Она присела рядом с ним на край кровати, случайно его задев. Он поднял голову от подушки и, полуосознанно улыбнувшись ей, сразу же снова заснул. Бедняга, как его изнурила болезнь.
Бритт погладила его по серебряной гриве, испытывая к мужу почти материнские чувства. Тетя Леони как-то сказала ей перед свадьбой, что женитьба для мужчины — это способ обрести в себе маленького мальчика. И тут не имеет никакого значения, что он член Верховного суда и в два раза старше ее. Мужчина есть мужчина, и какая-то часть в нем навсегда остается маленьким мальчиком.
Она, правда, не слишком часто обнаруживала подтверждение того, что и в Энтони этот мальчик все еще жив. Он не искал в ней ничего материнского, хотя, казалось, нашел в ней прилежную сиделку. Впрочем, она не сомневалась, что, если она заболеет, он тоже будет заботливо ухаживать за ней, и маленькая девочка, затаившаяся в самом дальнем уголке ее души, наверняка будет рада этому.
Бритт наклонилась и поцеловала его в висок, отчего он даже не пошевельнулся. Ей показалось это обидным, она так надеялась, что он проснется, она хотела его любви, его ласк.
Может, он еще сам проснется, подумала она и, встав с постели, потихоньку начала раздеваться в темноте. Снимая украшения, платье и белье, она смотрела на неподвижное тело мужа. Она старалась не часто показываться мужу полностью обнаженной, но сегодня тот случай, когда ей хотелось этого. Она хорошо запомнила одну ночь, которую они провели в Кении, в самый разгар сафари. После долгого дня ходьбы, фотографирования и прочего они, еще две пары туристов и старый проводник Лайонел Эллис сидели в лагере, расположившись кружком у костра, и попивали джин с тоником, когда она почувствовала сильное желание уединиться с мужем.
Она взяла его за руку, и они удалились в свою палатку, стоящую на дальнем конце лагеря. Вот тогда-то она впервые и разделась перед ним донага. Затем, поцеловав его, начала расстегивать его рубашку и шорты, и они любили друг друга. Потом, лежа в его объятиях, она спросила, не смутила ли его своим незамысловатым стриптизом, и он сказал, что нет, не смутила, но признался, что это впечатление для него довольно свежее, если не сказать вообще новое.
Бритт подумала, что, скользнув в постель нагой и уютно прижавшись к Энтони, можно, конечно, разбудить его, но вряд ли в таком состоянии он сумеет оказаться на высоте. Ну что ж, будут и другие ночи, когда все у них пойдет прекрасно.
Она отправилась в ванную, умылась, почистила зубы и, исследовав свое отражение в зеркале, облачилась в белую кружевную ночную рубашку, подаренную ей Энтони в первую неделю медового месяца. Затем, приведя в порядок волосы, она вернулась в спальню и спокойно легла спать. Энтони тихонько застонал и положил свою руку на нее, хоть и бессознательно, но проявив внимание. Бритт поцеловала его руку и вздохнула.
Она лежала и думала, что обрела огромное счастье, став миссис Энтони Мэтленд. Гораздо большее счастье, чем могла ожидать. Перед самой идеей брака она испытывала особый трепет. И даже дав согласие, уже во время помолвки немного беспокоилась относительно физиологической части их будущих супружеских отношений. И если до свадьбы они переспали только три раза, то лишь потому, что Энтони находил внебрачный секс не совсем пристойным. Бритт, однако, считала, что секс является значительной частью брака, а потому не хотела бы в столь существенном деле сыграть в русскую рулетку. Она понимала, что идет на определенный риск, настаивая на добрачной близости, поскольку затрагивала этим религиозные и моральные устои Энтони, но все же настояла на своем и не пожалела об этом.
Вскоре после их помолвки он пригласил ее на Восточное побережье, в свой фамильный дом «Роузмаунт». И там в заснеженный зимний вечер они впервые сблизились. Все прошло прекрасно. Энтони оказался нежным и внимательным любовником, весьма искусным как в самом процессе, так и в его жарком завершении.
Второй раз они любили друг друга в апреле, в ее квартире, после чего она угостила его собственноручно приготовленными кушаньями и домашним вином. В тот раз, если она и соблазнила его, то это произошло легко, ей даже не пришлось проявлять особой изобретательности, Энтони сам пошел на сближение, и она восприняла это как добрый знак.
А в его семейном доме на Чеви-Чейз они почти суеверно не занимались сексом, пока не наступил июль, и до свадьбы остался месяц. В тот день они устроили себе во внутреннем дворике дома довольно забавный праздничный обед, состоящий из гамбургеров и пива, после которого Бритт, лежа на солнышке в бикини и шортах, почувствовала возбуждение. Когда Энтони сел напротив нее в шезлонг, она потихоньку начала склонять его к любовной игре, и это ей удалось.
Они поднялись в спальню, и он впервые овладел ею на брачном ложе, которое столько лет делил с Кэтрин. И если в этот раз все прошло не вполне удачно, то лишь потому, что Бритт испытывала чувство вины. Конечно, это была подсознательная реакция, но вполне объяснимая. Энтони потом как-то признался ей, что испытывал то же самое.
Их первая брачная ночь, проведенная в нью-йоркском отеле «Уолдорф», прошла, как и предшествующие, в нежной любви и близости. Но на этот раз она более, чем всегда, ощутила родство душ, почувствовала, что узы, связывающие их, неразрывны. Большего Бритт не могла и желать.
Лежа теперь рядом с мужем, она по-новому услышала его знакомый, ставший таким родным запах. Всего за две недели они достигли такой степени близости, какой она никогда прежде не знала ни с кем другим, даже с Дрейком Крофтом, первым ее мужчиной, курсантом военно-морского училища, в которого, как ей казалось, она была влюблена до безумия.
Бритт сблизилась с Дрейком, когда впервые приехала на север Штатов, и какое-то время не сомневалась, что они поженятся. Всякий раз, когда он получал увольнительную, она доезжала на автобусе до Аннаполиса или он приезжал в Вашингтон, они снимали номер в какой-нибудь недорогой гостинице или мотеле. Их сексуальная жизнь всегда была полна энтузиазма, но насчет утонченности, которая может существовать в подобного рода занятиях, Дрейк не сумел дать ей ни малейшего представления, очевидно, и сам, по молодости лет, еще не догадываясь о существовании оной.
Она, правда, ясно помнила ту встречу, когда впервые испытала оргазм. Это было ранней весной, к тому времени она прожила в Вашингтоне уже несколько месяцев. Они с Дрейком провели целый день в маленьком мотеле на окраине Аннаполиса. Всю вторую половину дня шли обильные грозовые дожди. Дрейк выходил под ливень, чтобы купить пиццу, которую они жадно слопали прямо в постели. Время от времени они под звук телевизора занимались любовью. Но оргазм она испытала только в полночь.
Она проснулась от его ласк и очень быстро возбудилась. В тот раз все было так восхитительно, как никогда прежде. Возможно, как она думала потом, это произошло потому, что она не до конца проснулась.
Само воспоминание об этом возбудило ее теперь, и она отодвинулась от мужа, пока возбуждение не достигло крайней точки. Для Энтони сейчас самое главное поправиться, а уж потом они вволю позанимаются любовью. Индианки, в сущности, правы: закутаться в плащ и дразнить заболевшего мужа своей недоступностью, — тогда он скорее поправится.
Бритт смотрела в темный потолок, слишком возбужденная, чтобы заснуть. Физическая усталость, конечно, давала себя знать — сегодняшний день, начавшись в Африке, длился, как ей казалось, бесконечно, — но разум ее был взбудоражен и переполнен мыслями и образами. События последних недель проходили в сознании одно за другим, но постепенно их вытеснили более свежие впечатления — воспоминания о прошедшем вечере и о беседе с Элиотом, когда они прогуливались возле посольства.
Да, она сочувствовала ему, понимала его боль и сказала ему об этом. Но теперь, вспоминая подробности их сегодняшнего расставания, она подумала, что было в его глазах нечто, совсем не похожее на огорчение. Она отчетливо помнила, как он держал ее руку. Они говорили о семействе, о дружбе, делились вполне невинными секретами, но за всем этим, как она теперь осознала, стояло иное: они говорили о себе двоих. И она содрогнулась, представив, о чем именно мог он в те минуты думать. Все же Бритт надеялась, что Элиот правильно истолковал возникшие между ними дружеские отношения. Несомненно, он понимал, что все ее действия вызваны только сочувствием к нему. Конечно, конечно, он понимал это, ведь не дурак же он. Ведь он прекрасно знает, что она жена его отчима. Просто в столь трудный момент жизни ему приятно было встретить доброжелательность и отзывчивость новоявленной родственницы. Скоро он и думать об этом забудет. А она сделала что могла, постаралась если не утешить, то хоть немного ободрить его…
