В фантастических рассказах существовало три вида пришельцев. Хорошие желали помочь человечеству достичь полной реализации своего потенциала как разумного вида, чтобы тогда уж им сосуществовать, как приятелям,  вечно. Плохие хотели поработить людей, употреблять их в пищу, откладывать в них яйца, охотиться ради спорта, или уничтожить человечество из-за трагического непонимания или же по одной только злобности натуры. Третий — и реже всего встречающийся — тип пришельцев был ни плохим, ни хорошим, но настолько чуждым, что его цели и предназначение были для человечества так же загадочны, как и существование Бога. Этот тип обычно оказывал человеческой расе большую услугу или причинял жуткое зло, просто проходя мимо, по краю своей галактической трассы (как автобус проезжает по колоннам деловитых муравьев на дороге) и даже не подозревал о встрече, не говоря уже о том, что она повлияла на жизнь других разумных существ

Эдуардо ничего не знал о дальнейших намерениях существа-наблюдателя в лесу, но инстинктивно, на подсознательном уровне ощущал, что тот не желает ему добра. Оно не искало вечного товарищества. Оно явно знало о его существовании, так что к третьему типу пришельцев не относилось. Оно было странным и недоброжелательным и собиралось, рано или поздно, убить его.

В романах добрые пришельцы встречались чаще злых. Фантастика в основном была литературой надежды.

Но пока длились июньские теплые дни, надежды на ранчо Квотермесса явно было меньше, чем на страницах этих книг.

После полудня семнадцатого июня, когда Эдуардо сидел в кресле в гостиной, потягивая пиво и читая Уолтера М.Миллера, зазвонил телефон. Он отложил книгу, но не пиво, и прошел на кухню, чтобы снять трубку.

Звонил Тревис Поттер:

— Мистер Фернандес, вам не о чем волноваться.

— Не о чем?

— Я получил факс из гослаборатории — результаты тестов с образцами ткани этих енотов: они не были инфицированы.

— Но от чего они умерли: 

— Не от бешенства. И не от чумы. Ни от чего такого, что можно назвать инфекцией и что передается через укусы блох.

— Вы сделали вскрытие?

— Да, сэр.

— Так что, их скука убила, что ли?

Поттер ответил помолчав:

— Единственное, что я смог найти, — воспаление и сильный отек мозга.

— Но это не было инфекцией?

— Не было. Ни ран, ни нарывов или гноя, просто воспаление и сильный отек. Чрезвычайно сильный.

— Может быть, гослаборатория сможет протестировать мозговую ткань?

— Мозговая ткань входила в тот набор, что я послал им в первый же раз.

— Понятно.

— Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Очень странно — недоумевал Поттер. — А сколько их было?

— Мертвых енотов? Только три.

— Я собираюсь провести некоторые токсикологические исследования, посмотреть, не имеем ли мы здесь дело с ядом.

— У меня нет никаких ядов.

— Это может быть промышленный токсин.

— Может быть? Да здесь, черт возьми, нет никакой промышленности!

— Ну… тогда природный.

Эдуардо сказал:

— Когда вы их вскрыли…

— Да?

— …то открыли череп и увидели воспалившиеся и распухшие мозги…

— Очень сильное давление, даже после смерти, кровь и спинномозговая жидкость била струей, когда я распилил череп.

— Живой образ.

— Извините. Но именно поэтому у них были выпучены глаза.

— Так вы просто взяли образцы мозговой ткани или…

— Да?

— …действительно вскрывали мозг?

— Я действительно провел церебротомию двум из них.

— Вскрыли целиком им мозги?

— Да.

— И ничего не нашли?

— Только то, о чем я уже вам сказал.

— И ничего… необычного?

Озадаченность в молчании Поттера была почти слышимой. Затем он спросил:

— А что вы думали, я должен был найти, мистер Фернандес?

Эдуардо не отвечал.

— Мистер Фернандес?

— Что с их позвоночником? — спросил Эдуардо. — Вы осматривали их позвоночник, по всей длине?

— Да, осматривал.

— Вы нашли что-нибудь… присоединенное?

— Присоединенное? — переспросил Поттер.

— Да.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, могло выглядеть… могло выглядеть как опухоль.

— Выглядеть как опухоль?

— Скажем так — опухоль… что-то в этом роде?

— Нет. Ничего похожего. Вообще ничего.

Эдуардо отнял трубку телефона от головы на время, достаточно долгое, чтобы глотнуть немного пива.

Когда он снова поднес ее к уху, то услышал слова:

— …знаете что-то, что не сказали мне?

— Сказал все, что знал знал, — солгал Эдуардо.

Ветеринар на время умолк. Может быть, он сам баловался пивом. Затем сказал:

— Если вы наткнетесь еще на таких животных, то позво́ните?

— Да.

— Не только енотов. Вообще любых животных

— Хорошо.

— Не трогайте их, — сказал Поттер. — Я хотел бы увидеть их на месте, прямо там, где вы их увидите.

 — Как скажете.

— Что ж…

— До свидания, доктор.

Эдуардо повесил трубку и пошел к раковине. Он поглядел за окно на лес. Он задавался вопросом, как долго ему придется ждать. Ему до смерти надоело ждать.

— Ну давай, вперед — сказал он тихо спрятавшемуся в лесу наблюдателю.

Он был готов. Готов к аду, или раю, или вечному ничто, ко всему, что бы ни случилось..

Он не боялся умереть.

Его пугало только то, как он умрет. Что ему придется выдержать. Что с ним сделают в последние минуты или часы его жизни. Что он может увидеть.

Утром двадцать первого июня Эдуардо завтракал и слушал мировые новости по радио. Он поднял глаза от тарелки и увидел в окно белку. Она сидела на подоконнике с внешней стороны и глядела через стекло на него. Очень спокойно. Пристально. Как еноты.

Он смотрел на нее некоторое время, затем снова сконцентрировался на своем завтраке. Каждый раз поднимая глаза, видел, что белка по-прежнему на своем посту.

Вымыв посуду, он подошел к окну, пригнулся, и оказался лицом к лицу с белкой. Только стекло было между ними. Зверя, казалось, не встревожило подобное бесцеремонно-близкое рассматривание.

Постучал ногтем по стеклу прямо перед мордой белки. Зверь не шелохнулся.

Поднялся, открыл щеколду, и начал приподнимать нижнюю часть фрамуги.

Белка соскочила с подоконника, немного отбежала, развернулась и снова уставилась на него.

Эдуардо закрыл на задвижку окно и вышел на парадное крыльцо. Две белки уже были здесь, в траве, ожидая его. Когда Эдуардо сел в кресло-качалку из орешника, одна из маленьких тварей осталась в траве, но другая взобралась на верхнюю ступеньку крыльца и продолжила наблюдение за ним с этого места.

Ночью, лежа в кровати в своей снова забаррикадированной спальне, пытаясь заснуть, он слышал, как белки носятся по крыше. Маленькие коготки царапали черепицу.

Когда он наконец засунул, ему приснились грызуны.

Следующий день, двадцать второго июня, белки были постоянно с ним. У окна. Во дворе. На крыльце. Когда он выходил прогуляться, они следовали за ним на расстоянии.

Двадцать третьего было то же самое, но утром двадцать четвертого он нашел мертвую белку на заднем крыльце. Сгустки крови в ушах. Высохшая кровь в ноздрях. Глаза, вывалившиеся из впадин. Он нашел двух других на дворе и четвертую на ступенях переднего крыльца, всех в таком же состоянии.

Они выжили под контролем больше, чем еноты.

Очевидно, что пришелец учился.

Эдуардо подумал, не позвонить ли доктору Поттеру. Но вместо этого, собрал четыре тельца и отнес их в центр восточного луга и бросил в траву, где любители падали могли их легко найти и пожрать.

Подумал еще о воображаемом ребенке на далеком ранчо, который мог видеть фары «Чероки» две недели назад, когда он возвращался от ветеринара. Он сказал себе, что должен ради этого ребенка — или других детей, которые действительно существуют, — рассказать Поттеру всю историю. Да, он должен попытаться ввести власти в курс дела, даже если для того, чтобы ему кто-либо поверил, придется пережить бесполезные и унизительные обследования.