Он вышел в переднюю, прихватил пиджак и скрылся за дверью. Весь разговор он провел спокойно и миролюбиво. И отметил про себя, что Эвелин держалась еще спокойнее и миролюбивее. К ее чести, она не обрушила на него град упреков. Пока. Его дражайшая половина достаточно умна и проницательна во всем, что касалось сердечных дел, но не всегда удерживалась от язвительных замечаний, так что по возвращении ему наверняка еще предстоит нечто выслушать, в этом сомневаться не приходится.
Мэджин — иное дело. Даже пьяная, она понимала, что делает роковой шаг. Это был, в сущности, ультиматум, она знала, что ее поступок, ее звонок может привести к катастрофе. Если теперь вся история выйдет наружу, он никогда не сумеет простить ее.
Харрисон вывел свой «крайслер-империал» из гаража и поехал в восточном направлении. Этот ее звонок сущий бабский идиотизм… Неужели она не может немного подождать? Подъехав к дому, где жила Мэджин, и не обнаружив там Артура Кэднесса, он решил подождать его в холле. В подобного рода мероприятиях просто необходимо, чтобы кто-то был под рукой.
Его помощник приехал минут через десять, и Харрисон встретил его у подъезда. Кэднесс исключительно надежный человек, профессионал, заслуживающий абсолютного доверия. Правда, выглядел он странновато со своими этими очками в роговой оправе, в старомодных белых штанах и свободно болтающемся пиджаке. Но Харрисон не придавал особого значения тому, как одеваются его сотрудники, во всяком случае, сотрудники-мужчины…
— Я войду первым, — сказал Харрисон, — и посмотрю, что там к чему. Она намекала на самоубийство. Думаю, вы должны быть здесь на тот случай, если понадобятся экстренные меры.
— Хорошо, — сказал Кэднесс. — Но, может, она еще не успела наделать глупостей.
— Черт! Если я не управлюсь с этим, можно считать меня покойником.
— Будем надеяться, что все обойдется, сенатор.
Харрисон расправил плечи и двинулся к лифту. Когда он поднимался, ему казалось, что лифт будет ползти вечно и, возможно, это будут как раз те минуты, на которые он трагически опоздает. Выйдя на площадку, Харрисон сначала позвонил в квартиру Мэджин, потом достал ключ. В квартире было темно и пахло виски. Он не услышал ни звука. Позвал ее, но ответа не последовало. Страх по-настоящему начал забирать его, страх наваливался со всех сторон, леденящий страх ее смерти.
Он бросился в спальню, откуда пробивался слабый свет ночника. Сердце билось как сумасшедшее, возвращая воспоминания о сердечном приступе. Вот ирония обстоятельств! Если сейчас, не дай Бог, приступ повторится, то это опять случится рядом с Мэджин. Всевышний, кажется, уделяет им гораздо больше внимания, чем они стоят.
Он обнаружил ее в постели, каштановые пряди волос разбросаны по подушке, рука все еще лежит на телефоне. Вот она, здесь, в его рубашке, с лицом мертвого человека. Да, он слишком долго добирался сюда. Опоздал! Он пристально всмотрелся в ее грудь и, увидев, что она слегка вздымается, чуть не заплакал от облегчения.
Сев рядом с ней, Харрисон подождал, пока уймется сердцебиение. Немного успокоившись, протянул руку и коснулся ее лица. Гнев от пережитого смертного ужаса угас. Внезапная радость за них обоих вошла в него легким и горячим потоком. Он прошептал:
— Мэджин.
Глаза ее чуть приоткрылись. Бесконечно долгую минуту она смотрела на него, не узнавая. Наконец произнесла его имя и заплакала. Он приподнял ее и, сжимая в руках, как младенца, начал покачивать.
— Мэджи… Мэджи, — повторял он опять и опять.
— Я боялась, что ты меня совсем забыл, — всхлипывая, проговорила она.
— Нет, дорогая моя, нет. Как я могу тебя забыть?
— Я знаю, Харрисон, они не пускали тебя ко мне. Ты рвался ко мне, а они не пускали тебя, ведь так?
— Да, да, моя хорошая. Я ничего не мог с ними поделать.
Она взглянула на него заплаканными и какими-то затуманенными глазами, на коже ее проступили пятна.
— Я погубила нашего бэби, — сказала она. — Я никогда в жизни не пила столько…
— Зачем ты сделала это?
— Не могла я больше терпеть! — выкрикнула она. — Ох, Харрисон, ты не представляешь, как мне было плохо. Я всегда должна знать, что ты любишь меня. А я не знала… Скажи мне…
— Да, да, Мэджин, я действительно люблю тебя.
— И ты не бросишь меня? Обещай, что ты меня не оставишь.
— Нет, конечно нет. — Она прижалась лицом к его груди, прильнула к нему, тело ее дрожало. — Мэджин, ты не должна так поступать с собой. Да и со мной тоже. Ох, и этот звонок… Зачем ты позвонила мне домой? Ты не представляешь, что ты наделала. Или представляешь?
— Прости меня, прости. Я не хотела причинить тебе зла, но не было сил больше жить. Я должна была увидеть тебя. Должна! Хотя бы напоследок, Харрисон. Я хотела убить себя…
— Не говори так! И даже не думай об этом.
— Я могу жить, только если ты будешь рядом, — сказала она, сжимая холодными пальцами его руку. — А когда бросишь меня, я покончу с собой…
— О, Мэджи…
— Ты ненавидишь меня?
— Нет, что ты! С чего ты взяла?
— А что будет с нашим бэби?
Какую-то долю секунды Харрисон колебался, потом сказал:
— Я его тоже люблю.
— Но тебе было бы лучше, если бы я не забеременела, верно? Скажи?
— Это, конечно, не самый подходящий момент… Мне бы самому стоило быть осторожнее. Ну а я винил во всем тебя, это несправедливо. Но я должен, должен одержать победу на выборах! Осталась пара недель, вот и все.
— И если бы я не забеременела, мы, как и прежде, были бы счастливы? Да? Ты приходил бы ко мне сюда, и мы любили бы друг друга? И ты не позволял бы этим своим чертовым помощникам встревать между нами? И после выборов женился бы на мне…
Мэджин откинулась на подушку. Харрисон, протянув руку, нежно сдвигал пряди волос с ее лба.
— Мэджи, я знаю только, что мне надо еще какое-то время продержаться. Я сейчас ни о чем другом, кроме выборов, не мог думать. Но я люблю тебя. Ты и сама это знаешь. Что бы там ни было, ты должна верить мне.
Она смотрела на него ищущим взглядом, от которого душа его разрывалась на части. Она ждала от него того, чего он не мог ей дать. Харрисон понимал, что совершает сейчас чудовищную ошибку, переплетая ее жизнь и ее счастье с обстоятельствами своей карьеры. Вообще во всей этой истории он гораздо больше достоин осуждения. Во всяком случае, в том, что она позвонила ему домой, виноват он сам. Он сам довел ее до этого. Она это сделала не из желания досадить ему, а с горя.
— Все, что мне надо, это знать, что я не потеряла тебя.
— Радость моя, обещаю тебе, после выборов все будет как прежде.
Харрисон наклонился к ней и нежно поцеловал. Она приняла его ласку, забыв обо всем на свете от одного-единственного ощущения — знакомого вкуса его поцелуя. Он сжимал ладонями ее лицо, затем рука его скользнула вниз, к ее великолепной груди. Она тоже, почувствовав возбуждение, провела по нему рукой и, нащупав признаки его сильного возбуждения, застонала.
Но он отнял ее руку от предмета своей муки, поцеловал нежное запястье и прошептал:
— Я не могу теперь. Чем скорее я вернусь домой, тем лучше. Эвелин слишком подозрительна. — Он опять поцеловал ее в губы, но не так проникновенно, как до этого. — Обещай мне, детка, что с тобой все будет хорошо.
— Да, милый, да, ничего не бойся.
Он улыбнулся, как улыбался ей тысячу раз прежде, чмокнул ее на прощание в щечку и пошел к двери. Мэджин лежала абсолютно неподвижно до тех пор, пока его шаги не смолкли за дверью. И вот, когда раздался звук запираемой двери, она до крови прикусила губу.
Харрисон так и не сказал ей, что делать с ребенком. Даже не обсуждал этого вопроса. Но ясно дал ей понять, чего хочет. И Мэджин его поняла. Она теперь знала, что делать, пусть для этого даже придется загубить свою бессмертную душу.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
