Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Изобел Чейс

Мелодия любви

Глава 1

Ветровое стекло треснуло и разбилось. Либби Макферсон, словно во сне, смотрела, как осколки посыпались ей на колени. И только скрежет и лязг металла привели ее в чувство. Вокруг кричали и суетились люди, потом в машину внезапно хлынул поток ледяного воздуха, когда дверь со стороны водителя сорвали с петель.

— Хайме! — позвала Либби.

В ответ — тишина.

— Сначала вытаскиваем его, — распорядился человек в белом халате. — Девушку потом. Кажется, у нее всего-навсего повреждена рука.

Ее рука! Либби поднесла ладони к лицу и внимательно уставилась на них. Левая рука была вся в крови, и пальцы не шевелились. Либби закричала. Кто-то сделал ей укол, и все вокруг погрузилось во тьму.

— Либби, детка, тебе нельзя это делать! Неужели ты забыла, что надо беречь руки?

Нет, она прекрасно помнила. Стоило ей отрезать кусок хлеба, родители тут же делали ей замечание. Другие дети могли играть с ножами, лазать по камням, а Либби должна была беречь руки. Каждый день она часами просиживала за пианино, страстно мечтая вырваться на свободу. Либби была самой одаренной юной пианисткой в стране. Ее семья даже переехала в Лондон, чтобы Либби могла заниматься с лучшими учителями. Они настаивали, что девочка должна изучать теорию и технику игры. Талант нужно пестовать и развивать, а не ослеплять им падкую на сенсации публику.

Ее родители были разочарованы. Сами они не имели никакого отношения к музыке и безгранично гордились своей дочерью, жертвуя ради нее всем. Либби с радостью училась в Лондонской школе музыки и легко сдавала все экзамены. Когда она впервые появилась на сцене, то вызвала всеобщий восторг, и ее стали всюду приглашать с выступлениями.

Это была ее первая поездка в Америку. Жаль, что родители не смогли сопровождать ее, но зато Либби впервые в жизни познала вкус свободы. Она играла в Чикаго, Вашингтоне, Сан-Франциско и вот теперь была в Нью-Йорке. Либби была в восторге от Америки. Поистине, это страна возможностей, и девушка с радостью пользовалась ими.

Ее менеджер Хайме Запата сопровождал Либби повсюду. Он и его жена Хуана стали ее самыми близкими друзьями. Хайме вез ее домой после концерта, когда черный седан возник, будто из ниоткуда и врезался в их машину. В салоне стоял тошнотворный запах смятых цветов, недавно полученных Либби посреди бурных оваций. А после этого ничего, кроме забытья и теплоты больничной палаты.

— Хуанита!

— Я здесь, — раздался успокаивающий грудной голос.

Либби всегда восхищалась чуть заметным испанским акцентом Хуаны и ее мужа.

— Ты должна быть с Хайме!

— Он спит. — Хуана прикусила губу.

— С ним все в порядке? Ответь мне!

— Он в порядке. Ему наложили гипс, но врачи говорят, что ничего страшного. По правде говоря, Хайме больше беспокоится о тебе.

— Но это же смешно! Я чувствую себя просто превосходно.

В темных глазах Хуаны показались слезы.

— А твоя рука?

И только теперь Либби вспомнила. Ее рука была перевязана, под пальцы подложена дощечка, чтобы зафиксировать ладонь. Либби прикрыла глаза.

— Я смогу играть?

Хуана вытерла слезы.

— Никто не знает. Врачи сказали, что порвана связка. Они сделали все, что могли…

— Значит, я не смогу играть? — перебила Либби.

— Немножко сможешь. Но только не всю программу целиком.

— Тогда мне лучше вернуться домой, — ровным голосом произнесла Либби, хотя мысль о встрече с семьей приводила ее в ужас.

— Думаю, тебе надо немного повременить. Так считает Хайме. После лечения станет лучше. Ты можешь остаться с нами в Сан-Франциско.

— Но у тебя и так довольно забот с Хайме, — слабо возразила Либби.

Хуана поднялась.

— Хайме так решил, детка, и, как его жена, я должна исполнять его волю. Как только вы немного окрепнете, мы полетим в Сан-Франциско!

Либби откинулась на подушки. В ноздри опять вошел аромат цветов. Надо сказать сестре, чтобы она их выбросила. Если Либби когда-нибудь решится сажать цветы, то они будут совсем без запаха, как кактусы! Правда, корявые, мясистые листья кактусов всегда вызывали у нее отвращение. Либби отвернулась к стене и разрыдалась. Лучше бы она вообще умерла! Она ведь ничего не умеет, кроме, как играть на рояле.

— Нет, ты только послушай! — со смешком произнесла Хуана. — Ни за что не поверила бы, если бы не увидела своими глазами.

— Что такое? — Либби выхватила у нее из рук музыкальный журнал.

— Вот, в разделе объявлений! — Хуана ткнула ярко-красным ногтем в страницу.

Либби прочла:

«Требуется молодая, музыкально одаренная женщина для обучения одаренного мальчика. В перспективе возможен брак. Обращаться к Джонатану Хоупу, ранчо «Биг Джей», Рэттлснейк».

— Рэттлснейк! — воскликнула Либби. — Ничего себе название!

— Ну и как тебе объявление? — спросила Хуана.

— Здесь перечислены требования, — задумчиво протянула Либби. В ее взгляде была смесь изумления и гнева. — Я собираюсь попробовать.

Хуана улыбнулась:

— Неплохая мысль. Сможешь пока собраться с мыслями. Напиши ему, что живешь у нас в Сан-Франциско.

— Если я соглашусь, то только затем, чтобы преподать ему урок. Как вообще можно предположить, что человек, соответствующий этим требованиям, вдруг бросит все и отправится в Рэттлснейк учить какого-то сосунка играть на пианино!

— Возможно, мальчик действительно талантлив.

— Еще бы нет! Неужто он не понимает, что люди жертвуют всем и отказываются от всего, чтобы добиться таких вершин?

Однако Хуана хранила полное спокойствие.

— Напиши ему, а я опущу письмо в почтовый ящик.

— Я сама! — Либби гневно смотрела на объявление.

Ей понадобилось очень много времени, чтобы сочинить письмо. Либби хотела, чтобы оно было обидным и одновременно изысканно вежливым.

— Возможно, я даже съезжу к нему на ранчо, — заявила она. — Я не могу вечно жить у вас, а вернуться домой к родителям у меня пока не хватает духа. Понимаешь, изменилась не только моя жизнь, но и их. До этого все вращалось вокруг музыки.

— Оставайся с нами, сколько хочешь! Ты не думала, что преподавание — это выход для тебя? Необязательно именно эта работа.

— Может быть.

Правда, сама Либби была не в восторге от такого предложения. Ее не радовала мысль, что придется учить других, создавать музыку, она хотела делать это сама. Либби взглянула на свою забинтованную руку. Такая маленькая, а разрушила всю ее жизнь!

— Пожалуй, пошлю ему несколько последних снимков, — решила Либби. — И автограф на память! Конечно, мое имя ему ни о чем не скажет, зато заставит хорошенько подумать.

— А вдруг он не такая уж деревенщина? — с сомнением произнесла Хуана. — Нельзя же определить по адресу.

— Можно! — Либби размашисто подписала фотографию и сунула ее в конверт.

Хуана задумчиво посмотрела на нее:

— Ты считаешь, что тебе никто не нужен, но это не так.

Либби покачала головой:

— У вас с Хайме все иначе. Но у меня есть музыка… — Она запнулась. — Была музыка. И больше я ни в чем не нуждалась.

Хайме с Хуаной справедливо гордились своей квартирой. Из окна открывался роскошный вид на "Золотой мост», а все комнаты украшали американские и мексиканские антикварные безделушки, которые Хайме собирал по всей южной Калифорнии. Одним из его увлечений были музыкальные инструменты — они висели на стенах и прятались по углам.

Либби чувствовала себя здесь как дома. Честно говоря, эта семья была более музыкальной, нежели ее собственная. Конечно, ее родители гордились достижениями дочери, но больше любили ее славу, нежели музыку. У Хайме с Хуаной все было по-другому. Всю свою жизнь они посвятили музыке — собственной и чужой.

1
{"b":"158753","o":1}