Саму могилу Брюса мы не нашли. Искали долго, обходя погребение за погребением.

Трудно искать черную кошку в темной комнате.

Так обстояли дела и с могилой Брюса. Она исчезла, оказалась забытой и снесенной. После того, как памятник выкопали, она превратилась в безвестный земляной холмик, который ктому же постепенно разрушался, пока не осыпался совсем.

Один из самых известных шотландцев, охотник за священным Ковчегом Завета, чье «имя было внесено человечеством в списки тех, кого отличали доблесть, достоинство и гений», не оставил после себя даже скромного захоронения.

Глава двадцать четвертая. РОССЛИНСКАЯ ЧАСОВНЯ

1

Вам знакомо чувство, когда кто-то наблюдает за вами через прицел снайперской винтовки?

Когда, считая себя хозяином своей жизни, контролирующим положение вещей и ход событий, внезапно обнаруживаешь, что заблуждался Кто-то внимательно следит за тобой, положив указательный палец на спусковой крючок. И твоя жизнь, целиком и полностью зависит от одного плавного движения этого пальца, после чего все вещи, которые волновали тебя еще несколько мгновений назад, полностью теряют смысл – занавес опускается и наступает темнота.

Когда обнаруживаешь, что совершенно невероятные события, происходящие друг за другом в твоей жизни, увлекают тебя помимо воли в клокочущий и смертельно опасный водоворот.

Когда все вокруг происходит так быстро, что не успеваешь даже реагировать на перемены, и стирается грань между вымыслом и реальностью.

Если хотя бы один раз в жизни вы испытывали ощущение «пятого угла», неприятный холодок страха, проникающий в каждую клеточку вашего тела, тогда легко сможете понять наши с Питером чувства, когда мы выслушали сообщение полиции.

Среди четверых террористов, погибших в автомобильной аварии, тело Абу Дауда не было найдено! Смертельно опасный террорист, последний из оставшихся в живых участников мюнхенской резни, все еще находился на свободе.

Не буду излишне кривить душой: мне не удалось сохранить олимпийское спокойствие, когда я узнал это известие. У меня не было никаких иллюзий относительно дружелюбного настроения Абу Дауда по отношению к нам.

Питер, хотя и старался бодриться, тоже заметно нервничал.

– Выкрутимся, – говорил он, упаковывая чемоданы перед отъездом из Кинэйрда. – Все будет хорошо.

– Очень надеюсь на это, – машинально отзывался я. – Теперь каждый вечер я засыпаю с мечтой о новом дне.

– Мелковато для тебя, – с подозрением замечал Питер.

– Совсем нет. Начинаю находить удовольствие в маленьких радостях. Думаю, например, о своей старости и о будущей пенсии.

– Помогает?

– Отвлекает от мыслей о «Черном сентябре», – сообщал я.

Итоги нашему затянувшемуся пребыванию в Кинэйр де Питер подвел следующими словами:

– Как говорил известный наполеоновский генерал, когда потерпел сокрушительное поражение в одном из боев – «Мой левый фланг отступает, правый фланг бежит, центр смят противником – считаю положение дел великолепным, перехожу в наступление!»

Конечно же, Питер преувеличивал. Я был уверен, что мы все ближе и ближе к разгадке тайны Ковчега Завета.

Мы взяли напрокат четыреста пятую модель «пежо» белого цвета и, ориентируясь на карте дорог и автомагистралей, продолжали свой путь в южную часть Шотландии. Мы ехали в сторону Эдинбурга, от которого нам предстояло затем свернуть на маленькую проселочную дорогу, ведущую также на юг.

Через три с половиной часа спокойной езды, в течение которой Питер часто поглядывал в зеркало заднего вида и с облегчением сообщал мне, что «хвоста» в виде подозрительных машин нет, мы, наконец, достигли Росслина.

Часовня находилась в стороне от небольшого поселка, на вершине высокого холма, с которого открывался живописный вид на долину, заросшую лесом. Когда мы поднимались на машине вверх по дорожной ленточке, спирально уходившей ввысь, то меня охватило неясное тревожное чувство. Может быть, возросшее напряжение объяснялось необычной духотой для этих мест и грозой, повисшей в воздухе.

– Быть дождю, – сообщил я Питеру, аккуратно крутившему руль в разные стороны перед очередным крутым поворотом.

– Если ты прав, то пересидим дождь в часовне, – согласился Питер.

Мы едва успели припарковать машину возле Росслинской капеллы, даже не успев толком рассмотреть ее снаружи, как хлынул дождь. Точнее сказать, настоящий ливень обрушился на землю с потемневшего в считанные минуты неба.

Хлюпая по мгновенно образовавшимся на красной гаревой дорожке лужам, мы бросились под навес одной из арок. Затем, отыскав главный вход, мы вошли в часовню.

Она производила сильное впечатление своими массивными стенами, внушительных размеров колоннами, красивым убранством и оформлением внутри. Именно внутренний декор и бросился мне сразу в глаза. Когда я привык к приятному прохладному полумраку, царившему внутри часовни, то был немало изумлен многочисленными звездами, изображенными на потолке, вырезанными на стенах пирамидами, весьма напоминающими египетские, с выгравированными во многих местах тамплиеровскими крестами. Единственным явным христианским элементом в часовне являлись нововведения более поздних викторианских времен: разноцветные витражи и статуя мадонны с ребенком на руках.

Мое внимание привлекли многочисленные колонны внутри часовни. Я насчитал их четырнадцать совершенно одинаковых и два ручных столба, находящихся в противоположных углах храма.

Храма…

Я не оговорился. То, что я видел, будоражило в памяти какие-то смутные образы – меня не оставляло в покое ощущение, что я уже видел очень похожее, знакомое.

Но что?

Внутри часовни не было ни единой живой души. Она была пуста, как пустынно кладбище в полночь. Мы бродили с Питером из угла в угол часовни, рассматривая детали украшений и какое-то торжественное и необъяснимое чувство нарождалось у меня в груди.

Необъяснимое ликование, какое бывает у золотоискателя, тщетно ищущего драгоценный песок в устье реки с неизвестным ранее названием – Эльдорадо. И я никак не мог вразумительно сформулировать причины такого ликования. Мне казалось, что я присутствую при весьма важном моменте своего расследования.

– Могу ли я вам помочь? – позади меня раздался любезный и, одновременно, несколько тревожный голос.

Я резко обернулся.

Передо мной стояла миловидная женщина лет сорока-сорока пяти. В прошлом она была красива, но годы, увы, уже избороздили ее лоб морщинами. Ее глаза пытливо и настороженно смотрели на меня, словно пытались угадать, что от человека, зашедшего в часовню, можно ожидать.

Я улыбнулся самой любезной улыбкой, какую только имел в своем арсенале.

– Мы журналисты. Интересуемся церковной архитектурой.

Она мгновенно нахмурилась.

– Журналисты?

Мне показалось, что в ее голосе звучали враждебность и подозрительность одновременно. Я придал своему голосу такую приветливость, с какой капитан Кук обращался к туземцам только что открытых островов, пытаясь убедить их в благородности своих намерений.

– Да-да, журналисты, – торопливо сказал я. – Из телекомпании Си-Эн-Эн. Меня зовут Стив Маклин, а моего друга – я кивнул в сторону Питера, показавшегося из-за колонны, – Питер Арнетт.

Женщина вся внутренне подобралась, как перед выходом на тропу войны.

– Еще одни журналисты, – язвительно обронила она. – Как и те два сомнительных человека.

Я так и застыл на месте.

– Какие два человека?

– Ваши коллеги, – с плохо скрываемым недовольством сказала она. – Если я правильно запомнила, они заявили, что тоже работают в телекомпании Си-Эн-Эн.

– Наши коллеги? Из Си-Эн-Эн?

– Здесь были журналисты вчера вечером. Сказали, что они те самые двое, которые спаслись от террористов.

Я не смог удержаться от восклицания.

– Спаслись от террористов! Ты слышишь, Питер, – обратился я к моему другу, который уже подошел к нам и внимательно слушал разговор.