– Что случилось? – строго спросил Машин папа.

– Там, в шкафу… – начала Никитина, но я ее перебила:

– Даниил нас напугал.

– Да я к вам и зайти не успел, как вы с криком выскочили! – возмутился тот.

– Не надо было мои тапки к полу приклеивать! – заявила я и продолжила свое вранье: – Мы спали, а он нас разбудил, вот мы и испугались.

– Даниил, ты на улицу больше не пойдешь! Все, пора тебя перевоспитывать! А теперь – марш в кровать! – велел ему отец.

– На… сувенир… – Даниил сунул мне в руки череп и понуро поплелся к себе.

Вернувшись в комнату, мы с Машей заперли шкаф на ключ, задернули шторы и положили рядом с собой икону. Подруга попросила меня лечь с краю, мол, если покойник будет лезть за ней, то сперва он наткнется на меня. Я согласилась поменяться местами, глубоко надеясь, что у представителей отряда покойников из семейства мертвячих в темноте хорошее зрение и что никто не схватит меня ночью, спутав с гражданкой Никитиной. Засыпать мы обе боялись и тихонько перешептывались о своих страхах. Пролежав так часа два, Маша предложила по очереди дежурить: чтобы сейчас часочек поспала я, а потом она меня разбудит и будет спать сама, а я буду следить, чтобы не появился покойный Трофимов. Я согласилась принять через час почетную миссию по караулу возле ее тела и моментально вырубилась. Но, видимо, усталость взяла свое, и моя подруга уснула вслед за мной, так как, когда я открыла глаза, будильник на Машкиной тумбочке, стоящей рядом с кроватью, показывал полпятого.

«Правильно Манюня делает, что спит, – подумала я. – Ну, что ей теперь из-за этого жениха с того света устраивать себе пытки бодрствованием в ночное время? Он, может быть, больше и не появится сегодня. Хватит с него и одного ночного визита. Покойникам, наверное, тоже спать хочется. Тем более что уже почти утро, а утром они пугаются кукареканья петухов и всего прочего. А интересно, как этот тип попал в шкаф? Тоже мне, Оле-Лукойе! Придумал бы что-нибудь пооригинальней». С этими мыслями я перевела взгляд в сторону шкафа, и мой сон моментально исчез. Возле шкафа стояло кресло, и в этом кресле, удобно развалившись, положив ногу на ногу, сидел Максим Трофимов! Он с улыбкой смотрел на нас.

– Тсс, – поднес он палец к губам. – Не буди ее, – сказал он негромко мне, – она еще прекраснее, когда спит.

– М-ма-ша, – пролепетала я.

– Зачем ты будишь мою Марию? Она так спокойно, так безмятежно спит. Не нарушай ее мирный сон.

– Маша, проснись! – начала я трясти подругу. – Маша, Маша, он опять пришел! Уходи, мертвятина, оставь нас в покое!

Никитина села в кровати, захлопала глазами.

– Тебе не дают покоя в этом мире, моя милая, так давай я унесу тебя отсюда… – сказал Максим и поднялся с места.

– Не подходи! Сгинь, нечистая сила! – Машка вскочила на ноги и начала швырять в покойника наши подушки, тапочки с пола и прочие вещи, попадавшиеся ей под руку.

Но Трофимов не собирался исчезать. Он встал почти рядом с нашей постелью и твердил что-то вроде: «Мария, со мной ты обретешь покой и счастье». А мы с Марией скакали по дивану, не зная, чем еще отбиваться от покойника.

– Икона! У нас же здесь есть икона! – вдруг вспомнила Никитина. И наставила на непрошеного гостя изображение Богородицы. – А ну, уходи!

Не то подействовала икона, не то стало светать, не то Трофимову надоело общаться с нами, но он вдруг растворился в воздухе и исчез.

– Ух, – вздохнули мы. – Какая радость – сгинул!

Мы подняли с пола брошенные вещи и устало улеглись. Манюня обеими руками прижимала к себе икону. Наверное, стоило обсудить, как дальше действовать в случае, если гость с того света появится снова, но мы обе так хотели спать, что никакие страхи не могли помешать нам мгновенно уснуть.

После завтрака Даниил объявил голодовку и повесил на двери своей комнаты листок с черепом и двумя перекрещенными костями. Я же, собрав свои вещи и подаренный ночью череп, пошла домой, обещав Машке вернуться как можно скорее.

Дома никого не было. Я позвонила маме на работу, сообщила, что вернулась. Она мне велела купить такие-то продукты, и я, выполнив это повеление, отправилась обратно к Никитиной.

Мария открыла мне дверь и протянула сложенный пополам листочек в клеточку.

– Брат удрал через окно, – объявила она.

– Решил продолжить голодовку на улице, – засмеялась я.

– Да ты прочти, прочти. Еще веселее будет.

Я раскрыла лист и пробежала начертанное довольно коряво послание:

«Мария!

Твоя подруга подло оклеветала меня ночью, когда я мирно шел из своей комнаты в туалет. Считаю себя смертельно оскорбленным и глубоко обиженным. Ты не защитила своего брата, не укрыла его от лжи, и я не желаю оставаться с тобой под одной крышей! Прощай, я покидаю тебя навсегда. Твой брат Даниил.

Р.S. Машка, ушел сжигать чучело директора, потом меня отправляют на особо опасное задание, приду вечером. Я.

Р.S. № 2. Если не вернусь – ищи в карьере».

– Да он же шел нас пугать, а не в туалет! Его просто кое-кто другой опередил! – возмутилась я.

– Естественно, он к нам шел. Он каждый раз что-нибудь эдакое ночью отчебучивает, когда у нас гости.

– Да, гостям у вас всегда весело, – засмеялась я. – Кстати, нестыковочка получается: в противогазе идти в туалет, это понятно, а зачем там простыня и череп?

– Не знаю. Если интересно, сама спроси, когда вернется.

– Эй, Даниил, выходи, подлый трус! – раздался крик под кухонным окном.

– Даниила нет, – высунулась в форточку Никитина.

– А где он?

– На ритуальном сожжении.

– Где?

– Где пожар увидишь, туда и иди.

Никитина засунулась обратно, и мы пошли к ней в комнату.

На кровати лежало белое свадебное платье.

– Платье! Ты замуж выходишь? Уж не за Максима ли? – засмеялась я.

– Это мамино. Правда, красивое? – Маша взяла наряд и приложила к себе. – Буду выходить замуж – надену его.

– А если оно тебе по размеру не подойдет?

Никитина внимательно посмотрела на платье.

– Сейчас примерю и узнаю.

Но оно было сшито как на нее.

– Еще бы и фату, – сказала я.

Маша вынула из шкафа венок из белых цветов, сделанных из ткани. В центре каждого была бусинка, а к краю лепестков пришпилена фата.

– Ну, как? Можно в церковь идти?

– Выглядишь потрясающе! – показала я большой палец. – Посмотри в зеркало.

Маша, хлопая мягкими тапочками с помпончиками, выбежала из комнаты в прихожую, где было большое зеркало, и почти тут же с криком влетела обратно, хлопнув дверью.

– Там… он! За мной пришел! – Никитина с неожиданной легкостью и быстротой придвинула к двери тумбочку и скомандовала: – Давай еще что-нибудь, чем забаррикадироваться…

– Максим там? – испуганно спросила я.

– Ага. В зеркале стоял. И помахал мне рукой.

В этот момент раздался стук в дверь. Мое сердце заколотилось. Мы переглянулись. Не знаю, как в моих глазах, а в глазах Машки стоял ужас. Стук повторился.

– Кто там? – еле выговорила я, так как от страха язык у меня заплетался.

– Мария… – услышали мы голос Трофимова. – Я пришел за тобой.

Никитина побледнела и пошатнулась, кажется, собравшись хлопнуться в обморок.

– Мария, я пришел за тобой, – вновь прозвучало за дверью.

– Нет… уходи! Не хочу! Чур меня, чур! – Машка, как подстреленный заяц, заметалась по комнате. – Уходи, уходи! Оставь меня в покое!

– Мария! Моя Мария! Открой! – начал колотить по двери Максим. – Я люблю тебя!

– Уйди, мертвяк проклятый! Я тебя не люблю! – заорала Машка и бросилась к окну. Подняв подол платья, она взобралась на подоконник, раскрыла окно и выпрыгнула на улицу.

Я кинулась следом. Белая фата Никитиной, несшейся во всю прыть, развевалась по воздуху. То, что Маша была в длинном платье и домашних тапочках, ей совершенно не мешало – она гнала, как олимпийская рекордсменка. Я едва поспевала за подругой. Пробежав несколько дворов, мы остановились, чтобы перевести дух.