– Правда?
– Конечно. У меня есть ты.
– Это несерьезно.
– Но это именно так.
– Ты заставляешь меня краснеть.
– Это сделать не очень трудно.
Правой рукой она дотронулась до щеки.
– Я чувствую это. Хорошо бы, чтобы я могла контролировать это.
– Я рад, что ты не можешь, – сказал он. – Это очаровательно. Это знак твоей невинности.
– Что? Моей невинности?
– Как у ребенка, – ответил он.
– Вспомни меня прошлой ночью в постели.
– Разве я могу это забыть?
– Это была невинность?
– Это было райское наслаждение.
– Ну.
– Ты все еще краснеешь.
– Ах, пей свое вино и молчи.
– Все еще краснеешь, – повторил он.
– Я раскраснелась от вина.
– Все еще краснеешь.
– Черт тебя возьми, – выразительно бросила она.
– Все еще краснеешь.
Она рассмеялась.
За окном из океана продолжали выплывать толстые кудрявые облака.
После кофе Мэри спросила:
– А что ты думаешь об усыновлении?
Он отрицательно покачал головой с преувеличенным отчаянием.
– Боюсь, мы уже слишком большие, чтобы подыскать себе родителей. Кто захочет иметь таких детей, как мы?
– Я серьезно, – сказала Мэри.
Он долго смотрел на нее, затем поставил свою чашку на стол.
– Ты серьезно хочешь сказать, что ты и я… чтобы мы усыновили ребенка?
Удивление в его голосе воодушевило ее.
– Мы говорили о том, что нам нужна семья, – сказала она. – А так как я никогда не смогу иметь собственного ребенка…
– Но, может быть, ты сможешь…
– Нет, – ответила она. – Доктор объяснил мне это достаточно ясно.
– Известно, что доктора часто ошибаются.
– Но не в этом случае, – сказала она как можно мягче. – Внутри меня слишком многое не так, как у других. У меня никогда не будет ребенка, Макс. Никогда.
– Усыновление… – Макс размышлял об этом вслух, попивая кофе. Внезапно он широко улыбнулся. – На самом деле. Это было бы замечательно. Очаровательная маленькая девочка.
– А я думала о мальчике.
– Да, это, пожалуй, единственная вещь, где мы никогда не придем к компромиссу.
– Придем, – быстро ответила она. – Мы возьмем на воспитание мальчика. И девочку.
– Ты обо всем подумала, не так ли?
– О Макс, тебе ведь понравилась идея, верно? Я расскажу тебе. Мы можем заехать в агентство по усыновлению на этой неделе. И если…
– Подожди, – сказал он уже без улыбки. – Мы женаты всего четыре месяца. Нам нужно время, чтобы узнать друг друга лучше. И тогда мы будем готовы взять ребенка на воспитание.
Она не смогла скрыть своего разочарования.
– А как много времени это займет?
– Столько, сколько это займет. Шесть месяцев… Год.
– Послушай. Я знаю тебя. Ты знаешь меня. И мы любим друг друга. Мы интеллигентные, разумные люди, и мы скопили достаточно денег. Что еще нам нужно, чтобы быть хорошими родителями?
– Мы должны быть в мире с собой, со своим внутренним миром, – ответил он.
– Ты больше не ввязываешься в драки. Ты уже в мире с собой.
– Я только на полпути к этому. И ты тоже должна смотреть фактам в лицо.
В конце концов, хотя и знала ответ, она все-таки спросила:
– Каким?
– Ты должна смотреть в лицо тому, что случилось двадцать четыре года назад. Вспомни то, что ты отказываешься вспоминать… каждую деталь того избиения… Все, что тот человек сделал с тобой, когда тебе было всего шесть лет. И пока ты не будешь в мире с этим, тебя не оставят ночные кошмары. Ты никогда не обретешь мир, пока эти воспоминания мучают тебя.
Она откинула голову назад так, что ее волосы рассыпались по плечам.
– Мне не надо смотреть в лицо тем фактам, чтобы сейчас быть хорошим родителем.
– А мне кажется, надо, – сказал Макс.
– Но, Макс, так много есть детей, у которых нет дома, у которых нет никакого будущего. И прямо сейчас мы могли бы взять двоих из них…
Он сжал ее руку.
– Ты опять играешь роль Атланта. Мэри, я понимаю тебя. В тебе гораздо больше любви, чем в ком-либо другом. Ты хочешь поделиться этой любовью, в этом смысл твоего желания. И я обещаю тебе, у тебя будет эта возможность. Но усыновление – это очень важный шаг. Мы сделаем его только тогда, когда будем к нему готовы.
Она не могла на него сердиться. Она улыбнулась и сказала:
– Я подожду. Я обещаю.
Он только вздохнул.
Мэри не любила быстрой езды. Когда ей было девять лет, ее отец погиб в автокатастрофе. Она была в машине, когда это произошло. Автомобиль казался ей вероломным изобретением.
Она могла вынести большую скорость только тогда, когда за рулем был Макс. Находясь с ним в машине, она могла позволить себе расслабиться и даже испытывала некоторое приятное возбуждение, по мере того как за окном проносились, сменяя друг друга, различные пейзажи. Макс был для нее ангелом-хранителем и опекуном. Он ухаживал за ней и заботился об ее покое. И когда она была с ним, даже помыслить не могла, что с ней может случиться что-либо плохое.
Макс безумно любил гонять на «Мерседесе» на большой скорости и при этом избегать полицейского контроля. Машина доставляла ему такое же удовольствие, как и его коллекция оружия; как это бывало с ним и в любви, когда он сидел за рулем, он целиком сосредоточивался на своем занятии. На длинных безлюдных прямых трассах, когда все его внимание было сконцентрировано только на машине, в которой он находился, и на дороге, по которой он ехал, у него редко возникало желание говорить. В эти моменты он был подобен некой священной птице: с застывшими глазами, абсолютно безмолвный, сгорбившийся за рулем.
Когда он гнал машину, Мэри представляла себе то безрассудство, вкус к внутреннему возбуждению и ярость, которые бросали его в десятки потасовок. Странно, но эти его черты не пугали ее. Она даже находила его еще более привлекательным.
Они мчались к Лос-Анджелесу со скоростью девяносто миль в час.
Английский дом на восемнадцать комнат в стиле Тюдор в Бел-Эйр казался холодным и элегантным в тени деревьев, возвышавшихся на тридцать футов. В имение площадью около двух акров были вложены все до единого доллара деньги, заработанные ею на первых двух бестселлерах. Но она ни разу об этом не пожалела.
Когда они подъехали к дому по круглой аллее, встретить их вышел Эммет Черчилль. У него были седые волосы и ухоженные усы. Ему было шестьдесят, но на лице не видно было ни одной морщины. Жизнь в услужении устраивала как самого Эммета, так и его жену.
– Хорошо доехали, мистер Берген?
– Отлично, – ответил Макс. – Несколько миль держался на ста двадцати, и Мэри ни разу не вскрикнула.
– Я бы тоже хотел попробовать, – ответил Эммет.
Мэри ожидала увидеть на аллее другой «Мерседес».
– А Алана нет дома?
– Он заехал переодеться, – сказал Эммет, – но очень торопился поскорее отправиться на каникулы.
Она была разочарована. Она надеялась, что у нее будет еще один шанс убедить его, что они с Максом могли бы поладить друг с другом.
– А как Анна? – спросила она Эммета.
– Лучше не бывает. Когда вы позвонили сегодня утром сообщить, что возвращаетесь, она сразу же взялась за приготовление ужина. Сейчас она на кухне.
– Как только Макс примет душ и переоденется, он собирается в Беверли-Хиллз за покупками, – сказала Мэри Эммету. – Вытащите наши вещи из машины, пока Макс будет переодеваться.
– Хорошо.
Она направилась к двери.
– И, пожалуйста, выведите мою машину из гаража. В половине пятого мне надо быть у доктора Каувела. Я хочу…
Мужчина подошел к ней вплотную и безжалостно, с силой нанес удар. Нож глубоко вонзился в ее желудок, лезвие изогнулось, плоть разорвалась, брызнула кровь, боль пронзила ее, и темнота стала покрывать ее, покрывать…
Она пришла в сознание, когда Макс отнес ее наверх и положил в постель в их спальне. Она прижалась к нему, не в состоянии унять озноб.