– Что случилось? – спросила она.

– Полиция, – сказал Джерри.

Девушка согласилась, что полицейских следовало вызвать, хотя до сих пор не задумывалась об этом.

– Они хотели бы поговорить с вами внизу, – сообщил Джерри.

– Но я же ничего не знаю, – поморщилась Элайн.

– Они разговаривают со всеми.

Она вздохнула:

– Ну хорошо. Я снова уложу мистера Матерли и спущусь через; несколько минут.

Джерри кивнул и поспешил по коридору к лестнице, его тонкие и длинные ноги напоминали ноги краба или насекомого.

– Наверное, вы все слышали, – сказала она, закрыв дверь и повернувшись к Джейкобу Матерли.

Слезы уже перестали течь, железное самообладание снова вернулось к старику. Он проворчал:

– Если они захотят поговорить со мной, им придется подняться сюда.

– Мы постараемся, чтобы вам не пришлось с ними разговаривать, Запротестовала девушка. Она достала еще успокоительного из аптечки, налила стакан холодной воды из обложенного льдом кувшина возле его кровати и посмотрела, как он выпил таблетку.

– Спасибо вам, – улыбнулся Джейкоб. – С меня довольно было полицейских в прошлый раз, довольно их ехидных замечаний, их грубых расспросов. Я иногда думаю, что полицейские более злобны с богатыми, нежели с бедными. Они позволяют своей зависти уводить себя чуть дальше, чем следует.

– А теперь спите, – попросила она.

– Я попытаюсь.

Он закрыл глаза и скрестил руки на груди, пока она выключала свет. Элайн быстро отвела от него взгляд, потому что "в это в момент он выглядел как покойник в гробу, готовый к захоронению.

В холле она обнаружил, что кто-то выключил свет. Покров теней расстилался вдоль всего коридора до тех пор, пока через верхнюю площадку лестницы снизу не просочился слабый свет. И голоса. Голоса тоже донеслись до нее, отдаленные и гулкие, произносившие слова, которые нельзя было разобрать. Они так же легко сошли бы как за призраков, стонущих в стенах, так и за людей, ведущих обычный разговор.

Она сошла вниз по лестнице, осознанно стараясь замедлить биение своего сердца. Глупые страхи. Детские страхи. "Элайн, – бранила она себя, – ты становишься такой же вычурной, как и этот дом, такой же глупой, как Деннис Матерли".

Тем не менее, когда она добралась до нижней площадки лестницы и Джерри вышел из ниши, чтобы проводить ее к полицейским, она так испугалась, что отпрянула и негромко вскрикнула от страха. Дворецкий взял ее за руку, похлопал по ней и сказал, что знает, что она испытала, и сожалеет, что напугал ее.

Элайн проследовала за ним в кабинет – в яркое озерцо желтого света, моргая, пока ее глаза привыкали к перемене. Она увидела там всех домашних:

Ли, Денниса и Гордона, Пола Хоннекера. Еще там было двое полицейских. Высокий, широкоплечий человек примерно лет сорока представился как капитан Ранд, а более приземистый, смуглый и проворный детектив, больше смахивал для того, кто привык к старым фильмам по телевидению, чем на блюстителя законности.

– Пожалуйста, садитесь, мисс Шерред, – попросил ее капитан Ранд. Он улыбнулся, показывая безукоризненные белые зубы.

Элайн распознала улыбку профессиональную, а не идущую от души" сродни той улыбке, которую она научилась изображать, когда это требовалось и в ее работе. Она полагала, что бывают времена, когда полицейскому, точно так же, как и медсестре, совершенно не из-за чего улыбаться, но он вынужден это делать ради окружающих. Трудно улыбаться и быть бодрой с человеком, умирающим от рака, когда он не подозревает о своем приговоре, но это необходимо. Капитану Ранду наверняка было неприятно улыбаться, столкнувшись с кровью, тяжелораненой девушкой, ножами, тьмой и необъяснимым сумасшествием. Но от него ожидали этого, и он улыбался.

Она села на диван рядом с Гордоном Матерли. Это было неосознанным движением, которое она не сумела бы объяснить. В кабинете были и другие свободные кресла. Просто она чувствовала себя безопаснее возле Гордона.

– Мисс Шерред, – начал капитан Ранд, – мы услышали рассказ о том, что случилось этой ночью, от всех, кроме вас. Мы хотели бы, чтобы вы рассказали нам все, что знаете о.., гм, несчастном случае.

– Вообще-то рассказывать особенно нечего, – вздохнула она.

– Тем не менее мы хотелось бы выслушать, – настаивал полицейский. Он снова улыбнулся. Улыбнулся одними губами. Взгляд у него был жесткий, вероятно ожесточившийся после подобных вещей на протяжении слишком многих лет. – Всегда есть вероятность, что один свидетель заметит то, что не заметил никто другой, какую-нибудь подробность, которая увяжет все кусочки друг с другом. – Но интонация его голоса, усталость, явно таившаяся за этой улыбкой, говорили, что он не надеется на подобное чудо., Элайн поведала ему всю историю – до того момента, как она покинула место происшествия, чтобы осмотреть Джейкоба Матерли. Она не посчитала уместным прибавить историю Джейкоба о семейном сумасшествии – отчасти потому, что не принадлежала к семье и не имела права говорить о них, а отчасти потому, что она еще не знала, насколько заслуживают доверия россказни старика.

Когда она закончила. Ранд поинтересовался:

– Когда вы услышали крик, не показалось ли вам, что в нем проскользнули какие-то слова?

– Это был просто крик, – ответила она.

– Подумайте как следует, мисс Шерред.

– Просто крик, – повторила она.

– Зачастую, – заметил Ранд, прохаживаясь взад-вперед перед собравшимися свидетелями, – жертва в последний момент произносит имя напавшего. Мог ли крик быть искаженным именем.., именем или, возможно фамилией?

Элайн подумала над этим какое-то мгновение.

– Нет. Определенно нет.

Казалось, Ранд был разочарован. На какой-то момент его спокойное выражение лица и мягкая, профессиональная улыбка исчезли.

Во время этой паузы она спросила:

– Силия жива?

– Она в коматозном состоянии, – сообщил Ранд. – Она потеряла очень много крови и перенесла тяжелый шок. Ткани желудка дважды проколоты, хотя никакие другие органы не задеты. Вена на бедре перерезана. Она до сих пор в операционной и пробудет там, скажем так, еще некоторое время.

Ли Матерли подался вперед в кресле возле письменного стола и обхватил лицо ладонями. Он ничего не сказал.

– Вы не видели нож где-нибудь поблизости от тела, мисс Шерред? спросил капитан Ранд.

– Насколько я помню – нет.

– А что-нибудь наподобие ножа – резчик для вскрытия конвертов, садовый инструмент?

– Нет.

– Полагаю, это вы приподняли девушке ноги и попытались вызывать отток крови от ее брюшной полости.

– Я – медицинская сестра. Он понимающе кивнул:

– А жертва, пока вы занимались ею, приходила в сознание?

– Она была слишком слаба.

– Она вообще не сказав ни слова?

– Ничего.

– Вы бы заметили, если бы она открыла глаза? Вы не настолько растерялись, чтобы не заметить у нее момент сознания?

– Я – медицинская сестра, – повторила Элайн. – Я не растеряюсь из-за болезни, или ранения, или смерти. – Ей начинало не нравиться то, как капитан Ранд расспрашивает ее, налегая на каждый пункт снова и снова, как будто она ребенок, от которого не ждут, что он вспомнит как следует, если его не подстегнуть. Она понимала, что ему необходимо вести себя так и что он всего лишь выполняет свою работу, но ей это не нравилось.

К счастью, ее ссылка на свой профессионализм, похоже, возымела действие, и полицейский кивнул, как ей показалось, оправдываясь и с уважением. Он даже сказал:

– Простите, что я забыл принять это в расчет, мисс Шерред.

Она улыбнулась, принимая его извинения.

И тут Элайн внезапно обнаружила, что ее ладонь покоится в ладони Гордона. Его теплые сухие пальцы обхватывали ее собственные и удерживали их, мягко сжимая. Она была удивлена, потому что не помнила, чтобы тянулась к нему, – и не чувствовала, чтобы он тянулся к ней. Но в какой-то момент, во время расспросов, они стали искать успокоения и нашли его вместе.

Элайн покраснела, но не убрала свою руку. Это было замечательно, что ее руку держат, что Гордон воспринимает ее как нечто большее, нежели просто новую домашнюю прислугу семьи.