обычные люди.
– Да ну, – опять отмахнулся Мишка, – по-моему, вам кажется. Главное, мы их нашли. И сегодня еще спокойно погулять можем.
Глава V
Кофе и суп с козявками
На вокзале шестерка Темных выяснила пренеприятный для себя факт: последняя электричка ушла десять минут назад.
– А переколдовать нельзя? – заискивающе глядя на Натафталину, проблеял Козлавр.
– Нельзя, – отрезала та. – Не сахарные. До утра подождем.
– Тем более дождя не предвидится, – поглядела на звездное небо Луша.
– А посидеть? – Ядвига Янусовна заозиралась в поисках скамейки.
– Пошли в зал ожидания, – скомандовала Натафталина.
Однако шестерку Темных туда не пустили. Причем из-за Козлавра. Сказали, что с крупным и средним домашним рогатым скотом не положено. Поэт-сатирик вознамерился было возразить, что, во-первых, он не домашний, а во-вторых, вообще не скот. Однако Ядвига, вовремя предугадав его намерения, успела нейтрализовать ситуацию с помощью все того же пояса Ничмоглота. Козлавр затопал копытами.
– Вот видите, – сказал охранник. – Ваш скот к тому же еще и буйный.
Пятеро Темных поторопились поскорей увести возмущенного поэта-сатирика долой с глаз охранника. Однако далеко они не ушли. Их остановил милиционер.
– Приезжие? – с подозрением оглядел он всю компанию. – Регистрация есть? Ваши документы.
– Да мы, мило-ок, уезжаем, – протянула Тата.
– Инвалид я! Инвалид! – заверещала Ядвига Янусовна.
– В родные пенаты возвращаемся! – пробасил Ничмоглот Берендеевич.
– Козочку вот подлечили, теперь назад везем! – хором воскликнули Ната и Луша.
Милиционер ошалело потряс головой, но остался неумолим:
– Ваши документы, пожалуйста, и по очереди.
– Ох, пожалуйста, – согласилась Тата и протянула ему грязный обрывок бумажки.
Глянув на него, милиционер удовлетворенно кивнул:
– Вот так бы сразу. Полный порядок. Счастливо добраться до места.
И, отдав честь, он ушел.
– Пр-роклятье, – прошипела ему вслед Тата. – Все-таки пришлось потратить волшебные силы.
– Зато все целы, – бодро пробасил Ничмоглот.
– Все-таки предлагаю скорее найти какой-нибудь темненький уголочек. Отсидимся там до утра – и на первую электричку. А то не ровен час еще кто-нибудь привяжется и снова волшебные силы придется тратить, – проговорила, озираясь, Ната.
– Подожди со своим темным уголком, успеется, – оборвала ее старшая ведьма. – В первую очередь надо одежду купить. Тем более время свободное все равно есть. А на вокзале киосков полно. Вот и переоденемся, пока не поздно. Наша-то собственная одежка завтра На Край Света вернется. Нельзя, чтобы это застало нас врасплох. И вообще, зря, что ли, я у водителя столько денег наменяла?
Ядвига зашлась от визгливого хохота:
– Ой, хотелось бы мне посмотреть на этого водителя завтра!
Слова ее вызвали приступ бурного веселья и у остальных. Даже пребывавший в обиде Козлавр затрясся от смеха. Дело в том, что все вещи с Края Света, включая и деньги, в реальном мире очень быстро превращались в ничто, как, впрочем, и предметы из реального мира, попав в волшебную страну, надолго у владельцев не задерживались. Так что водителю микроавтобуса совсем недолго оставалось радоваться удачно проведенной валютной операции.
– Зато эти денежки – местные, – с удовольствием пошелестела пачкой купюр Тата, – и они никуда не исчезнут. Пошли покупать одежду.
Приобретения, которые они сделали в привокзальных лавочках, мало изменили облик четырех старух. Однако Ничмоглот и Козлавр заметно продвинулись в сторону молодежной моды. Лешему, ввиду его крайне малого роста, пришлось покупать детскую одежду: зеленый джинсовый костюм и зеленую майку. На цвете настоял сам Ничмоглот. Вот только панамку почему-то выбрал желтую.
– Глаз радует, – объяснил он.
Из взрослого лешему приобрели лишь кроссовки. Ноги у него оказались большие – сорок четвертого размера.
Своим новым гардеробом леший остался вполне доволен, чего нельзя сказать о Козлавре. Его экипировали в зоомагазине. На нижнюю часть тела поэта-сатирика подошел комбинезон для крупных собак – защитного цвета, с длинными штанинами для лап и «молнией» на животе. По бокам к комбинезону были пристрочены карманы, предназначавшиеся, как объяснил продавец, для поводка и намордника.
Сказать Козлавр ничего не мог, так как рот его по-прежнему был крепко стянут поясом. Поэтому свое возмущение поэт-сатирик выказывал всем телом: извивался, лягался и категорически не желал примерять обнову, которая ранила его тонкое чувство прекрасного.
– Ну и невоспитанное же у вас животное, – обиженно проворчал продавец зоомагазина, получив копытом по ноге.
– Ладно, – Татаноча спешно расплатилась за покупку. – Мы лучше дома ему примерим.
– Правильно, – одобрил такое решение продавец. – Уверяю вас, комбинезон будет впору. У меня глаз – алмаз.
На верхнюю часть Козлавра подобрали уже в человеческом магазине черную майку с надписью: «Король и шут». Поэт-сатирик вновь попытался выказать отвращение, но Натафталина строго прошипела:
– Ничего, поносишь. Вот вернешься в Магинбург, будешь снова одеваться по своему вкусу. А тут мы должны быть как все. А теперь, – добавила она, – пора где-нибудь отсидеться.
Они нашли спрятавшуюся в темноте укромную лавочку и наконец развязали Козлавра.
– Вот мой ответ за все ваши унижения! – проблеял он и, встав в гордую позу, принялся декламировать:
Стремясь с удобствами доехать до вокзала,
Мужчину статного компания связала.
Унижены достоинство и честь.
Я оскорбления не в силах перенесть!
Великого поэта в грязь втоптали, —
Козой и Белочкой его вы обозвали!
Глумись же, чернь, над гением, глумись!
Уж лучше бы пешком мы добрались.
Но униженьям не было конца:
Достопочтенный муж вмиг обращен в юнца!
Произнося последнюю строчку, поэт-сатирик с презрением косился на черную майку с надписью.
– Если ты у нас такой бодрый, валяй, сочиняй дальше. – Татаноча громко зевнула. – Заодно и нас поохраняешъ. Хоть какая-то от тебя польза будет. А мы до первой электрички поспим. Сил моих больше нету.
– И моих тоже, – простонала Ядвига Янусовна.
Ничмоглот ничего не сказал. Он сладко спал, пристроив зеленую голову на колени Бабе-яге и прикрыв лицо новой панамой.
Впрочем, полчаса спустя сладко спали все, включая Козлавра, которому снилось, что он уже написал свое самое гениальное стихотворение и ему вручают Высшую литературную премию волшебников – «Золотую лиру». Он уже протянул руки, чтобы ее получить, когда в его сладостные грезы отвратительным диссонансом ворвался истошный вопль Натафталины:
– Проспали! Проспали!
Все вскочили на ноги и уставились на вокзальные часы. Стрелки показывали семь утра.
– Проспали первую электричку! – трагически сообщила Татаноча.
– Разве она единственная? – невозмутимо откликнулась Ядвига Янусовна. – Они тут каждый час, а то и чаще ходят. Позавтракаем и поедем.
– Ну да, – с осуждением покачала головой Тата. – Деньги на буфет транжирить.
– А я, уважаемые дамы и господа, без утренней чашечки кофе ехать куда-либо отказываюсь, – вмешался Козлавр.
– А мне бы супчику, – причмокнув губами, пробасил Ничмоглот. – Из болотных козявок.
– Кофе еще куда ни шло, – задумчиво произнесла Луша. – А вот вам, Ничмоглот Берендеевич, боюсь, с вашими козявками придется подождать до конечного пункта назначения.
– Вот уж не права ты, Лукреция, – потянув носом, возразила Ната. – Там, за углом, пирожки жареные продают. Не знаю уж, из чего они сделаны, но по запаху очень напоминают козявок.
